Юлия Вознесенская - Русалка в бассейне
– Нет, не боюсь. Но в ее доме живет дорогой мне человек, и я не сделаю ничего такого, что могло бы уронить меня в его глазах.
– Вы говорите о бабушке Нине? – мягко спросила Апраксина.
– Да, о ней.
– Погоди, Авива! – сказала Лия и тут же быстро заговорила на иврите. Анна внимательно ее слушала, хмуря густые, сросшиеся на переносице брови. Когда Лия закончила, она повернулась к Апраксиной и Миллеру.
– Так речь действительно идет о расследовании убийства?
– Да, именно так.
– Можете назначить время для беседы в полиции: я приеду к вам, и вы сможете задать мне свои вопросы.
– Простите, Анна, но обстоятельства складываются таким образом, что лучше нам побеседовать прямо сегодня, не откладывая, – сказала Апраксина. – Мы должны как можно скорее найти убийцу.
– Понимаю. Хорошо, я готова ехать с вами в полицию сейчас, – вздохнув, сказала девушка.
– В этом нет необходимости, – сказала Апраксина. – Мы поедем ко мне домой и поговорим в спокойной обстановке.
– А вы случайно не частный детектив? – спросила Анна, подозрительно оглядывая Апраксину.
– Ни в коем случае! Я официально сотрудничаю с полицией, когда преступление связано или может быть связано с русскими эмигрантами. «Консультант и переводчик» – так называется моя внештатная должность.
– А зачем это нам ехать непременно к вам домой? Я должна ехать в Блаукирхен, завтра с обеда я должна сменить сиделку.
– Вы успеете. Я живу возле самого съезда на автобан № 8, что ведет к Блаукирхену.
– Все равно не понимаю, зачем…
– Но ведь нам нужно еще как-то устроить вашу бездомную и безработную сестру? Мы попробуем это сделать.
– А вот за это – спасибо! Поехали! – Она подхватила свою дорожную сумку и первой направилась к выходу из терминала.
На Будапештской улице Апраксина усадила гостей под большим каштаном в саду. Все сидели в плетеных креслах вокруг садового стола с мраморной столешницей. Инспектор вынул из портфеля блокнот и приготовился к допросу.
Анна-Авива сразу же его предупредила:
– Я буду говорить лишь о том, что может иметь отношение к погибшей девушке. Хотя я очень сомневаюсь, что могу о ней что-то на самом деле знать.
– А мы начнем с того, что покажем вам ее фотографию, – успокоил ее инспектор. – Вот, взгляните!
Анна взяла в руки фотографию и стала внимательно ее рассматривать.
– Это что, в самом деле труп? – спросила она удивленно.
– Да. Фотография сделана после того, как девушку извлекли из пруда. А что вас так удивило?
– Что удивило? Видите ли, я повидала немало трупов, когда служила в израильской армии, и у них, знаете ли, был совсем другой вид. Дело не в том, что у нее широко открыты глаза – многие жертвы терактов не успевали закрыть глаз. Просто у нее такое спокойное лицо, будто она просто лежит на травке и балдеет на солнышке, глядя в небо… Она что, не сопротивлялась убийце?
– Нет. Во всяком случае, следов такого сопротивления эксперты не обнаружили. Так вы знаете эту девушку?
– Нет, я ее не знаю. И никогда в доме княгини Махарадзе не встречала никакой похожей на нее девушки. Кстати, а почему вы связали ее с домом княгини, если это не полицейский секрет?
– Да нет, вовсе не секрет, – сказала графиня, подавая Анне копию объявления из «Русской мысли», – в кармане ее брюк мы нашли вот это.
– А вот это мне знакомо! – сказала Анна и улыбнулась. – Именно по этому объявлению я и устроилась на работу к княгине Махарадзе. Или это было другое объявление, но похожего содержания.
– Оно было опубликовано в «Русской мысли» 12 мая 1987 года.
– А, ну тогда это то самое объявление! Я приехала в Германию в апреле 87-го и искала какую-нибудь работу – вот оно мне и попалось на глаза. Я тут же написала письмо в «Русскую мысль» и в ответ получила приглашение приехать в Блаукирхен в определенный день для знакомства. Мы вроде бы сразу понравились друг другу…
– Вы говорите о княгине Кето Махарадзе? – быстро спросила Апраксина.
– Нет, о старой княгине, о бабушке Нине: ведь это для нее искали сиделку.
– А вы случайно не помните, вырезали вы тогда объявление из газеты или нет?
– Не помню… Хотя, подождите! Я купила газету на Главном вокзале… Наверняка я либо вырвала целиком страницу с объявлениями, либо оторвала часть газетного листа с ним.
– Вы не вырезали его ножницами?
– Я не имею привычки носить с собой маникюрный прибор с ножницами. Да я и маникюр себе никогда не делаю! – В доказательство Анна показала графине свою руку с широкой ладонью и крепкими пальцами с коротко обрезанными ногтями; на безымянном пальце у нее был крупный серебряный перстень с опалом.
