Анна Данилова - Волчья ягода
Иногда на эти вечеринки приглашались и те люди, которым предстояло сыграть с Анной в более смелую и опасную игру, но перед тем, как осуществить это, ей приходилось предлагать в качестве аванса свое тело. Как правило, это были представительные мужчины от сорока до шестидесяти лет, которые, прекрасно понимая, чего от них ждут, поначалу пытались вести себя с Анной грубо, как с вещью, но, когда знакомились поближе, резко меняли свое отношение к ней. Как ни странно, им было ПРИЯТНО находиться в постели с умной женщиной, способной в любой позе вести ироничные беседы, полные яда и сарказма, направленного, кстати, на них же самих. Не последнюю роль, конечно же, играла и привлекательная внешность Анны, ее стройное и гибкое тело, ее сексуальный опыт, который она успела приобрести за время, проведенное с Виком. Ее прежний любовник, Игорь, просто не успел дать ей в этом плане хорошее воспитание, поэтому наряду с иностранным языком и основами банковского дела приходилось учиться еще и этому.
Нагрузка была настолько сильной, как в интеллектуальном, так и в физическом плане, что, быть может, поэтому эта спальня и эта огромная кровать воспринимались ею как награда. Так приятно было забраться под одеяло, прижаться к Вику и почувствовать, как тепло разливается по телу, как обволакивает ее сладкая истома, граничащая подчас со сном… Это были самые блаженные минуты в ее жизни. Даже успехи в продвижении по службе не приносили ей столько настоящего наслаждения, как часы, проведенные в этой постели…
* * *Вик в ту ночь так и не явился. Анна, которая долгое время бродила по комнатам в поисках следов пребывания женщины и так ничего и не найдя, поужинала в одиночестве, предаваясь воспоминаниям, и даже выпила водки, помянув Пола Фермина. Она хотела позвонить Гаэлю, чтобы рассказать обо всем, что с ней произошло, и попросить, чтобы он прислал людей, которые бы забрали тело Фермина, но в последнюю минуту передумала, решив, что такие звонки лучше делать утром, на свежую голову. Быть может, это был самообман, потому что она все еще надеялась, что весь этот кошмар пригрезился, приснился, что ей предстоит пробуждение, и не где-нибудь, а на острове Мэн, в объятиях Гаэля…
Но наступило утро, и она проснулась на когда-то принадлежавшей ей кровати, а за окном было серое московское утро. Вик так и не пришел…
* * *«Я лежала и рассматривала потолок, в то время как самолет, который должен был отнести меня на своих крыльях в Лондон, улетел без меня… А у меня попросту не было сил подняться с постели.
Я была безнадежно больна. Почему безнадежно? Да потому что я потеряла всякую надежду на то, что мне хотя бы когда-нибудь будет лучше. Это была простуда или грипп, теперь это уже не имело никакого значения. Была высокая температура, но я не могла вызвать врача. Я ничего не знала о квартире, в которой находилась. Вполне возможно, что это была новая западня. И в голову снова поползли мысли о близкой смерти.
Я лежала, не нужная никому в этой квартире, в этом городе, в этой стране, и у меня не было даже сил позвонить Гаэлю. Я ждала часа, когда начну потеть, чтобы определить момент кризиса, после которого я или выживу, или умру. Время тянулось бесконечно долго, у меня был жар, мое тело словно подожгли изнутри… К тому же сильно болело горло. К этим моим несчастьям примешивались рези внизу живота, в котором словно кто-то ворочался с боку на бок из-за невозможности устроиться… Но я-то знала, что это такое, и старалась не обращать на это внимания. Поболит денька три-четыре и перестанет. Другой вопрос, где раздобыть гигиенические подушечки или хотя бы вату, чтобы пережить весь этот кошмар…
Ближе к вечеру, когда я совсем обессилела, мне показалось, что скрипнула входная дверь. Я вся напряглась, вглядываясь в темноту спальни, откуда хорошо просматривалась гостиная, чтобы увидеть входящего Вика…
Бледный луч, похожий на лунный, высветил на фоне белой, с матовыми стеклами двери тонкий девичий силуэт. Ну конечно, это пришла девушка Вика, и сейчас наконец-то я увижу и его…
Но ничего подобного не произошло. Девушка, закутанная во что-то прозрачное и светлое, вдруг повернулась в мою сторону и посмотрела, как мне показалось, прямо мне в глаза… Я вскрикнула и тотчас замолкла от подступившего кашля… Мое горло к тому времени уже представляло собой сплошную рану, я боялась глотнуть и оттягивала этот момент…
Это был призрак моей сестры, Милы. Она двигалась мне навстречу и протягивала ко мне руки. Она была красива, как бывают красивы покойники. Белое лицо, прозрачное тело, струящиеся по плечам волосы…
– Привет, сестричка… Как дела? Ты еще не забыла меня?
