Сценарии судьбы Тонечки Морозовой - Татьяна Витальевна Устинова
Тут он удивился:
– А что, такое есть?
Тонечка покивала:
– Не знаю, может, в Нижнем тоже есть, а в Москве точно!
– В Москве квартиру-то не дадут, – рассудительно сказал Родион. – А здесь дадут, если тут родной дядька. Только он в участке… Слушай, а пес? У него же там пес! Один! Без еды!
– К нему Александр Наумович должен съездить и покормить. Не переживай.
Они въехали совсем в другой город – заводской, рабочий, где много труб, заборов, переездов через узкоколейку, где на автобусных остановках толпились люди, у которых закончился рабочий день. Все спешили домой.
Это была словно картинка из кино про прежнюю жизнь, когда существовало понятие «общего дела», и это было важно и нужно, когда на работу и с работы ходили отчасти с гордостью – мы строим нечто важное и нужное и вскоре уже построим.
…Ничего не построили, даже то, что уже было построено, развалилось и погибло, но здесь, вблизи Сормовского завода, по-прежнему чувствовалась энергичная, живая жизнь, принадлежность всех людей «общему делу»…
Заводские постройки красного кирпича кое-где были совсем заброшенными, а где-то подновленными, бодрыми, в окнах синий фабричный свет.
– Тут че, правда корабли строят? – вдруг спросил Родион с недоверием. – И подлодки?
– Эх, парень! – таксист обернулся к нему на мгновение. – Ничего-то вы, молодые, теперь не понимаете! Такой завод был! Вот мы едем, это все территория была, сейчас половина только осталась. Да и то хорошо – живет, работает! Летом на воду такой прогулочный корабль спустили! Он когда с ходовых испытаний шел, мы специально на тот берег поехали, в бинокль смотрели. Махина!..
– Вот не зря дядя Саша говорит, что нужно читать книжки и учить историю, – встряла Тонечка. Она никогда не упускала подходящий момент для воспитания подростков! – Ведь гораздо интересней жить, когда много знаешь!.. Сразу все по-другому видишь!..
Музей Сормовского завода размещался в двухэтажном доме, стоящем как-то наособицу, не в ряду других домов, а словно в небольшом скверике. Заходить в него нужно было почему-то с заднего крыльца.
Возле тяжелой двери был пристроен чугунный якорь на неправдоподобно большой цепи.
– Зачем они такие здоровые? – спросил Родион.
– Вот и спроси.
Тонечка нажала латунную пупочку звонка – дверь была заперта – и прислушалась. Подождала и еще раз нажала. Родион перчаткой отряхивал с якоря снег.
– Зачем ты на штаны метешь? Мети в сторону!
Тут в замке щелкнуло, дверь немного подалась, Тонечка потянула ее на себя и зашла. Родион следом.
Прямо перед ними оказалась лестница, и холодно здесь было, почти как на улице.
Они поднимались по второму маршу, когда на площадке появился человек.
– Добрый вечер, – сказал он негромко.
– Здрасте, – тяжело дыша от восхождения, проговорила Тонечка, улыбнулась куда-то вверх и добавила: – Лестницы – враг панды.
Кажется, человеку это понравилось, потому что он сделал шаг навстречу.
– Проходите.
С площадки они зашли в небольшое помещение, где стояли несколько книжных шкафов, с правой стороны доска с фотографиями сердитых мужчин, а с левой – короткий коридорчик и еще одна дверь.
– Музей на ремонте, – сообщил человек, пока Тонечка оглядывалась. – Это черный ход.
– А это кто? – вылез мальчишка. – На портретах?
– Все директора нашего завода, начиная с самого первого.
– Чего-то больно много!
Человек вздохнул и представился:
– Григорий Александрович Самгин.
– Антонина Герман, – выпалила Тонечка. – А это Родион. Поздоровайся по-человечески!
Родион болтнулся всем телом, изобразив поклон. Видимо, он считал, что здоровается по-человечески.
– Пройдем в кабинет?
Он пошел через комнаты, зажигая по дороге свет.
Со всех сторон на них смотрели люди со старых фотографий, детали машин, части механизмов, модели катеров и пароходов, даже снятая рубка подводной лодки, на которой белыми буквами было выведено С-13, даже водолазный скафандр с круглым шлемом и латунными заклепками!.. За стеклом лежали кованые детали, компасы, книги и схемы.
– Я же говорила, что здесь страшно интересно! – втолковывала Тонечка Родиону. Щеки у нее горели, свежая прическа почти расстроилась, и она опять стала прежней, на взгляд Родиона – прекрасной.
– Вы у нас бывали?
– Нет, никогда! Но мне очень хотелось!..
Директорский кабинет располагался слева от самого большого зала, где, судя по всему, были собраны предметы и документы военного времени.
Кабинет оказался не совсем кабинетом – здесь было много витрин с моделями подводных лодок, шкафов, полных книг и переплетенных газетных подборок, несколько картин, очень неплохих, Родион сразу подошел и уставился.
И письменный стол у директора был знатный: громоздкий, с выпуклыми тумбочками и слоновьими ногами. Стол был покрыт зеленым сукном, на нем масса штучек – чернильный прибор с пресс-папье, бювар бордовой кожи с тиснением, малахитовый стакан для карандашей, искусно выполненная модель парохода «Максим Горький» с золотыми буквами по борту.
– Как здорово! – Тонечка разглядывала модель.
– Он выполнен в точности по эскизам, – поделился директор. – А вообще это стол моего отца. Он был когда-то директором завода «Красное Сормово». Когда на пенсию вышел, стол отдали мне.
Тонечка покрутила головой от восторга.
– Присаживайтесь. – Директор отодвинул перед ней кожаное кресло. – Раздеваться не советую, у нас холодно, батареи перед ремонтом отключили. О чем вы хотите со мной поговорить? Нина сказала, вам срочно.
Тут вдруг Тонечка – голова садовая! – сообразила, что говорить при мальчишке она ни о чем не сможет!..
– Можно, Родион пока в том зале макеты посмотрит?
Директор пожал плечами:
– Ну, разумеется, – и пропустил мальчишку в дверь. – Итак?
– Вы знаете Лену Пантелееву? – сразу же бухнула Тонечка. – Она жена Кондрата Ермолаева, а его вы уж точно знаете, потому что дружили с его сестрой Зосей.
Тут она вдруг сообразила, что дала маху не только потому, что притащила Родиона с собой! Она дала просто грандиозного маху! Ведь если этот самый Григорий Самгин знал Зосю и был в нее влюблен, вполне может статься, что Родион – его сын!..
…Щеки у нее запылали еще больше.
Как вести разговор дальше – она не знала.
Директор музея обошел свой великолепный стол и сел напротив Тонечки в точно такое же кресло. Теперь они почти касались друг друга коленями, и это очень мешало. Посмотреть ему в лицо она боялась – вдруг окажется, что они с Родионом похожи?..
– Кондрата я знаю, конечно, – проговорил Григорий медленно. – И сестру его… да, знал.
Тонечка перевела дыхание. Она сильно волновалась.
– Почему он вас интересует, этот человек?
Ей не понравилось, что Григорий Самгин назвал Кондрата «этот человек».
– Видите ли, – зачастила она, – Кондрат старый друг моего мужа. Они много лет не виделись. Когда мы приехали, произошло недоразумение, и Лена, его жена, пропала. Мне нужно ее найти.
Директор музея опять помолчал. Вообще
