Марио Пьюзо - Последний дон
Кросс молчал добрую минуту. И наконец промолвил:
– Соберу чемодан. Джорджио, это серьезно?
– Не знаю, – Джорджио посмотрел ему прямо в глаза.
На чартерном рейсе до Нью-Йорка Джорджио изучал содержимое «дипломата», битком набитого бумагами. А Кросс не строил никаких догадок, хотя все это дурной знак. В любом случае Джорджио ни за что не сообщит ему никаких сведений.
Самолет встретили три закрытые машины с шестеркой солдат Клерикуцио. Джорджио сел в одну машину и дал Кроссу знак сесть в другую. Еще одна скверная примета. Уже занимался рассвет, когда машины въехали в охраняемые ворота имения Клерикуцио в Квоге.
Двери дома охраняли двое часовых. По всей территории расположились солдаты, но ни женщин, ни детей видно не было.
– Черт возьми, где они все, в Диснейленде? – спросил Кросс у Джорджио, но тот пропустил шутку мимо ушей.
Первое, что увидел Кросс в гостиной, – кружок из восьми человек, а в центре кружка двое мужчин очень любезно беседовали между собой. Сердце Кросса ушло в пятки. Пити и Лиа Вацци. Наблюдавший за ними Винсент выглядел сердитым.
Пити и Лиа вроде бы держались на самой короткой ноге. Но Лиа был одет только в брюки и рубашку, без пиджака и галстука. Обычно Лиа одевается очень официально, значит, его обыскали и обезоружили. Он и в самом деле смахивал на жизнерадостную мышку в окружении веселых, злых котов. Лиа печально кивнул Кроссу. Пити даже не посмотрел в его сторону. Но когда Джорджио повел Кросса в покой, Пити встал и последовал за ними, как и Винсент.
Там их уже дожидался дон Клерикуцио. Сидя в огромном кресле, он покуривай одну из своих кривых сигарок. Подойдя к нему, Винсент вручил дону бокал с вином, взятый со стойки бара. Кроссу не предложили ничего. Пити остался стоять у дверей. Джорджио сел на диван рядом с доном и жестом пригласил Кросса сесть рядом.
Лицо дона, изможденное годами, не выдавало ни следа эмоций. Кросс поцеловал его в щеку. Дон поглядел на него, и печаль смягчила его черты.
– Итак, Кроччифисио, все проделано очень искусно. Но теперь ты должен растолковать нам свои основания. Я дед Данте, а моя дочь – его мать. Эти люди были ему дядями. Ты должен отвечать перед всеми нами.
Кросс старался держать себя в руках.
– Не понимаю.
– Данте, – хрипло выговорил Джорджио. – Где он?
– Боже мой, да откуда мне знать? – с напускным удивлением ответил Кросс. – Он мне не докладывается. Может быть, развлекается в Мексике.
– Ты не понимаешь, – произнес Джорджио. – Нечего дурака валять. Ты уже признан виновным. Куда ты его сбыл?
Стоявший у бара Винсент отвернулся, будто был не в силах смотреть Кроссу в лицо. Сзади послышались шаги Пити, подошедшего поближе к дивану.
– А где доказательства? – осведомился Кросс. – Кто говорит, что я убил Данте?
– Я, – прозвучал ответ дона. – Пойми, я провозгласил тебя виновным. А этот приговор обжалованию не подлежит. Я привез тебя сюда, чтобы ты попросил о помиловании, но ты должен оправдать убийство моего внука.
Услышав этот голос, его сдержанные интонации, Кросс понял, что все кончено и для него, и для Лиа Вацци. Но Вацци уже знает обо всем, это было видно по его глазам.
Винсент обернулся к Кроссу, и его гранитные черты оттаяли.
– Скажи моему отцу правду, Кросс, это твой единственный шанс.
Дон кивнул.
– Кроччифисио, твой отец был не просто моим племянником, в чьих жилах текла кровь Клерикуцио, как и у тебя. Твой отец был моим доверенным другом. И потому я выслушаю твои основания.
Кросс собрался с духом.
– Данте убил моего отца. Я признал его виновным, как вы признали виновным меня. И убил он моего отца ради мести и из-за своих амбиций. В душе он был Сантадио.
Дон не отозвался.
– Как я мог не отомстить за своего отца? – продолжал Кросс. – Как я мог забыть, что он подарил мне жизнь? И я чересчур уважал Клерикуцио, как и мой отец, чтобы заподозрить, что вы имеете отношение к его убийству. И все же, думаю, вы знали о вине Данте и не шевельнули даже пальцем. Так как же я мог прийти к вам, чтобы просить о восстановлении справедливости?
– Доказательства, – потребовал Джорджио.
