Смерть Отморозка - Кирилл Шелестов
Норов вздохнул.
–Ванюша, дорогой, я не услышу разницы, эти тонкости – не для моего уха.
–Иными словами, ты не слушал?
–Извини, не успел, я готовился к приезду Анны. Стирал, гладил…
–Разве у вас были грязные вещи, месье Поль? – простодушно удивилась Лиз.– Я же вчера принесла все из стирки. Чистое и выглаженное…
–Лиз, я выражался в переносном смысле, – вновь вздохнул Норов.– Беда мне от этих французов,– негромко бросил он Анне. – Лиз, я хотел сказать, что захлопотался по дому. На самом деле я брился, укладывал феном волосы, они у меня вдруг отросли на нервной почве.
–Ты просто voyou, Поль! – осуждающе заключил Жан-Франсуа.
–Что такое «voyou»? – спросила Анна у Норова.
–Хулиган, – перевел он.
–Месье Поль – не хулиган, а насмешник! (taquin), – вступилась за Норова Лиз.– Он любит пошутить, но он совсем не хулиган! «Voyou» – это тот, кто совершает что-то противозаконное,– пояснила она Анне.
–Я не обижаюсь, – заверил Норов.– Я только на правду обижаюсь.
–Но это правда,– пожал узкими плечами Жан-Франсуа.– Представляете,– обратился он к Анне, – в прошлом году он избил человека!
–Ты с кем-то подрался? Здесь?! – Анна изумленно распахнула круглые глаза.
–Ваня придумывает! – запротестовал Норов.– Фантазии на тему «Хованщины».
–Его даже забрали в жандармерию,– подтвердил Жан-Франсуа Анне и покивал головой. Впрочем, на сей раз он, похоже, скорее гордился выходкой Норова, чем осуждал ее.– Хорошо, что тот парень, которого он поколотил, не стал подавать жалобу, иначе Лансак его бы не отпустил, упек бы за решетку.
–Кто такой Лансак? – спросила Анна.
–Местный шеф жандармов,– ответила Лиз.– Очень придирчивый.
–Тщеславный идиот,– уточнил Жан-Франсуа.– В Кастельно его никто не любит!
Лиз, видимо, сочла резкость мужа в оценке столь крупного начальника как шеф деревенских жандармов чрезмерной и поспешила перевести разговор на другую тему.
–Вы собираетесь показывать мадам Анне Кастельно, месье Поль?
–В воскресенье дьякон обещал экскурсию в сокровищницу церкви.
–Нашу церковь стоит посмотреть,– радостно закивала Лиз, глядя на Анну. – Она построена в четырнадцатом веке!
–В двенадцатом,– поправил Жан-Франсуа.
–Я не очень в этом разбираюсь,– Лиз смущенно улыбнулась. – Я в церковь не хожу.
–Там замечательные фрески и фигуры святых из дерева,– прибавил Жан-Франсуа.
–Пьер вам покажет,– заверила Лиз.– Пьер– это дьякон. Такой говорун! Но очень добрый и образованный, – последнее она произнесла с уважением.
–Он отказался брать деньги за экскурсию, и я пригласил его пообедать вместе с нами. В ресторане на площади, присоединитесь? Скажем, в двенадцать. Думаю, мы к этому времени уже освободимся.
Они переглянулись.
–Почему бы и нет? – отозвался Жан-Франсуа.– На воскресенье мы ничего еще не планировали.
–Спасибо, – сказала Лиз все еще нерешительно. – Если мы вам не помешаем…
–Мы будем рады,– улыбнулась Анна.
–В нашей округе много старинных деревушек, которые входят в число самых красивых во Франции, – не без гордости сообщила Анне Лиз.– Вам будет, что посмотреть…
–Если только не объявят карантин,– заметил Жан-Франсуа.
Улыбка сразу сошла с лица Лиз, на нем отразилось беспокойство.
–Надеюсь, не объявят,– сказал Норов.
–Надеюсь, объявят,– возразил Жан-Франсуа.