Я нашла в себе силы протянуть руку и включить лампу. Привидение сразу же исчезло, словно его и не было. Похоже, у меня начались галлюцинации, вызванные высокой температурой, а может, и общим психическим расстройством.
Время от времени мне хотелось плакать, и я пыталась, вызывая жалость к себе, выдавить хотя бы слезинку, но у меня лишь сдвигались к переносице брови, раздувались ноздри, а настоящего плача и, тем более, рыданий уже не было.
Коротать длинный вечер при свете было куда спокойнее, хотя почему-то временами начинало звенеть в ушах, словно внутри головы включали тихий моторчик…
Конечно же, после того, как мне уже во второй раз явился призрак сестры, я теперь думала только о ней. Я вспоминала нашу жизнь втроем в С. – Мила, я и Вик.
Мне сейчас трудно определить ту временную грань, которая отделила мою жизнь БЕЗ ВИКА от жизни С ВИКОМ. Потому что, исключая первые минуты моего неприязненного отношения к тогда еще неизвестному мне парню, явившемуся в наш дом в качестве сожителя Милы, его присутствие доставляло мне радость. Во-первых, у меня появилась возможность достаточно убедительно продемонстрировать всю ту разницу между мною и сестрой во всем, что касалось (во всяком случае поначалу) быта. Я всегда знала, что мужчина ценит в доме хорошую еду, чистоту и комфорт, а потому изо всех сил принялась просто-таки совращать вечно голодного и поэтому раздраженного Вика сытными обедами и ужинами. Причем я взяла с него слово, что Мила, которая пропадала где-то целыми днями, фотографируя для местных газет, и у которой вечно не было времени, чтобы что-нибудь приготовить для своего возлюбленного, никогда не узнает о наших совместных трапезах. И как ему было не держать своего слова, когда я просто купила его пельменями да борщами. Мила, возвращаясь поздно вечером продрогшая и тоже голодная, сначала подолгу отогревалась в ванне (Вик жил с нами с осени по весну, когда на улице было холодно, быть может, поэтому у меня в памяти они ОБА всегда мерзли), а уж потом, закутавшись в длинный, до пят теплый халат, сидевший мешком на ее хрупком теле, принималась поджаривать хлеб и варить кофе… И этим она собиралась насытить своего Вика! Я была в шоке и несколько раз пыталась поговорить с ней на эту тему. Я объясняла ей на пальцах, что Вик бросит ее, если она не перестанет вот так по-свински относиться к своим женским обязанностям, на что всегда получала приблизительно такой ответ: если бы ему не нравилось, он бы уже давно ушел, а если он такой голодный, то пускай обедает в городе, там полно дешевых кафе и столовых… И Вик, разумеется, уминал гренки с чашечкой кофе и даже делал вид, что ему нравится такой ужин. Оно и понятно – почему бы не подзаправиться во второй раз, тем более что не так давно с моей и Божьей помощью он съедал большой кусок мяса, полсковородки картошки и миску салата.
Я не знала, какие между ними были отношения и что связывало эту странную пару (странную, потому что я до сих пор не могу понять, как можно было вообще жить с моей сестрой – образчиком наплевательского отношения к мужчинам вообще и Вику, в частности), но, когда после ужина они запирались вдвоем в спальне, меня охватывало жесточайшее чувство обиды и досады прежде всего на самое себя. Я недоумевала, что движет мною и заставляет заботиться о Вике. Безусловно, он нравился мне как мужчина, и даже при том, что у меня был Игорь, сексуальные отношения с Виком могли бы только обогатить мою эмоциональную жизнь. Представьте себе, сколько новых чувств и переживаний испытали бы мы оба – Вик и я, – стань мы любовниками! Одно дело любить в открытую, как это было у него с моей сестрой, а совершенно другое – хранить подобные отношения в тайне! Я бы… точнее, МЫ обманывали бы эту худосочную мышь, как про себя называла я Милу! Эта мысль кружила мне голову… И дело тут не в моей порочности, а в той несправедливости, благодаря которой она пользовалась Виком, не имея на него, в сущности, никаких прав. Я больше чем уверена, что Вик решился на то, чтобы жить с ней, лишь из-за собственной бытовой неустроенности. Я знала, что до того, как перебраться к нам, он жил со своей матерью в крохотной комнатке, и когда его мать собралась выйти замуж, он начал подыскивать себе комнату… Тут-то на горизонте и появилась Мила с квартирой, нежным молодым телом и огромным желанием заиметь мужчину в собственность… Но ведь квартира принадлежала не только ей, стало быть, у меня на Вика были приблизительно такие же права (если не больше).