– Человека, подобного Пиппи Де Лене, невозможно застать врасплох, – заявил Кросс. – А появление Джима Лоузи, с другой стороны, чересчур уж невероятное совпадение. Ни один из присутствующих здесь не верит в совпадения. Всем вам известно, что Данте виновен. Дон, вы же сами рассказывали мне историю Сантадио. Кто знает, что планировал Данте совершить после того, как убьет меня? А он наверняка не сомневался, что должен со мной покончить. Затем со своими дядьями. – Упомянуть самого дона Кросс не осмелился. – Он рассчитывал на вашу любовь, – сказал он дону.
Дон отложил свою сигарку. Лицо его хранило непроницаемое, чуточку печальное выражение.
И тут заговорил Пити. Пити был с Данте ближе других.
– Куда ты девал тело? – снова спросил Пити.
И Кросс не смог ответить ему, не смог проронить ни слова.
Последовало долгое молчание. А затем дон наконец-то поднял голову, оглядел всех и заговорил:
– Похороны для молодых – дело пустое, что они свершили, чтобы их поминать? Разве они заслужили великое уважение? У молодежи нет ни сострадания, ни благодарности. А моя дочь и без того сумасшедшая, так к чему же нам множить ее горести, зачеркнув надежды на ее выздоровление? Ей будет сказано, что ее сын бежал, и пройдет не один год, прежде чем она поймет правду.
И тут все в комнате как-то расслабились. Пити наконец-то вышел вперед и сел на диван рядом с Кроссом. И Винсент, оставшийся за стойкой, поднес бокал бренди к губам жестом, смахивающим на приветственный тост.
– Но, по справедливости или нет, ты совершил преступление против Семьи, – продолжал дон. – И должен понести наказание. Ты потеряешь деньги, а Лиа Вацци – жизнь.
– Лиа не имеет к Данте ни малейшего отношения, – возразил Кросс. – К Лоузи – да. Позвольте мне выкупить его. Мне принадлежит половина «Занаду», я передам права на собственность этой половины вам в качестве уплаты за меня и Вацци.
Дон Клерикуцио поразмыслил над его словами.
– Ты лоялен, – подытожил он, повернулся к Джорджио, а затем к Винсенту и Пити. – Если вы трое согласны, то согласен и я.
Те промолчали. Дон вздохнул, будто сожалея о чем-то.
– Отпишешь нам половину своей доли, но ты должен покинуть наш круг. Вацци должен вернуться на Сицилию – либо вместе со своей семьей, либо без оной, как пожелает. Больше я ничего сделать не могу. Вы с Вацци больше никогда не должны беседовать между собой. А еще я в твоем присутствии приказываю моим сыновьям никогда не мстить за смерть племянника. Ты имеешь неделю на улаживание своих дел и подписание необходимых бумаг для Джорджио. – Затем интонации дона смягчились. – Позволь мне заверить тебя, что я не догадывался о планах Данте. А теперь ступай с миром и помни, что я всегда любил твоего отца, как сына.
Когда Кросс покинул дом, дон Клерикуцио выбрался из кресла, сказав Винсенту:
– В постель.
Винсент помог ему подняться по лестнице, потому что ноги уже плохо держали дона. Возраст наконец-то начал подтачивать его тело.
Эпилог
Ницца, Франция
Квог
В свой последний день в Вегасе Кросс Де Лена сидел на балконе пентхауза, озирая залитый солнцем Стрип. Огромные отели – «Кесарс-Пэлас», «Фламинго», «Дезерт-Инн», «Мираж» и «Сэндз» – сверкали своими неоновыми вывесками, бросавшими вызов самому солнцу.
Дон Клерикуцио отдал весьма конкретные указания об условиях изгнания: Кросс больше никогда не должен возвращаться в Лас-Вегас. Как счастлив был здесь его отец Пиппи, а Гронвельт и вовсе превратил этот город в собственную Валгаллу, но Кросс никогда не разделял их чувств. Действительно, он наслаждался удовольствиями Вегаса, но эти удовольствия всегда отдавали для него металлическим привкусом стали.
Зеленые флаги семи вилл вяло обвисли в недвижном воздухе пустыни, но один из них висел на пепелище – черном скелете, призраке Данте. Но Кросс больше никогда не увидит всего этого. Он любил «Занаду», любил своего отца, Гронвельта и Клавдию. И все же он в каком-то смысле предал их. Гронвельта – тем, что изменил отелю; отца – тем, что был несправедлив к Клерикуцио; а Клавдию – тем, что она верит в его невинность. Теперь он освободился от всех. И начнет новую жизнь.
К чему приведет его любовь к Афине? Его предупреждали об опасности романтической любви и Гронвельт, и отец, и даже старый дон. Любовь – гибельный недостаток для великого человека, которому предстоит править собственным миром. Так почему же он пропустил их советы мимо ушей? Почему он вверил свою участь в руки женщины?
Все просто: ее облик, звук ее голоса, плавность ее движений, ее радость и печаль – все это приносит ему счастье. В ее присутствии мир для Кросса окрашивается всеми цветами радуги. Еда становится вкусней, солнце теплей, а сладостная жажда близости с ней делает жизнь священной. И когда Кросс спал с Афиной, предрассветные кошмары не тревожили его.
