Гонзу Читатель - Юлия Шутова
Я спросил ее, а как же Барбадос. По моим расчетам, она должна сейчас быть в Вест-Индии, а вовсе не в Гамбурге. Нет, дойдя до Канар, она провела там пару недель, облазила все острова, а потом что-то захандрила, заскучала и решила вернуться домой. «Пора, – написала она, – уже к своим старухам, а то фрау Зибель начнет распространять слухи о моей кончине, а выжившая почти окончательно из ума фрау Мюллер совсем забудет о моем существовании. Пора окунуться в этот серый скучный мирок, чтобы снова почувствовать тягу покинуть его и уйти за горизонт».
Переписка с Агнесс снова навела меня на мысль о потоке ворованных фотокамер, плавно текущем с нашего острова на материк. Прошло ровно два месяца с момента, когда «красавчик, но свинья» спер ее «Сони Альфу», и до радостной встречи двух разлученных. Ну, допустим, месяц или полмесяца камера пролежала в лавке… Нет, это недопустимое приближение, месяц – это одно, полмесяца – совсем другой коленкор, а то, может быть, несколько дней или, наоборот, месяца полтора. Надо узнать, когда камера попала на прилавок.
И вот я пишу своей бывшей напарнице: «Узнай дату, когда твой фотоаппарат попал в магазин, и, в идеале, кто его сдал». В ответ, конечно, сразу получаю поток язвительных замечаний, типа, «всегда на страже справедливости» и «доблестный рыцарь без страха и упрека ринулся в бой». Но через два дня пришел ответ по существу: «”Сони” сдал некто Дитрих Кляйн восемнадцатого января сего года, вот его номер телефона». Интересно, как она выцарапала эту информацию?
Я представил себе: в магазинчик приходит такая старая кошелка в вытянутой вязаной кофте попугайской расцветки или в плащике, который помнит еще эйфорию падения Берлинской стены, когда-то темно-коричневом, а ныне выцветшем до непристойно светлых пятен на груди и заду. Еще пять-шесть дней назад она купила здесь фотокамеру, а сегодня, глядите-ка, принесла ее назад, пытается всучить продавцу и вернуть свои деньги. Он тычет рукой в бумажку на стене, где крупными буквами напечатано, что комиссионный товар обмену и возврату не подлежит, но старуха не отвязывается. Ну как же, нельзя вернуть? Вы понимаете, ей срочно нужно! Заболел ее Пончик, а он такой славный котик! Он с ней уже пятнадцать лет, и все было хорошо, но теперь он что-то совсем расхворался, и врач говорит, ему нужны анализы и уколы. И вообще, почки – это очень серьезно. И она ведь не просит чужих денег, а только хочет вернуть те, что еще совсем недавно заплатила за эту камеру… Но деньги уже выплачены хозяину фотоаппарата, и вернуть их поэтому никак невозможно… В ход пошел крохотный платочек, но слез так много, что этот розовый лепесток просто тонет в горючем море… А он ей говорит, что может, конечно, снова принять у нее эту злосчастную камеру на комиссию, но тогда она получит сумму только в случае ее продажи. Но как же, ведь за анализы требуют прямо сейчас! И уколы… А то бедный котик может умереть, и что она без него?.. Ну, хорошо, можно выкупить у нее камеру – восторг и чуть ли не поцелуи, она всегда знала, она чувствовала, что он славный мальчик! – но всего за тридцать евро. Но как же, ведь она заплатила за нее сто пятьдесят, вот чек! Зачем он пытается обмануть несчастную старуху?.. И нудит, и нудит, и он уже пытается выжить ее из лавки, у него-де обеденный перерыв или еще что… И он уже стоит в дверях и крутит в руках ключ, но она не понимает намеков, вцепилась в прилавок, и что, ему силой, что ли, тащить ее на улицу?.. А может, милый мальчик скажет ей, кто сдал эту камеру, и тогда она обратится прямо к этому, она уверена, доброму человеку? Не будет же он мучить старуху и бедного котика, конечно, вернет ей то, что она потратила, и все будут счастливы! Нет, этого он сделать не может… Но почему же, она же только хочет вернуть свои деньги!.. Вот чертова старуха, привязалась, как репей! И он открывает книгу, где записаны комитенты, и пишет номер телефона, лишь бы она провалилась куда-нибудь, и пусть с ней разбирается бывший владелец, а то он уже выдохся. А старуха лезет ему через плечо в книгу и бубнит, что ничего не видит, потому что забыла дома очки. Шутишь, Агнесс? Ты до сих пор в свои семьдесят с лишним не утратила зоркости.
