Полина Дашкова - Херувим (Том 1)
— В четырнадцать лет курить рано, — холодно отчеканила Юлия Николаевна, — все, Шура, иди, готовься к контрольной.
— Ну мам!
— Я сказала, все!
Шура поплелась в комнату, нарочно волоча ноги и громко шаркая тапками. Оставшись одна, Юля включила магнитофон, в котором уже стояла кассета Луи Армстронга, приглушила звук, сварила себе крепкий кофе, точно так же, как Шура, съела котлету прямо со сковородки, покурила, отправилась в свою комнату и включила компьютер.
Совершенно не стоило садиться работать после такого тяжелого дня, но Юле очень хотелось подготовить и распечатать на принтере для Анжелы Болдянко наброски того обаятельного образа, который можно слепить из сегодняшнего печального безобразия.
Она не заметила, как пролетело больше трех часов. Ей удалось наконец смоделировать лицо, показавшееся ей более всего похожим на прежнее, настоящее лицо Анжелы. Она включила принтер, но тут с монитора исчезло все, что должно мигать и двигаться.
Юля решила не паниковать, отправилась покурить на кухню, сварила себе еще кофе. Вернувшись к компьютеру, обнаружила все ту же мертвую неподвижность. Компьютер подло завис. Тошибовский красавец ноутбук, купленный месяц назад за четыре тысячи долларов, впал в кому. Монитор мерцал сизым мертвенным светом, при нажатии кнопок раздавался истерический писк.
Был четвертый час ночи. Оставалось смириться и лечь спать.
Юля обозвала компьютер мерзавцем, вырубила его окончательно и отправилась в душ. Сквозь шум воды до нее донесся телефонный звонок. Иногда ей звонили ночами из клиники, если у кого-то из ее больных начинались острые осложнения и дежурный врач не мог без нее обойтись. Но такое случалось крайне редко. Она закуталась в халат и прошлепала босиком на кухню, оставляя мокрые следы на полу.
— Да, я слушаю.
— Юлия Николаевна, извините за столь поздний звонок. Вы будете оперировать Анжелу?
— Кто вы такой?
— Я ее продюсер. Меня зовут Геннадий Александрович. Я просто хотел с вами познакомиться.
— Откуда у вас мой домашний телефон?
— Я еще раз прошу прощения, — голос в трубке был мягким и вежливым, — как вам кажется, вы сумеете вернуть Анжеле лицо?
— Послушайте, Геннадий Александрович, почему вы звоните мне домой в такое время? Можно прийти в клинику днем и я отвечу на все ваши вопросы.
В трубке неприятно усмехнулись и произнесли вежливо, очень медленно, почти по слогам:
— Не нервничайте, Юлия Николаевна. Работайте спокойно. Старайтесь не отвлекаться.
— Прошу вас больше меня не беспокоить, — точно таким же тоном отчеканила Юля и добавила. — По крайней мере дома и в столь неурочное время.
— Я постараюсь, — смиренно пообещал собеседник, — но все будет зависеть от вас, Юлия Николаевна. Прежде всего прошу вас не вступать в контакт с журналистами. Анжела — звезда, и журналистов вокруг нее крутится много. Не надо отвечать на их вопросы. Не надо вообще ни с кем ничего обсуждать. За ваше молчание вы получите дополнительное вознаграждение, независимо от результатов операции. Надеюсь, вы хорошо меня поняли. Спасибо вам, Юлия Николаевна. Всего доброго. — В трубке зазвучали короткие гудки.
Юля вернулась в ванную. Ее сильно знобило и озноб не проходил даже под горячим душем. Нехорошо звонить врачу домой в половине четвертого утра. Крайне неприятно, что звонивший имел возможность раздобыть ее домашний телефон. Но главное, ей открыто угрожали.
«Я не буду оперировать певичку! — сказала она себе, вылезая из душа и растираясь полотенцем. — Я завтра же откажусь. Зачем мне это надо, в конце концов?!»
* * *Настал торжественный момент, когда доктор Аванесов и сестра Катя подняли майора Логинова и поставили на костыли. Обливаясь ледяным потом, он сделал три шага по палате. С тех пор каждый день он делал на один, на два шага больше.
Однажды вечером к нему явился посетитель, высокий, худой, подтянутый по-военному человек с приятным лицом и холодными глазами за стеклами очков в тонкой дорогой оправе. Он представился психологом, заявил, что будет проводить с ним индивидуальный курс психологической реабилитации. Звали его Михаил Евгеньевич. Он долго, подробно расспрашивал о самочувствии, интересовался, хорошо ли Сергей спит, не мучают ли кошмары, нет ли признаков депрессии.
— Вы отказались от обезболивающих препаратов. Почему?
— Не хочу подсесть на иглу.
