Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
На рассвете мы увидели корабль. Он потерял фок-мачту и грот-мачту и не годился никуда. На яхте было три лодки. Шкипер, видевший признаки, что буря скоро возобновит свою ярость, решился спустить кормовые лодки, пока продолжалось затишье. Как ни мало было людей на погибающем корабле, все они не могли поместиться в одной лодке, а послать обе лодки казалось не так опасно в критическом положении погоды, как посылать два раза по одной лодке с яхты на корабль. Для одной безопасной поездки, по-видимому, время было, но никто не мог, взглянув на небо, сказать, что вторая поездка завершится благополучно.
Лодками управляли волонтеры. Я находился во второй. Когда первая лодка подошла к кораблю – это было так затруднительно и опасно, словами не могу описать, – все находившиеся на корабле хотели разом броситься в лодку. Если бы она не отчалила, жизнь многих принесена была бы в жертву. Когда наша лодка подошла к кораблю, мы условились, что четверо из нас взойдут на палубу, двое, я в том числе, должны были заботиться о спасении дочери мистера Блэнчарда, а другие двое удержать остальных трусов, если они будут стараться прежде броситься в лодку. Остальные трое – квартирмейстер и два гребца – оставались в лодке, чтобы не допустить ее столкновения с кораблем. Что увидели другие, когда вошли на палубу „La Grâce de Dieu“, я не знаю; я же увидел ту женщину, которой я лишился, женщину, вероломно отнятую у меня, лежавшую в обмороке на палубе. Мы спустили ее в лодку. Остальной экипаж, пять человек, силой заставили спускаться по порядку. Я спустился последним, и, когда корабль покачнулся к нам, пустая палуба, на которой не виднелось ни живой души от носа до кормы, показала, что экипаж лодки сделал свое дело. При громком вое быстро поднимавшейся бури мы гребли в обратный путь, к яхте, спасая свою жизнь.
Сильные шквалы показывали, что новая буря приближается от юга к северу. Шкипер, выждав удобный случай, повернул яхту, чтобы наготове встретить бурю. Прежде чем последний из наших матросов вошел опять на яхту, буря разразилась со свирепостью урагана. Лодка наша потонула, но никто не погиб. Опять устремились мы к югу на произвол ветра. Я был на палубе вместе с остальными, наблюдая за одним оборванным парусом, который мы решились поставить, чтобы заменить его другим, если его сорвет ветер, когда помощник шкипера подошел ко мне и закричал мне в ухо сквозь рев бури:
– Она пришла в чувство в каюте и спрашивает мужа. Где он?
Этого никто не знал. Яхту обыскали с одного конца до другого и не нашли его. Матросов всех перекликали, несмотря на погоду: его не было между нами. Экипаж с обеих лодок допросили. С первой экипаж мог только сказать, что он ничего не знал о тех, кого брал, и о тех, кого не взял. Экипаж со второй лодки мог только сказать, что привез на яхту всех, оставленных первой лодкой на палубе корабля. Некого было обвинять, но в то же время нельзя было опровергать факта, что этот человек пропал.
Весь этот день буря, свирепствовавшая все с той же силой, не давала нам никакой возможности воротиться и обыскать разбитый корабль. Для яхты оставалось только бежать по ветру. К вечеру буря, гнавшая нас к югу от Мадейры, начала наконец уменьшаться, ветер опять переменился и позволил нам направиться к острову. Рано на следующее утро вошли мы в гавань. Мистер Блэнчард и его дочь были свезены на берег, шкипер поехал с ними и предупредил нас, что он по возвращении сообщит что-то такое, касающееся всего экипажа.
Нас собрали на палубе, и шкипер, воротившись на яхту, передал нам приказание мистера Блэнчарда воротиться на корабль и отыскать пропавшего. Мы были обязаны это сделать для самого Ингльби и для его жены, которая, по словам докторов, должна была лишиться рассудка, если не примут мер для ее успокоения. Мы могли быть почти уверены, что найдем корабль еще непотопленным, потому что груз леса будет держать его над водою до тех пор, пока его корпус не распадется. Если этот человек был на корабле – живой или мертвый, – его следовало найти и привезти назад. А если буря станет уменьшаться, не было никакой причины, почему бы матросам при надлежащей помощи не привести назад корабль и с согласия их хозяина не получить своей доли в деньгах, выдаваемых за спасение судов, вместе с служащими на яхте.
Экипаж три раза крикнул громкое „ура!“ и принялся снаряжать яхту в море. Только я один не захотел участвовать в этом предприятии. Я сказал, что буря расстроила меня, что я болен и нуждаюсь в отдыхе. Все поглядели мне вслед, когда я уходил мимо них с яхты, но ни один не заговорил со мной.
Я ждал целый день в таверне на пристани первых известий с разбитого корабля. Они были привезены к ночи лоцманской лодкой, которая участвовала в мероприятиях по спасению корабля. Его нашли еще на поверхности воды, а тело утонувшего Ингльби – в каюте. На рассвете следующего утра покойника привезли на яхте, и в тот же самый день похоронили на протестантском кладбище…»
– Остановитесь! – раздался голос Армадэля, прежде чем читавший успел перевернуть новый лист и начать следующий параграф.
В комнате произошли перемены и в слушателях тоже, с тех пор как мистер Нил в последний раз поднимал глаза от рассказа. Солнечный луч освещал предсмертное ложе, и ребенок спокойно заснул в лучах этого золотистого света. Физиономия отца очевидно изменилась. Мускулы нижней части лица, еще до сих пор не шевелившиеся, теперь пришли в движение, вызванные возбуждением измученной души. Увидев капли пота, тяжело выступившие на лбу, доктор встал, чтобы помочь умирающему. С другой стороны кровати стул жены стоял пустой. В ту минуту, когда ее муж прервал чтение, она отодвинулась за кровать, подальше от его глаз. Прислонившись к стене, она стояла, скрываясь от мужа и устремив глаза с жадным
