Картахена (2-е изд.) - Лена Элтанг

Не стоило, право, так стараться, он бы и так пошел с ней наверх. За шесть дней одиночество и дождь размыли в нем разум, а местное вино завершило дело. Траяно качалось в нем, как море во внутреннем ухе, когда сойдешь с корабля на сушу после долгой болтанки. Его способность собирать слова в предложения размокла и отяжелела, будто забытое белье под дождем. Пора уезжать, подумал он и повернул голову на подушке:

— Ты ведь читала мою книгу? Где ты ее взяла?

Виви промолчала, скосив на него глаза, перепачканные сурьмой.

— Распечатала чужую посылку?

— Распечатала. Увидела твое имя и не удержалась. Петры все равно не было в деревне, а ее мать никогда не забирает почту из ящика.

— Сказать по правде, я рад, что ты взяла эту книгу. Хоть кто-то прочел, и то спасибо. А почему положила обратно?

— Просто вернула адресату. Лучше расскажи, как ты меня узнал. Меня никто из местных не узнает.

Девушка лежала плоско, будто лист рисовой бумаги, отбросив простыни, он разглядел мелкий розовый шрам на животе, похожий на морскую ракушку.

— Ты показала мне Паолу, и стало ясно, что ты читала роман. При этом ты была уверена, что автор именно я, хотя на правах, оставленных в полиции, стоит другое имя. Из этого следует, что мы виделись раньше, в «Бриатико». И еще веснушки.

— Я всегда знала, что ты не англичанин.

— Ладно, я не англичанин.

— А зачем ты вернулся в Траяно?

— Делаю вид, что пишу роман. Пытаюсь найти синерукого джамбля. Сегодня я раздобыл его текст, прочел пару страниц и буду читать дальше.

— И что ты станешь делать, когда найдешь его? — Ее глаза следили за вращением лопастей вентилятора, подвешенного здесь, должно быть, во времена королевства Обеих Сицилий.

— Ничего. Просто писательское любопытство. Или зависть. Я бы много отдал, чтобы написать такой дневник.

Сурьма размазалась, думал Маркус, разглядывая почтальоншу, румяна стерлись, весь итальянский грим остался на простынях. Ловко она меня разыграла, ловко и безжалостно. Виви не из тех женщин, что оставляют свое лицо в памяти, будто оттиск на восковой дощечке. Но я ее запомню.

— Джамбли водятся повсюду, — сказал он, выбираясь из постели и подходя к умывальнику, спрятанному за ширмой, — только их трудно разглядеть. Это новая порода людей, именно порода, а не поколение. Их всегда принимают за кого-то другого, и это их вполне устраивает.

— Меня бы тоже устроило. — Она зевнула и потянулась. — Полотенце слева от тебя, синее.

— Все, что я знаю об этом человеке, — это сетевой ник и несколько биографических крошек. Завтра посмотрим, куда эти крошки меня приведут.

— Крошки, ники. Детский лепет какой-то.

— Ты права. — Он плеснул себе в лицо холодной водой, растерся полотенцем и повесил его на ширму. — Дети бывают отвратительно жестоки, и джамбли тоже. Их послушать, так люди не погибают, они исчезают, softly and suddenly… как это по-итальянски?

— Тишайше и вдруг.

— Вот именно. Слушай, мне пора. Если хочешь, утром можем позавтракать в «Колонне».

— Я подумаю. — Она смотрела в потолок, подложив руки под голову.

Маркус нашел свои джинсы, оделся, подошел к постели, наклонился над девушкой и поцеловал ее в лоб, прохладный, словно бок молочного кувшина.

— Одолжишь мне до завтра вашу телефонную книгу? Я намерен вычислить некоторые пересечения, для этого мне понадобятся карта, календарь и справочник «Вся Италия». А утром мы позавтракаем вместе, и я верну.

— Книгу одолжить не могу, — Она поежилась и натянула на себя простыню. — Это казенное имущество

Маркус пожал плечами, надел свитер и направился к выходу, но у самой двери остановился, услышав, как за спиной у него сказали нараспев:

Глава шестая. День радости краток

Воскресные письма к падре Эулалио, апрель, 2008

Ты будешь смеяться, падре, но записка, принесенная студенткой, навела меня на мысль написать еще одну. Только с бумагой я возиться не стал, взял один из ворованных телефонов, найденных при облаве в цыганском таборе, написал сообщение и выбросил карточку.

Хорошо, что телефоны всех жильцов «Бриатико» остались у сержанта после опроса свидетелей. В сообщении говорилось прямо: приходи на то место, где я надрал тебе уши однажды после фейерверка на пляже по случаю Ferragosto, хочу тебе кое-что продать!

Это я написал, чтобы Ли Сопра понял, кто его зовет, не мог же я со своего номера писать — кто знает, чем наша встреча закончится. Я и жилет защитный надел, как настоящий сбирро, и оружие из сейфа достал. Я не собирался его убивать, я даже угрожать ему не собирался. Все, чего я хотел, — это дать ему возможность спокойно уехать — с условием, что копилка в участке наполнится доверху. Ты ведь знаешь, падре, что я не для себя стараюсь.

Не представляю, как он застрелил хозяина отеля, подойдя почти вплотную, на такое нужно немало куража. И рука должна быть твердой. Однако, когда он наставил пистолет на меня, пальцы у него дрожали, а лицо надулось от возбуждения. Это не тот ствол, из которого убили Аверичи, успел подумать я, там была старая беретта 92S, гильзу посылали баллистикам в Салерно. Это другой ствол! В этот момент он выстрелил, и я засмеялся.

Осечка. Еще раз. Осечка.

Это