Спецназовец. Шальная пуля - Андрей Воронин
Такая реакция была сродни поведению несчастных тузиков и барбосов, в давние времена безвинно замученных отцом отечественной физиологии профессором Павловым. Бедные собачки в очередной раз сослужили людям добрую службу: вспомнив о них, Юрий устыдился своего инстинктивного поведения и не стал ни захлопывать дверь перед носом у гостей, ни причинять им физические увечья различных степеней тяжести.
Победа разума над рефлексом оказалась не напрасной и весьма своевременной. Приглядевшись, Юрий обнаружил за спинами двух кавказцев третьего – пониже ростом, поуже в плечах и заметно старше своих спутников, он явно был у них за главного. Юрий понял бы это с первого взгляда, даже если бы не знал, кто перед ним, уж очень невозмутимое и значительное выражение лица было у этого нерусского гражданина.
– Какие люди, – сказал Юрий и отступил на шаг от порога, давая понять, что путь свободен.
На его месте гость, блюдя законы гостеприимства, верно, рассыпался бы в многословных, приторно-сладких, как рахат-лукум, выражениях своей несказанной радости по поводу нежданного визита. Но здесь был не Дагестан, а Москва, и на своей территории Юрий предпочитал для разнообразия придерживаться своих законов и правил. «Незваный гость хуже татарина» – звучит, конечно, немного оскорбительно как для татарина, так и для гостя, но следование этому правилу спасло немало жизней, а пренебрежение им столько же, если не больше, погубило.
– Милости прошу, – с оттенком нетерпения добавил он, видя, что никто из визитеров так и не тронулся с места.
Один из «клонов» – тот, что без зонтика, но с усами и пакетом – сунулся было в прихожую. Его повадка, как и выражение смуглой усатой физиономии, живо напомнили Юрию бодигарда, проверяющего сортир, куда нацелился хозяин, на предмет обнаружения в кабинке затаившихся киллеров, взрывных устройств и прочих живых и неживых предметов, могущих представлять опасность для жизни, здоровья и репутации драгоценного босса. Старший остановил его, положив на плечо крепкую сухую ладонь, и негромко, с легким акцентом произнес:
– Свободны. Подождите внизу, в машине.
Он обратился к своим телохранителям по-русски; это была мелочь, но Юрий ее оценил.
Телохранители попятились, сверля Якушева не особенно доброжелательными взглядами, обтекли хозяина с двух сторон и двинулись к лестнице. Хозяин, не глядя, поймал усатого за рукав.
– Куда понес, э? – сказал он, отбирая у охранника пакет. – Тебе нельзя, ты немножко на работе! Давай, иди, под ногами не путайся, слушай! Здравствуй, дорогой! – обратился он к Юрию. – Здравствуй, брат!
– Заходи уже, – проворчал Якушев и, не удержавшись, коротко, печально вздохнул. – Ну, что у тебя опять стряслось?
Кавказец сверкнул на него из-под густых, чуть тронутых сединой бровей темными, как спелые вишни, глазами. Впрочем, Юрий и без этой мелодраматической пантомимы знал, что играет с огнем. Магомед Расулов, бизнесмен, политик и глава одного из самых многочисленных и могущественных кланов не только Дагестана, но и всего Северного Кавказа, был не из тех, с кем можно разговаривать подобным образом, будь ты хоть президентом Российской Федерации. Юрий Якушев был всего-навсего отставным старшиной спецназа, но на тонкости душевных переживаний господина Расулова ему было наплевать с высокого дерева. В отличие от президента, он мог себе это позволить, поскольку, кроме чувства собственного достоинства, не имел за душой ничего, чем стоило бы дорожить.
Кроме того, в отличие от президента, Юрий был одним из тех, кто не так давно спас господину Расулову жизнь.
Положа руку на сердце, он до сих пор не знал, стоила ли шкура Магомеда Расулова той цены, которую за нее заплатили. А цена была немалая: два русских десантника, два гаишника, тоже русских, с пяток бандюков той же национальности и энное количество дагестанцев – сколько именно, Юрий не знал даже приблизительно, поскольку там, в горах, было не до подсчетов. От двух десятков до сотни – где-то так. Не многовато ли за одного усача? Плюс к тому один генерал ФСБ и десятка полтора его охранников. Напоминает список жертв небольшой войны, не правда ли? И все это – из-за одного кавказца, который, как все они, постоянно себе на уме.
– Не рад? – с невеселой улыбкой не то спросил, не то констатировал Расулов, переступая порог. – Знаю, о чем ты думаешь. Видел бы ты свое лицо, когда я тебя братом назвал. Э! С таким лицом в атаку ходят, слушай! Но, хочешь или не хочешь, ты – мой брат, и с этим уже ничего не поделаешь. Знаешь, как у нас говорят: если ты участвуешь в их делах, они – твои братья.
Против собственной воли Юрий отдал должное его дипломатичности. Горцы – народ гордый, обидчивый. Всегда такими были, а в последнее время их обидчивость многократно обострилась – не дай бог напомнить кому-нибудь, что еще вчера он с шутками и прибаутками резал русским солдатам глотки перед объективом видеокамеры и торговал рабами! Обидится насмерть, обратится за помощью в Гаагский трибунал, и тот, скорее всего, вместо того чтобы шлепнуть подонка на месте, примет его сторону – а как же, права человека!..
Но Расулов не стал обижаться – может, потому, что был умен и умел не обращать внимания на блошиные укусы, а может быть, и потому, что знал: Якушев – не Гаагский трибунал и не комиссия по правам человека, и фокусы, безотказно действующие на европейцев, с ним не пройдут. Этот не станет расшаркиваться, а просто даст в морду, и хвала аллаху, если при этом его кулак не выскочит наружу через твой затылок!
– Заходи, Магомед, – повторил Юрий, делая приглашающий жест в сторону гостиной. – Ты ведь еще ни разу у меня в гостях не был, – добавил он, преодолев некоторое внутреннее сопротивление. – У меня тут скромно, не обессудь.
– О чем говоришь, брат! – заметно приободрившись, воскликнул Расулов. – У настоящего джигита, где бурка, там и дом!
Юрий почел за благо промолчать, хотя и подозревал, что Магомед Расулов не часто засыпает, укутавшись в