— Но после хирургических операций всем дают обезболивающие и далеко не каждый становится наркоманом. Или у вас есть какие-то особые причины? Вы уже попадали в наркотическую зависимость?
— Бог миловал.
— Тогда почему? Ведь вам очень больно.
— Я лучше потерплю.
— Боль не мешает вам спать?
— Я уже сказал, что сплю отлично.
— Вы помните, как попали сюда?
— Смутно.
— Можете хоть что-то рассказать?
— Лампы. Длинные лампы на потолке. Меня везли на каталке из операционной, и я думал, это был тот самый туннель, который описывают люди, пережившие клиническую смерть. Я был уверен, что умер и не сразу понял, что жив.
— А до этого?
— До этого была операция. Гениальный доктор Гамлет Рубенович Аванесов спасал мои ноги. Интракортикальная трансплантация.
— Замечательно, — кивнул психолог, — я вижу, с памятью у вас все в порядке. Давайте попробуем вместе восстановить ход событий, с самого начала. Ваше имя, фамилия, год и место рождения, звание?
— Логинов Сергей Александрович, родился в Москве, пятого января 1964 года. Майор Российской армии.
— Немного конкретней, пожалуйста.
— ГРУ, — тихо рявкнул Сергей.
— Хорошо. Где воевали?
— Афганистан, Таджикистан, Чечня.
В палате повисла тишина. Стало слышно, как за окном шепчется мокрая хвоя и стучит мелкий ледяной дождь по карнизу, кажется, первый дождь после зимы.
— Значит, это вы помните, — откашлявшись, проговорил наконец посетитель, — в таком случае должны помнить все остальное. Скажите, при каких обстоятельствах вы попали в плен к чеченским боевикам?
— А я был в плену у боевиков?
— Нет. Вы отдыхали на Канарах в пятизвездочном отеле, — опять последовала пауза.
Сергей успел заметить, что его собеседник — большой любитель многозначительных долгих пауз. С такими людьми беседовать неприятно, все время кажется, они подозревают тебя во вранье или пытаются получить от тебя что-то, чего ты дать не можешь и не хочешь. Тишина длилась минут пять, не меньше. Сергей почти уснул, когда послышался вялый, глухой голос Михаила Евгеньевича:
— Ваш отряд был заброшен в район села Ассалах. Вы должны были захватить командира боевиков Исмаилова, но угодили в ловушку. Расскажите подробно, как это произошло.
— Послушайте, ведь вы представились психологом, вам надо меня психологически реабилитировать, а не допрашивать, — заметил Сергей, — операция была засекречена, мы с вами из разных ведомств. Зачем вам, психологу, чужие секреты?
— Ладно, я вижу вы устали и раздражены. Мы вернемся к этому разговору, когда вы будете чувствовать себя лучше. — Михаил Евгеньевич поднялся и взглянул сверху вниз. Глаза его все так же не выражали ничего, кроме ледяного настороженного внимания. На миг почудилось, что это не живые человеческие глаза, а какие-то хитрые приборы, вмонтированные в глазницы и прикрытые стеклами очков. — Отдыхайте, майор, не мучайтесь сомнениями и лишними вопросами. Радуйтесь, что выжили и не превратились в беспомощного калеку. Вам здорово повезло. Сейчас вам надо восстанавливать силы. Впереди очень много дел. Всего доброго. Поправляйтесь.
* * *Ровно в двенадцать Анжела скромно постучала в кабинет доктора Тихорецкой. На ней были все тот же черный платок и очки. Юлия Николаевна холодно поздоровалась. Анжела не стала садиться, сняла очки и подошла к большому зеркалу.
— Это же надо быть такой кретинкой, — произнесла она, внимательно себя разглядывая, — дома я поснимала все зеркала, а те, что снять нельзя, залила пшикалкой с краской. Получилось красиво, что-то вроде абстрактной живописи. Во всяком случае, приятней смотреть, чем на себя. Но каждый раз, когда я вижу зеркало, мне кажется — вдруг там мое настоящее, прежнее лицо? Вдруг мне весь этот кошмар приснился? Раньше я себя разглядывала по сто раз в день. Могла страдать из-за прыщика или маленькой родинки. Кретинка, — она стянула платок с головы, отошла от зеркала и уселась на стул.
— Анжела, мне звонил твой продюсер, — тихо сказала Юлия Николаевна.
— Да? И чего? — Анжела рассеянно накрутила на палец уголок платка.
— Он звонил мне домой в половине четвертого ночи, — уточнила Юля.
— Кто, Генка?! — Певица тут же вскочила, платок и очки упали на пол. — Очень интересно. И что он вам сказал?
— Он требовал, чтобы я не общалась с журналистами и ни с кем не обсуждала ваши проблемы. Знаете, Анжела, я боюсь, вам придется обратиться к другому врачу.
