Гризли в белых носочках - Дарья Донцова
– Да, я тогда согласился, – выдохнул мужчина.
– У нас есть расписка, там указано, сколько мы тебе давали в долг, стоит твоя подпись, – декламировала дальше Вера. – В наличии и договор, который мы заключили на зачатие детей. Они появились на свет. Конец истории, ты нам ничего не должен. И вдруг ты возникаешь с желанием общаться с ребятами, потому что ты их отец! Однако, желание к тебе пришло не сразу, мальчики уже школьники. Не знаю, что ты придумал, но проваливай. Хорошо, что захотел поговорить сегодня, когда Илюша улетел на один день в Минск. Отправляйся домой, беседа окончена. Попытаешься поговорить с Ильей о сыновьях – закончишь плохо!
– Я люблю тебя, – прошептал Мольер, – давай поженимся…
– Сделай одолжение, исчезни, – велела Вера. – Продолжишь приставать – все расскажу Рите. Не знаю, с какой целью ты у нас тогда в долг брал, но, думаю, Марго ни копейки из той суммы не увидела. И ей вся эта история точно не понравится. Но я не хочу портить подруге настроение, вот и молчу пока. С какого бодуна тебе пришло в голову мне в любви признаваться? Что тебе на самом деле надо? Опять за деньгами приполз? Очередная твоя баба подарков захотела?
Услыхав последнюю фразу, Маргарита вздрогнула, оцепенение прошло. Огонькова сдернула лозы, перед которыми стояла, и крикнула:
– Спасибо, Вера, ты настоящий, верный дружочек! Но следовало раньше меня поставить в известность о том, чем Мольер занимается! Супруг, ты куда деньги дел?
Только гигантским изумлением мужчины можно объяснить его честный ответ:
– Положил в финансовую организацию. Обещали через полгода вернуть в десятерном размере. А потом…
Огоньков замолчал.
– Ой, не могу! – истерически захохотала Рита. – Ой, погибаю от смеха! Ой, кретин! А ты, Верка!.. Слов нет! Где моя дочь?
– На пляже, – спокойно, словно все происходящее не имеет к ней ни малейшего отношения, ответила Светлова.
– Отдай девочку, – потребовала Огонькова.
– Забирай, – пожала плечами Вера. – Сейчас вещи сложу. Не хотела, вообще-то, ее брать, но Илья настоял.
Ольга перестала говорить и посмотрела в пустую чашку. Я подозвал официанта, попросил еще чаю и тихо произнес:
– Слышал от людей всякие истории. Детали разнятся, но сюжеты, как правило, очень похожие. А у вас нечто особенное.
– Да уж, – хмыкнула рассказчица, – есть чем гордиться.
– Кто вам все это рассказал?
– Мама, – ответила Огонькова. – В день своей смерти.
– А что с вашим отцом? – поинтересовался я.
– Думаете, он может стать донором для больного малыша? – задала встречный вопрос Ольга.
Мне не хотелось отвечать, но пришлось:
– Плохо разбираюсь в генетике, но знаю, что подчас кровные родственники не подходят для переливания крови. А с кем-то из дальней родни получается идеальное совпадение. Ребенок не виноват, что взрослые совершают необдуманные поступки, он не умолял их рожать себя. Такое решение мужчина и женщина принимают вдвоем. Если верить тому, что вы рассказали, Мольер – кровный отец Леонида, дед больного Володи.
– У меня нет агрессии по отношению к полубратьям, не помню их совсем. Да, вначале резко отреагировала, когда услышала, что тема касается Леонида. Дело в наследстве, которое я получила неделю назад. У меня была соседка Варвара Сергеевна Головина – бедная бабушка, жила на одну пенсию. Мне ее стало жалко – никто ей не помогал. Ну и взялась ее опекать. Продукты покупала, по врачам водила, заботилась о ней. И так не один год. Потом она умерла и оставила завещание. Мама родная! У нее оказалось восемь квартир в Москве и три на берегу моря. Все сдавалось. В банке на счетах – миллионы! И сразу объявилась родня какая-то. Целый год меня доставали, суды затевали. Неделю назад все решилось, я единственная наследница. А когда вы упомянули Леонида, я сдуру подумала, что он же мне наполовину брат! Сейчас вся ярмарка запляшет! Поэтому я очень нервно отреагировала. Сейчас успокоилась, поняла глупость своих мыслей. Да, Леонид – мой родственник по крови. Но бабе Варе он никто, и это главное! Мужчина не имеет права претендовать на ее апартаменты и деньги. Прошу у вас прощения… Уже говорила, что мы с Леней учились в одном классе. То лето на даче хорошо помню, мне там очень понравилось. Потом неожиданно появилась мама, увезла меня в Москву. По дороге домой я ныла – очень хотела вернуться. Мать вдруг со всего размаху отвесила мне подзатыльник, да такой крепкий, что в ушах зазвенело.
Ольга поежилась.
– Раньше мать никогда не била меня, она всегда была нежная, ласковая, если и ругала, то несильно. А тут ударила очень больно. Потом всю дорогу молчала, а когда мы зашли в квартиру, скомандовала: «Ступай в спальню, закрой дверь и не смей выходить!» Я зарыдала, попыталась выяснить, за что меня наказали, получила пощечину и убежала. Вскоре вернулся домой отец, что тоже удивительно. Папа работал до позднего вечера, домой раньше окончания программы «Время» не возвращался. Поликлиника была на другом конце Москвы, до метро ему три автобусные остановки, а городской транспорт еще дождаться надо. Потом на подземке почти час с двумя пересадками, следом надо было влезть в маршрутку, выйти там, где она сворачивает на проспект, и до нашего подъезда минут десять идти быстрым шагом. Но в ту среду отец появился в родных пенатах в середине дня.
