Золотое правило молчания - Галина Владимировна Романова
— А ты, кроме этой девушки, кого-то еще видел? Кого-то еще? Может, отходил от столика кто-то или мимо шел? А, Вадик? Не просто же так ты надрался вчера после допроса. Муки адские твою душу терзают. На предмет чего, а?
Он раздумывал недолго. Сходил в прихожую для начала. Проверил, заперла ли Ладка дверь. Она любила оставлять ее открытой. Вернулся в кухню за стол.
— Я видел кое-что, сестренка. И видел, и слышал.
— К примеру? Что?
— Сначала я услышал! Шел с грязной посудой в кухню через коридор. Слышу — возле мужского туалета разговор какой-то. Я притормозил. В нише затаился.
— Подслушивал?
— Нет. Очень надо. Просто наш старший велел на глаза гостям как можно меньше попадаться. Его любимое правило: обслуга должна быть незаметной. Даже шкалу премирования разработал. Особо отличившиеся невидимки зарабатывают больше всех. А у меня гора грязных тарелок и комки склизких салфеток на подносе. Я в нишу нырнул, затих, жду, когда наговорятся.
— И?
— Ну, они поговорили и ушли. В сторону кухни. Там еще один проход есть в зал. Потом слышу — дверь туалета хлопнула. Шаги в сторону кухни. Потом вернулись. И пижон этот мимо ниши в банкетный зал прошел. Озадаченный сильно. Видимо, тоже разговор подслушал.
— А о чем хоть говорили-то, бестолочь? Долго клещами мне из тебя тянуть?
— Разговор сам по себе бестолковый, Ладка. Кто-то кого-то внезапно узнал. Вот, говорит, так встреча. Кто бы мог подумать и все такое. Потом угрозы пошли. Про каких-то пацанов, которые ничего не забыли. И все.
— И все? — протянула сестра разочарованно. — Я-то думала! Ерунда какая-то.
— Да, но потом-то мужика убили. И я думаю, а что, если это был один из тех, кто говорил возле туалета, а?
— Кто убил или кого убили?
— Блин! — растерялся Вадик и развел руки в стороны: — А я и не знаю…
Сестра задумалась. Ее тонкие пальцы с неухоженными ногтями и вздувшимися суставами без конца теребили растянутый воротник старенького джемпера. Взгляд не сползал с его лица.
— Вот что я тебе скажу, братишка. — Она вытянула обе руки, взяла его лицо в ладони, сжала так, что у него губы сделались уточкой. — Правильно сделал, что ничего не сказал полиции. Обойдутся! Пусть сами землю роют. А мы с тобой…
— Что?
Вадик осторожно высвободился из ее ладоней. Встал с кухонного стула, давно расшатавшегося и просившегося на свалку.
— Если мы с тобой поразмыслим, а ты повспоминаешь, то можем неплохо заработать на всей этой скверной истории.
— В смысле?! Ладка, ты чего?! Шантажом решила заняться? Это же верная смерть!
Он нервно заходил по тесной кухне. И все время старался отвернуть лицо от сестры. Чтобы она не догадалась: он ведь именно об этом вчера и мечтал, надираясь недопитым на банкете алкоголем. Он ведь еще кое-что сделал возле стола, где мужик с ножом в груди свалился под стол. Если правильно расставить позиции, то можно и заработать. И совсем неплохо! Так эта нужда достала, так достала! Рвутся они с Ладкой, рвутся. Правильно, честно живут. Болтают ножками, как та лягушка, только вот комочек масла все никак не сбивается. И они тонут и тонут в вечной нужде и прорехах в скудных бюджетах.
И вчера он мечтал о богатстве, которое могло бы свалиться им на голову. Опасно? Очень! Но ведь попробовать-то стоило. Но тут же лезли в голову страшные мысли о возмездии. О сиротстве племянников. Те ведь, в случае их с Ладкой гибели, останутся совсем одни.
И он напился. До чертей, до обморока. Болеет вот теперь. И не выдержал и рассказал Ладке почти все. Думал, надеялся, что она его осудит, пригрозит и заставит забыть обо всем. А вышло все с точностью до наоборот.
— Ты же знаешь, как заканчивают шантажисты, Ладка, — сделал он последнюю попытку удержать их от опрометчивости. — Их всегда убивают.
— Не скажи, дорогой. — Ладка покачала головой, посмотрела на него незнакомым хищным взглядом. — Погибают, как правило, идиоты, которые не могут остановиться. Им мало, и они начинают требовать еще и еще. Тот, кого они шантажируют, понимает, что это никогда не закончится. И избавляется от таких шантажистов. А мы с тобой… Мы сделаем все грамотно. И только один раз. И тогда я наконец смогу купить себе новый спортивный костюм. И еще кроссовки. Может, и на новую куртку хватит.
И она расплакалась…
Глава 6
Утро понедельника добрым не могло быть по определению: конец выходным, начало новой недели, встреча с начальством, о котором за субботу и воскресенье стараешься забыть. У Фокина утро понедельника выдалось особенно скверным. Потому что выходных не было — раз, встречался с начальством трижды за воскресенье — два, и еще ему предстояло с раннего утра ехать на фирму «Геракл» и опрашивать сотрудников, побывавших на пятничном банкете — три.
Минуя собственный отдел, туда ехать. И неизвестно, насколько там задержаться. Может, на неделю, а то и больше. Сотрудников тех было сто пятьдесят душ! И плюс четверо припозднившихся.
— Товарищ полковник, нужна помощь.
— Какая тебе помощь нужна, майор? — возмутился начальник. — У меня коллектив переаттестацию проходит. У кого комиссия, у кого стрельбы. Это срочно! Ты что, с людьми разучился говорить?
— Так сто пятьдесят душ, товарищ полковник, — напомнил Фокин, стиснув зубы.
— Поделись с Леоновой душами. Она будет рада тебе помочь. Глаз с тебя не сводит. Даже на утренних совещаниях. Ты бы сделал ей замечание. Народ-то не слепой.
Народ — может быть. Сам Фокин ничего такого с ее стороны не замечал. Все было как всегда. Ну, может, слишком часто фыркала, когда они от Холодовой уезжали. И нехорошими словами ее называла. И что-то про ее коленки бурчала вполголоса. Фокин, если честно, подумал, что все недовольство Леоновой продиктовано завистью. Хотя бы наличием у Холодовой дорогой брендовой косметики. Леонова ведь как обрадовалась, когда Холодова ей подарила новый тюбик помады, утверждая, что цвет ей не подошел.
При чем тут какие-то голые коленки?
Но, справедливости ради, стоит отметить, коленки были точеными, и их Холодова не прятала даже на работе. Юбка делового костюма опускалась ниже длинного жилета всего лишь сантиметров на тридцать. А дальше —