Такой это был спектакль или другой, но информацию она мне предоставила. Дальше уже мое дело.
Так, имя немецкое, а номер телефона португальский. Сейчас, дружбан, я тебя найду. Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать, кто не спрятался, я не виноват. Мне нужен акцесс – доступ, в смысле – к базе провайдера. Посидел и скомпилил себе прогу, чтобы втихую забекдорить их сервер. Зашел через некий сокс. Это такой виртуальный или фиктивный сервер в Сети, он как бы есть, но его вовсе нет. Ну, я не знаю, как это объяснить тем, кто не в теме, не суть. И – опа! – указанный номер зарегистрирован на имя Мадалены Соуза, 1937 года рождения, проживающей в городе Синтра. На Дитриха Кляйна она явно не тянет. Возможно, и даже скорее всего, и Дитрих – никакой не Дитрих.
Я сунул «отмычку» в сервер провайдера и оттуда отправил этому Дитриху автоматический звонок, что у него большая задолженность и, если в течение двух дней она не будет погашена, телефон отключат. И указал номер оператора связи. Если он позвонит по этому номеру, то звонок придет ко мне, на мою тачку. Сижу и жду.
Он позвонил через три часа. Да, я очень терпелив, если надо. Начал разговаривать с ним по-немецки, чую, он не особо понимает, перешел на португальский. Ага, добро пожаловать домой! Дитрих-то наш – чистейший португеш, как я и думал. Извинился, объяснил ему, что произошел сбой сервера и никакой задолженности у него нет. Расстались, довольные друг другом.
Что дальше? Исходим из предположения, что Дитрих – пока так и буду его называть – везет свое чардо, старушечьи фотокамеры, на материк морем. Значит, работает на каком-то судне, и судно это ушло примерно за неделю до восемнадцатого января. Морем идти суток пять, если погода совсем нехороша или если это чартер через Порту-Санту и Лиссабон. Ну даже пусть неделя. И еще пара-тройка дней, чтоб товар раскидать по купцам. То есть ищем корыто, которое ушло из Канисала – других подходящих портов у нас нет – в Гамбург в районе десятого-двенадцатого января.
* * *
– Педру!
Я прошвырнулся по городку и застал своего приятеля в вечном ожидании клиентов на стоянке возле «Солара», он и еще пара таксистов подпирали спинами стену.
– Твой племянник Гильерму вроде в порту работает?
– Малыш Мему? Да, он крановщик.
Это было сказано гордо, как обычно говорят «он наследный принц» или «он победитель чего-нибудь этакого, очень важного, чемпион мира». Но тут же дружок мой забеспокоился:
– А тебе зачем?
– Да вот хочу в газету на материк статью послать про нашу жизнь, для начала про тех, кто в порту работает. Не дашь его телефончик?
Телефончик он мне с радостью дал, и, созвонившись, уже к концу рабочей смены я был в Канисале в небольшом баре у выхода из порта, носящем громкое название «Футбольный клуб».
Малыш Мему оказался крупным мрачным сорокалетним мужиком с обветренным лицом и солидной проплешиной на макушке. Мы с ним взяли по малечку-бутылечку пива… Потом еще по бутылечку… И еще… Потом к нам подтянулись другие ребята из порта, приятели Гильерму. Все они пытались донести до меня что-то про свою нелегкую долю: «Ты вот что напиши… А еще важно…» Но постепенно разговоры превратились в пересказывание анекдотических случаев, случавшихся с ними самими или гораздо чаще с их приятелями. Я сидел, поддакивал, смеялся, где нужно, удивлялся, когда этого ждали, и слушал, внимательно слушал весь этот словесный сор. И дождался.
Напарник малыша Мему, Диогу по прозвищу Гарса (Цапля), длинноногий и остроносый, размахивая руками, как крыльями,
