Елена Михалкова - Улыбка пересмешника
Начало июня выдалось на редкость дождливым. Потоки воды словно пытались смыть стекла, чтобы ворваться в квартиру и устроить наводнение, город плыл, и отражения домов в лужах дробились и расплывались под натиском дождя.
Женщина, сидевшая в квартире Илюшина, вовсе не выглядела промокшей, в то время как Сергей Бабкин, появившийся за четверть часа до ее прихода, напоминал ньюфаундленда, только что вытащившего со дна реки нескольких неудачливых купальщиков. С порога он проворчал напарнику, что даже зонт его не спас, и он успел вымокнуть за ту минуту, что бежал от машины до подъезда. Теперь Бабкин сидел, погрузившись в кресло возле окна, и молча изучал посетительницу, предоставив ведение переговоров Илюшину.
Чуть выше среднего роста, прекрасного сложения, с русыми волосами, собранными в гладкую прическу, и широко расставленными глазами, она была бы красавицей, если бы не некая странность в ее правильном лице, которую Сергей никак не мог уловить. Глаза внимательные, серые, опушенные густыми ресницами. От нее оставалось противоречивое впечатление открытости и неуловимости одновременно, как от бабочки, которую можно рассмотреть, пока она сидит на цветке, но невозможно схватить.
– В основном, но не всегда, – мягко возразила клиентка, обращаясь к Макару. – Когда несколько лет назад вы работали по делу Элины Гольц, то знали, что девушка мертва. Это не помешало вам согласиться на расследование обстоятельств ее смерти[1].
Бабкин вскинул брови. Илюшин ничем не выразил своего удивления, но Виктория Венесборг сразу заработала несколько очков. То, что она навела о них справки, прежде чем приехать, говорило в ее пользу.
– Случай с Элиной отличался от вашего.
– Да, мое дело будет проще.
– Хорошо, – сдался Макар. – Я слушаю вас.
– С чего начать? – деловито осведомилась она.
– Начните с того, кого вы хотите найти и с какой целью.
– Последнее обязательно? – Она нахмурилась.
– Да. Мы не работаем вслепую. Если вы скажете неправду и на каком-то этапе это всплывет, мы немедленно прекращаем работу без возвращения аванса. Такое условие есть в договоре.
– Понятие всплывшей «неправды» можно трактовать очень широко!
– Боюсь, тут вам придется нам довериться. Мы не собираемся вас обманывать – это всего лишь страховка от того, чтобы нас использовали «втемную».
Виктория подумала немного, откровенно рассматривая Илюшина, и кивнула.
– У моего бывшего мужа был друг, долгое время сидевший в тюрьме за убийство, – начала она и покосилась на Бабкина, успевшего достать блокнот и сделать несколько пометок. – Сеня Головлев. Я была знакома с ним недолго, но он успел мне понравиться и я ему, кажется, тоже. Спустя полгода после того, как Сеня вышел из тюрьмы, он бесследно исчез и через какое-то время был признан умершим. Тело его так и не нашли.
Она замолчала.
– Что-то еще? – вежливо поинтересовался Макар, понимая, что с такими вводными работать по делу безнадежно.
– Я знаю, кто его убил. Это сделал мой муж.
– Вы были свидетельницей преступления?
– Нет, но я знаю, о чем говорю. Поверьте мне.
В ее голосе звучала такая убежденность, что Илюшин с Бабкиным переглянулись. Она заметила взгляды, но истолковала их по-своему:
– Вы считаете меня сумасшедшей?
– Нет. – Макар отрицательно качнул головой. – Продолжайте, пожалуйста.
– В те выходные мой муж и Сеня отправились на рыбалку. Они иногда выбирались вместе – еще до того, как Головлев оказался в тюрьме, я знаю это от мужа. Поехали на несколько дней, но с рыбалки Кирилл вернулся один. Потом он утверждал, что оставил Сеню возле шалаша, живого и невредимого, но я совершенно уверена, что это не так. Он его убил, а труп спрятал. Никто не стал заниматься поисками бывшего уголовника, и дело благополучно закрыли.
– Зачем вашему мужу понадобилось убивать приятеля? – подал голос Бабкин.
– Этого я не знаю. Дело в том, что в те годы я была значительно моложе и глупее, чем сейчас, и не поняла, что произошло. Как и все, я считала, что Головлев пропал без вести. К тому же я беспрекословно верила мужу. Только много лет спустя, когда я поняла, что Кирилл – жесткое, беспринципное, изобретательное существо, воображаемая картина произошедшего стала заменяться реальной. Я вспомнила мелкие подробности, которые по одной ничего не значат, но все вместе складываются в убедительную картину.
– Например?
