Цветочный детектив - Елена Бриолле
– Так, так, – с улыбкой кивнул детектив. Ему‐то хорошо была известна эта тема!
Кассандра нахмурилась:
– Скажите честно, Антон Антонович: он хотел послать нам проклятие, этот юный император?
– Несомненно, как он посылает проклятия всему миру уже почти две тысячи лет. Вот ведь злопамятная сволочь! – заметил Долгополов. – Я-то бы сдюжил, но не хотел, чтобы это проклятие коснулось вас обоих. – Солнышко выглянуло из-за густой зелени наверху, зажгло седую полупрозрачную шевелюру и вспененные бакенбарды хозяина дома. – Хотите спросить еще о чем‐то? Я же вижу. О самом главном?
– Да, Антон Антонович, хочу. Какова вероятность, что в одном из зеркал мы снова увидим его?
– Иными словами, будет ли нам мстить император Гелиогабал?
– Да, – кивнула Кассандра.
Крымов тоже с интересом посмотрел на старшего товарища.
– Не знаю, – ответил Долгополов и усмехнулся. – Но мы в очень длинной очереди на месть, поверьте мне.
– Последний вопрос.
– Ну?
– Что такое Небесная канцелярия?
– У-у, матушка! – Антон Антонович выполз из плетеного кресла и медленно двинулся по саду. – Куда загнули! Этого в двух словах не расскажешь!
– А не в двух?
Долгополов сунул руки в карманы широких брюк.
– Наливайте по стопкам мою сливовую, Андрей Петрович, не стесняйтесь. Не знаю, как у вас, а у меня душа требует!
Татьяна Устинова
Если выпало в империи родиться
Звонит знакомый редактор и приглашает на интервью. Я отказываюсь, и редактор понимающе вздыхает: «Ах, ну конечно, начало лета, вас никого теперь до октября не соберешь, вы ведь все уезжаете!..» Не сразу, но я понимаю, что «мы все» уезжаем, видимо, в душистый лавандовый Прованс, или пахнущую взморьем, свежей малиной Тоскану, или по нынешним временам в сухую и ветреную Ялту, где под белой балюстрадой маячат «лезвия и острия агавы».
Я не знаю, как вы, а мы‐то никуда не уезжаем! Мы остаемся в Москве. Отпуск, как и в предыдущие годы, смутен, перспективы неясны. Нас ожидает то, что в статьях модных журналистов и блогеров называется «лето в городе». Подавать с чашкой эспрессо, лимонным чизкейком и винным спритцем под полосатым тентом летнего кафе. Рецепты спритца и его фотографические изображения в изобилии присутствуют тут же, в журнале или блоге.
Не знаю, может, я себя уговорила, но я очень полюбила это самое «лето в городе».
В Тоскане никогда не была, Прованс далек от меня, приблизительно как планета Марс, а вот Москва… Москва все время со мной – или я все время в Москве.
Как мы научились любить это время, когда немного пустеет на дорогах и до центра можно добраться всего за какие‐нибудь два с половиной, а то и два часа! Как мы научились гулять по всем этим Кривоколенным и Спасоналивковским переулкам! Когда в нашем городе лето, можно пролезать между машинами, всунутыми плотно, одна к одной, как сельдь иваси в железной банке, не рискуя попасть в селедочный рассол, – то есть в лужи и кашу из снега и химикатов! Лезешь себе и лезешь, и под ногами не хлюпает, и мокасины сухие, красота!
Мы научились заглядывать в старые московские дворики, в которых почти ничего не сохранилось от Поленова, но вдруг в каком‐нибудь обнаруживается дровяной или каретный сарай, сложенный из неровного камня, а возле него лопухи и одуванчики, а на столбушке непременно кот. Пыльный, облезлый, серый московский кот-хулиган, который смотрит на нас со снисходительным презрением в желтых глазах.
Мой муж не любит Москву. Он родился в Прибалтике, взрослел и учился в Питере, а это совершенно другая история. Вольный ветер, просторы, чайки. То и дело принимающийся дождь, рваные облака, над которыми всегда синее, как полоса на флаге, небо. К Москве он… привык, как привыкают к неудобствам любого рода, человек же ко всему привыкает!.. Для него прогулки по Воротниковским и Спасопесковским переулкам – блажь романтической супруги, которую несет вечно невесть куда. Да и машину поставить негде – банка переполнена сельдью, еще одну не втиснешь. Впрочем, куда ему деваться!..
Зато когда побродишь как следует в районе Мясницкой, обойдешь дом, где жил Маяковский, заберешься еще поглубже – а пусто в центре, в городе лето, никого не соберешь до октября! – а там серый дом в стиле модерн, и по углам сидят четыре каменные собаки, почему‐то повернутые к нам, зрителям, спиной, а в нишах каменные вазы, и непременно маска над входом, и наличники все разные, и где‐нибудь на балконе обязательно ящик с цветами – красота! Цветы не выживают в Москве, но есть трогательные энтузиасты этого дела, которые продолжают выставлять на свои балконы ящики с гиацинтами и анютиными глазками, вот спасибо им за это. После такой прогулки – шут с ним со всем! – я согласна и на чизкейк, и на спритц. Мне уже все это кажется вкусным.
Возьмите немного белого вина, вишневого сока, ложку-другую мартини, холодной газированной воды и влейте все это в хрустальный графин. Сверху насыпьте льда побольше, можно еще добавить замороженной вишни. Вот вам и будет лето в городе!..
Людмила Мартова
А роза упала на лапу Азора
Екатерина Брусницына сидела в своем будуаре и задумчиво смотрела на коробку с розами, стоящую на туалетном столике. Розы прислал муж, он всегда присылал ей цветы и именно розы, потому что Катя их очень любила, вот только в последнее время они вызывали у нее стойкое чувство тревоги.
Катя знала, что обладает развитой интуицией, точнее, умеет подмечать малейшие детали и нюансы в разговорах и поведении людей, что позволяло ей если не предвосхищать события, то хотя бы объяснять их. Несколько лет назад это помогло ей расследовать детектив, хотя и примитивный, но настоящий. Детектив сочинила ее подруга детства Милена Фалькова, решившая ограбить не кого‐нибудь, а знаменитый Ювелирный дом Мудровых.
Милене это даже почти удалось: если бы не Катя с ее острым умом, то ожерелье, заказанное Николь Кидман, стоимостью в семь с половиной миллионов долларов улетело бы вместе с Миленой и ее мужем в Нью-Йорк. Однако Катя оказалась на высоте, Мудровы сохранили сделанный в Бельгии по их эскизу раритет, в котором сочетались 7645 бриллиантов общей сложностью в 1400 карат, а сама Екатерина поразила воображение сына Мудровых – Влада, который стал ее мужем.
Катя любила вспоминать, как увидела его впервые – в старинном особняке Брусницыных, где должна была состояться фотосессия нового ожерелья,