– Какой красивый у вас перстень! – заметила Апраксина.
– Подарок бабушки Нины, – гордо сказала Анна, полюбовалась перстнем и убрала руку. Но Апраксиной показалось, что по лицу Анны скользнула какая-то тень.
– Теперь расскажите нам, на каких условиях вы начали работу в доме княгини Махарадзе.
Анна нахмурилась.
– Это что, имеет непосредственное отношение к убитой девушке?
– Возможно, да, а возможно, и нет, – сказал инспектор. – Но мы надеемся на честный и откровенный ответ.
– В таком случае я подожду, пока вы мне точно не скажете, что этот дом имеет непосредственное отношение к убийству, – тогда и поговорим. Хоть я и сиделка, можно сказать, прислуга, но я живу в доме уже несколько лет и не сделаю ничего, что может повредить хозяевам.
– А может? – проникновенно спросила Апраксина.
– Вы о чем?
– О том, что вы знаете о хозяевах что-то такое, что может заинтересовать полицию.
– Возможно, да, а возможно, и нет, – повторила девушка ранее сказанные слова инспектора. – Задавайте ваши вопросы о деле – получите ответы, а уж делать выводы будете сами. Это ведь ваша работа, или нет?
– Так вы, значит, служили в израильской армии, – сказала Апраксина.
– Да. Служила. В Израиле существует воинская обязанность и для девушек. Что, это до сих пор заметно?
– Что-то такое есть, – неопределенно ответила графиня, а про себя подумала: «У тебя, девушка, характер солдатский: раз-два и отрезала! Но при этом ты, милая, и сама не заметила, что сказала больше, чем хотела». И тут же Апраксина повернулась к инспектору: – Я думаю, мы не будем требовать от Анны, чтобы она поступалась своими принципами. В сущности, она сказала нам все, что имеет отношение к объявлению в «Русской мысли», не так ли, инспектор?
Инспектор Миллер понял, что допрос надо заканчивать, поднялся и поспешил откланяться. Проводив его до калитки, Апраксина вернулась под каштан и предложила девушкам еще посидеть в саду, пока она приготовит для всех обед.
– Вы ведь не должны сегодня же явиться в дом княгини? – спросила она.
– Нет. Я же говорила: моя работа начнется только завтра.
– Ну так проведите этот день у меня в гостях вместе с вашей сестрой! Я вас приглашаю!
– Хорошо, мы принимаем ваше приглашение. Хотя вообще-то я хотела бы сходить в храм на вечернюю службу. Когда я с бабушкой Ниной, мне это не всегда удается.
– Вы имеете в виду русский православный храм? Храм на Линкольнштрассе или другой?
– Да, храм Новомучеников Российских.
– Так это совсем близко отсюда! Я вас свезу туда на машине.
– О, это было бы прекрасно! У меня подарки из монастыря для владыки Марка и для нашей старосты Юлии Алексеевны.
– Понятно, вас просили доставить подарки с оказией. А я уж подумала, что вы прихожанка нашего храма…
– Так оно и есть, ведь я православная. В этом и причина того, что мне пришлось уехать из Израиля. Я ходила, конечно, на службы в Гефсиманский монастырь, но вот покреститься я там не могла, чтобы не подводить монахинь. Меня крестил уже здесь владыка Марк.
– А вас, Лия, не смущает, что Анна стала православной?
– Мы не ведем с сестрой религиозных войн, если вы об этом.
– Похвально. Хорошо, девушки! Теперь отдыхайте, а я пойду возиться на кухню.
– Мы вам поможем! – сразу же вызвалась Лия.
– Нет-нет, ни в коем случае! – притворно испугалась Апраксина. – У вас ведь, Лия, нет разрешения на работу! Вы представляете, что мне скажет инспектор, если узнает, что я использовала вас на своей кухне «по-черному»?
– А что он скажет, если узнает, что вы готовили обед двум великовозрастным девицам? – спросила Анна и поднялась с кресла. – Показывайте, где у вас кухня!
Втроем они быстро и ловко почистили и нарезали овощи и поставили их тушиться в духовку. В ожидании обеда вернулись под каштан и продолжили беседу:
– Поскольку, девушки, вы не хотите говорить о доме княгини Нины Махарадзе и о порядках в нем, может быть, вы расскажете мне о старой княгине, о бабушке Нине? У меня сложилось впечатление, что она вам обеим очень нравится.
– О, бабушка Нина! – воскликнула Лия. – Это особенный человек! Это уникум!
– Ей через две недели исполнится ровно сто лет! – перебила ее Анна. – Я везу для нее подарок, которому она очень обрадуется: написанную на Елеоне икону святой равноапостольной княгини Нины, ее небесной покровительницы. А освятила я ее на Гробе Господнем!
