Мастер жестокости - Николай Иванович Леонов
Гуров был вынужден признать, что эта версия вполне жизнеспособна.
– Мы имеем дело с человеком большого влияния, способным нагадить, даже пребывая в коме, не то что в полумертвом состоянии. Ты ведь, надо полагать, знаешь, кого он образовывал на юрфаке Ленинградского универа?
– Как не знать, он всем уши этим фактом прожужжал.
– Ну вот. Давай детали обсудим завтра, ну а пока подумай, имея в виду то, что…
В это время застучали каблучки домашних туфель, и в столовой возникла Мария. Она была явно чем-то взволнована. Увидев, что муж разговаривает, она от нетерпения аж зубами клацнула и пристукнула каблуком.
Гуров приложил палец ко рту.
– …и потом, сын пана Ректора – это не дворник при Дворце пионеров, – продолжал в это время говорить Орлов. – Даже если папа жил без него полгода, теперь эта ключница спокойно жить не даст ни ему, ни нам. В общем, обмозгуй пока, что да как, а завтра обсудим.
– Есть, – сказал Гуров.
– У меня все. – Орлов разъединил связь.
– А ты все? – требовательно спросила Мария.
– Я готов тебе внимать, – сообщил муж, приглашающе похлопывая по колену.
– Прекрати! Я серьезно. Читай. – Она сунула ему под нос планшет.
– «Откуда взялось выражение «драть три шкуры»?», – послушно прочитал Гуров. – Интересно. И откуда же?
– Ох, тундра, ну при чем тут это? – вздохнула Мария и перемотала страницу на самый конец сенсационного материала.
Внизу этого пространного, пересыпанного ссылками на фактологию, весьма скучного поста имелась ссылка, забранная в рамочку, под заголовком «Партнерский контент».
Мария щелкнула по ней, открыв стандартный одностраничный сайт. На нем присутствовали малохудожественные изображения: озадаченных пар в состоянии конфликта; рыдающих женщин; их же с детьми, с тоскливой требовательностью взирающих в окно; плачущими младенцами и детьми постарше; тощими – и вскоре полными кошельками; пометками «Дорого, эффективно, на совесть».
Суть уникального торгового предложения, насколько можно было сообразить, сводилась к эффективному взысканию долгов по алиментам инновационными методами.
– Мне кажется, таких уникальных предложений в любой подворотне хоть отбавляй, – деликатно заметил Гуров. – Эти люди коллекторами называются.
– Да? И что же, все, кто из подворотни, связаны с неким мастером-кожевником? Увлеченно рассказывающим, откуда взялось выражение про сдирание шкур? – колко ответила жена, явно уязвленная тем, что значение ее открытия принижают. – И потом, смотри сюда.
Мария вышла в поисковик, начала набирать «взыскать долг по алиментам…», и уже со второго слова программа услужливо выдала подсказку: «Мастер Даня город Т.».
– Ну, а теперь что скажешь? – требовательно спросила она. – Тоже просто так и совпадение?
Гуров улыбнулся и, притянув жену, усадил к себе на колени:
– Скажу, что ты редкостная умница и я тебя люблю. Пошли досматривать «Рожденную революцией» или реализуем что поинтереснее?
– Знаешь, Лева, есть в тебе этот, как бы сказать. Мужской шовинизм! – с горечью заметила Мария.
– Ну извини. Как же иначе-то? Я же соответствующего полу вроде бы.
Она дернула мужа за ухо.
– Безо всякого сомнения. Только иной раз мне кажется, что ты никак не возьмешь в толк масштабов подлостей, на которые способны обиженные, особенно женщины.
– Если ты о себе, то я прямо сейчас приступаю к активным извинениям.
Глава 7
Даниил прислал сообщение: «Зоечка! Если не заняты, хочу пригласить вас на дачу. Будет скучно: снег, шампанское и я. Вы как?» Чтобы убедиться, что она не спит, Мама Зоя как следует ущипнула пухлыми пальчиками пухлую ручку, – нет, не спит. Внутри стремительно разливалось ощущение счастья.
Мама Зоя не верила в происходящее. Тем не менее он элегантно, с алой розой в руке, встретил ее на вокзале. Они ехали и целовались в пустой электричке, затем шли по тропкам, рука об руку среди старых фонарей и елок с нахлобученными снежными шапками. И ей все никак не верилось в неожиданно свалившееся на нее счастье. И лишь когда на долгие счастливые семьдесят два часа за ними закрылась краснокожая дверь – лишь тогда Мама Зоя поверила: то, что случилось с нею, происходит на самом деле. Часы летели незаметно, одинаково сладкие, обволакивающие, будто липкая сахарная вата. Укачанная и оглушенная, она проваливалась в радостный и обессиленный сон, просыпалась, ощущая аромат кофе и слыша скрежет лопаты – Даниил, облаченный в ватные штаны, куртку и ушанку, чистил снег.
Он рисовал ее во всех видах, по желанию – портрет, в полный рост, шарж, в стиле толстушки Хильды. У постели в сияющем ведерке неизменно присутствовала бутылка шампанского и необычные легкие закуски. Например, засахаренные лепестки роз, им собственноручно приготовленные. Мама Зоя, которая состояла, казалось, теперь целиком из пульсирующего, горячего сердца, заливалась счастливыми слезами.
И совершенно было непонятно, как сообщить ему о том, что месяцев через восемь он станет папой.
…Даниил добрился, увенчал священнодействие похлопываниями ладонями по щекам и принялся облачаться. Ну а поскольку хромой мужчина, пытающийся угодить в собственные штанины, неизбежно теряет в респектабельности, то Зоя расслабилась, набралась смелости и сказала:
– Данечка, тут такое дело…
– Да?
Известие о грядущем событии он выслушал, на ясном челе отобразилось удивление. Уточнил, серьезно ли она говорит, получил уверение, что серьезно, и весьма, а потом вдруг улыбнулся своей невероятной, застенчивой, обезоруживающей улыбкой и сказал:
– Ну так это же поправимо.
– Что-что?!
– Поправимо, говорю. Ну не куксись, пышечка. Что тут поделаешь, надо – значит, надо. – Он посмотрел на часы. – Такси через час, раньше вряд ли прибудет, много вызовов. Не залеживайся и приберись немного, ладно? Папа собирался нагрянуть. Ключ повесь на крючок. А насчет этого, – он изобразил руками выпирающий живот, – этого хватит?
И он ушел, оставив на столе толстую пачку в банковской обертке.
Мама Зоя осталась лежать, глотая слезы и рассматривая потолок с бронзовым крюком. Теперь она ощущала себя как человек, который, испытывая радость и восторг, собирал на лугу маргаритки и вдруг был сбит ударом поезда в спину.
…Приехав домой, Даниил принял в очередной раз душ, надел неформальный костюм и, очинив карандаш, засел за перевод Тертуллиана. Столько времени потрачено с Мамой Зоей, надо торопиться…
Он с детства писал только от руки, старательно развивая мелкую моторику, – сначала по настоянию врачей, потом по доброй воле. Ну а после художественной школы вообще лучше обращался с карандашом и пером, чем с ножом и вилкой.
Итак, Счастливый работал, забыв обо всем на свете, до тех пор, пока на него неожиданно не обрушился град оплеух и ругательств.
Никогда раньше он от отца ничего подобного не видывал и не слыхивал.
– Папа! – улучив момент между ударами, крикнул сын. – За что?!
– Гнида! –