Лиз обернулась к нему.
–Если введут карантин, туристы не смогут к нам приехать! – с упреком произнесла она.
–Нельзя думать только о себе, это нехорошо, – покачал головой Жан-Франсуа. – Деньги вообще приобрели в нашей жизни непомерное значение,– добавил он, адресуясь к Анне и Норову.– Это характеризует французов не с лучшей стороны.
–Как же жить без денег? – не сдавалась Лиз.– Карантин – это конец для нас! Пропадет весь сезон.
–Коронавирус уже убил в Испании и Италии несколько тысяч человек! – произнес Жан-Франсуа.– Подумай, что важнее, наш доход или человеческие жизни? Он бьет по самым хрупким («fragiles»), а государство по сути ничего не делает, чтобы их защитить.
–Хрупкими ты называешь старых и жирных? – уточнил Норов.
–Почему старых и жирных, месье Поль? – удивилась Лиз.
–По статистике они составляют больше 80 процентов заболевших.
–Послушай, Поль, в этом нет их вины! – запротестовал Жан-Франсуа.
–В том, что они старые и жирные? А чья вина?
–Это возраст, болезни, проблемы питания…. Да какая в конце концов разница, толстые они или худые! Это люди и они умирают!
–И пусть умирают. Они не делают мир прекраснее. Дряхлые, бесформенные, они едят, болеют от обжорства, жалуются на свои болячки и вновь едят. И хотят, чтобы так было всегда.
–Неужели тебе их не жаль? Или ты опять меня дразнишь?
–Любовь к дальним, Ваня, это – социалистическое лицемерие. Оно часто заканчивается революциями и истреблением ближних, уж нам ли, русским, это не знать! Я сочувствую тебе, Лиз, Анне, но не старым толстякам, которых я в глаза не видел. Старческое слабоумное цепляние за жизнь вызывает у меня чувство неловкости. Предел человеческой жизни отодвинулся сначала за семьдесят лет, потом за восемьдесят, а нам все мало! Нам все кажется, что мы чего-то не доели, не доныли…
–Никто не хочет умирать, месье Поль,– сказала Лиз.– Это же нормально.
–Я считаю это крайне невежливым по отношению к окружающим.
–Ты не любишь людей, Поль!– осуждающе заметил Жан-Франсуа.
–Не в безобразии. Человек для меня – одухотворенное, деятельное, созидающее существо. В качестве бессмысленного жующего животного он мне не внушает ни уважения, ни симпатии. И, откровенно говоря, я не понимаю, как ты, человек по природе своей исключительный, можешь выступать таким яростным сторонником равенства?
–По-твоему, лучше быть на стороне сильных и богатых, Поль? – в голосе Жана-Франсуа прозвучал сарказм.
–Нет, Ваня, я на стороне талантливых, трудолюбивых, красивых и здоровых. Их в мире осталось очень мало, это – вымирающий вид. Их нужно беречь, а не толстых, старых и праздных. Что касается богатых, то не стану рассуждать про Европу и Америку, там своя история, но на моей родине богатые – это в подавляющем большинстве жадные, отвратительные пиявки.
–Но ведь ты сам – богатый человек, Поль,– вдруг усмехнулся Жан-Франсуа, обнажая свои мелкие неровные зубы. – Разве нет?
Это был неожиданный и неприятный выпад; он будто укусил. Норов нахмурился.
–С чего ты взял, что я богат, Ваня? Потому, что я расстаюсь с деньгами легче, чем окружающие?
–Он вовсе не хотел вас обидеть, месье Поль,– испуганно вмешалась Лиз.– Ведь правда, шери? Он просто не так выразился…
Норов заставил себя улыбнуться.
–Конечно, хотел. Но я на него не сержусь.
–Не стоит воспринимать буквально все, что говорит Павел,– вмешалась Анна.– Когда я работала у него, я лично по его распоряжению переводила миллионы на благотворительность. Мы финансировали дома престарелых, специальные учреждения для детей-инвалидов, да кому только мы