– Это невозможно рассказать. Знаете, я хорошо запомнила вот какой момент: утром накануне их отъезда я подкрашивалась перед зеркалом и сказала Кириллу, что по их возвращении приглашу Сеню на пироги. Он ответил: «Само собой! – и добавил: – Сенька любит с рыбой, порадуешь его». И улыбнулся. Я видела его отражение, хотя муж стоял ко мне спиной – напротив него была стеклянная дверь. Даже тогда мне стало не по себе от его улыбки. Это был оскал хищника. Сейчас я вспоминаю его улыбку и понимаю, что она лучше всего остального говорила о том, что мой муж собирается сделать. Но ведь это смешно называть доказательством, не так ли?
– Смешно, – согласился Бабкин. – Что-нибудь еще?
– Ничего, что было бы важнее той улыбки. Все остальное в том же роде.
– Зачем вашему мужу понадобилось убивать приятеля? – повторил Бабкин.
– Я не знаю. Это вам придется выяснить. Нет-нет! – Она подняла руку, видя, что Илюшин собирается что-то сказать. – Я отдаю себе отчет в том, что моя задача кажется невыполнимой. Сначала дослушайте до конца, потом принимайте решение. Хорошо?
Макар кивнул.
– Так вот, я ничего не знаю об отношениях моего мужа и Сени. Но зато знаю, где он спрятал тело.
– Тогда зачем вам мы? – не удержался Бабкин.
– Потому что я не собираюсь бегать с лопатой по лесу площадью полтора квадратных километра, – невозмутимо ответила женщина.
– Значит, вы уверены, что тело в лесу?
– Да. Дело в том, что еще до выхода Головлева из тюрьмы мой муж однажды взял меня с собой на рыбалку и показал место, где они с Сенькой устроили шалаш. Это в трехстах километрах от Москвы, возле крошечной деревушки, на одном из притоков Волги. Посреди него есть небольшой остров, добраться до которого можно только на лодке, да и то нелегко – река неширокая, но течение очень быстрое, и даже встречаются места, где лодку кружит, будто в водовороте. Сам остров густо зарос ивами и соснами, и там Сеня с Кириллом когда-то соорудили шалаш – настоящий, не подростковый. Это было их убежище. Думаю, муж пожалел, что отвез меня туда, потому что раньше о шалаше знали только они одни: жители из деревни вряд ли перебирались на остров, да там почти никто и не живет. Как бы то ни было, после он никогда не звал меня на рыбалку и не вспоминал о том, что мы приезжали туда, словно надеялся, что от его молчания и я все забуду.
Мой бывший муж хитер и злобен. Они наверняка приехали на свое обычное место и даже, наверное, пару дней рыбачили. Но потом он убил Сеню и спрятал его тело, а раз они были на острове, значит, он его там закопал – других вариантов нет.
– Утопил, – Бабкин пожал плечами.
– Нет. Кирилл слишком осторожен. Тело могло всплыть, его могли увидеть случайные ныряльщики – ничего нельзя исключать. В конце концов, они могли оказаться не единственными рыбаками в тех местах. Нет, я уверена, что он его закопал.
– Сколько лет назад все случилось?
– Восемь.
– За это время труп истлел до костей. Его съели черви.
– Пускай. Пускай будут кости. Я сделаю все необходимые экспертизы и докажу, что мой муж виновен в Сениной гибели. После насильственной смерти на трупе должны остаться следы.
– Один вопрос... – протянул Макар. – Зачем? Допустим, вы действительно правы, и труп приятеля вашего мужа не уплыл по реке, а лежит в земле под ивами. Вы настолько тепло относились к Сене, что хотите покарать убийцу?
Она негромко рассмеялась, откинув голову назад.
– Полагаете, я собираюсь шантажировать бывшего мужа? Ошибаетесь, Макар Андреевич. Иначе я бы не заводила речь об экспертизе. Нет, я хочу...
Клиентка вдруг замолчала и прикрыла глаза. Лицо ее приобрело спокойное, почти умиротворенное выражение. В ту секунду, когда Бабкин повернулся к Илюшину, она открыла глаза и сказала, словно и не замолкала:
– ... уничтожить его. Поверьте, у меня на то есть свои причины. Я не собираюсь нарушать закон. Мой муж – убийца, и я хочу, чтобы он сидел в тюрьме. Это сокрушит его. От такого удара он не оправится.
Илюшин внимательно смотрел на нее. Несмотря на некоторые странности, госпожа Венесборг не походила на сумасшедшую. Скорее наоборот – она походила на очень, очень здравомыслящего человека. Пожалуй, ему было бы приятнее с ней общаться, если бы в ней оказалось поменьше здравомыслия. Оно представлялось чем-то сродни программе, заложенной в робота.
– Полтора квадратных километра? – хмуро произнес Бабкин, оценив молчание напарника как готовность согласиться. – Как вы себе это представляете?
