Наталья Никольская - Все сошли с ума
В приемном покое томилось ожиданием несколько человек: пожилой, хорошо одетый мужчина, супружеская пара средних лет, высокий светловолосый парень в кожаной куртке и женщина с молчаливой бледненькой девочкой лет семи-восьми.
В вестибюле было прохладно и неуютно. В единственной и неповторимой кадке медленно, но верно засыхала одинокая пальма. На стуле у входа нес свою унылую вахту охранник в сизо-серой форме, который с тупым бессмысленным видом пялился на посетителей.
Вершинина влетела в гулкую, пересыпаемую только шелестом дождя за окном тишину приемного покоя подобно шаровой молнии, обратив на себя внимание всех присутствующих. Закрыв зонт, она быстро огляделась и направилась в глубь холла.
— Добрый вечер, девушка, — наклонилась она к окошечку, за которым склонилась над карточками и журналами миловидная блондинка, — к вам недавно поступил Мамедов Алискер. Я хочу узнать, в каком он состоянии.
— Здесь все хотят… — возразила было блондинка.
— Все меня не интересуют, — понеслась с места в карьер Вершинина, нервы которой были напряжены сверх всякой меры, — я вас спрашиваю о Мамедове. Вы здесь, вообще, зачем сидите?!
— Успокойтесь, гражданка, — взяла на пол тона ниже медсестра, — сейчас я узнаю.
Блондинка начала крутить диск на телефонном аппарате.
В этот момент сотовый, лежащий у Вершининой в кармане плаща, требовательно запиликал.
— Слушаю, — Валандра прижала трубку к уху.
Публика, собравшаяся в вестибюле вкупе со скучающим охранником с интересом разглядывала ее статную фигуру и обрамленное густыми русыми волосами красивое волевое лицо, на котором сверкали лихорадочным блеском большие голубые глаза.
— Докладывает Ганке. Обыск сделан. Но вот незадача — кто-то нас, Валентина Андреевна опередил.
— Что?!
— В квартире Рыбаковой кто-то раньше нас сделал обыск, нам, как говорится, остались одни крохи.
— Что за крохи? — Вершинина не сводила глаз с медсестры, которая, очевидно, уже что-то узнала и теперь ждала, пока Вершинина закончит телефонный разговор.
— Фотографии, бланк один, кое-какие записи. На одной фотографии…
— Потом, Валентиныч, завтра. — Валандра торопилась узнать о самочувствии Алискера.
— А с Мамедовым что?
— Я сейчас в больнице. Он попал в аварию, его самосвал протаранил. Вадик звонил с места аварии, сказал, что вроде сотрясение и перелом руки.
— Мы сейчас подъедем. Колька тут икру мечет. Заодно и о результатах обыска подробно доложим.
— Ни к чему это, Валентиныч, поздно уже. Отдыхайте. Завтра работать.
— Да что вы, Валентина Андреевна, разве ж мы уснем? Вы в какой больнице-то?
— Валентиныч, — строго произнесла она, — отбой!
Спрятав сотовый, Вершинина обратилась к блондинке.
— Ну что, девушка?
— Ему только что сделали рентген. Закрытый перелом средней трети левого плеча без смещения и сотрясение мозга, средней степени, скорее всего. Точнее можно будет сказать завтра.
— Ему что-нибудь нужно? Лекарства там, бинты? У вас же сейчас нет ничего.
— Зайдите завтра после обхода, поговорите с лечащим врачом. Сейчас ему наложат гипс, и он будет отдыхать до утра.
— Спасибо, — Вершинина подняла голову от окошечка и посмотрела в окно.
Дождь почти перестал, ветер тоже стих. Капли воды кривыми струйками ползли по стеклу. Она вышла на улицу и остановилась на крыльце, ища по карманам плаща сигареты. Болдырев выскочил из машины и подбежал к ней.
— Ну что? — коротко спросил он.
— Жить будет, — успокоила его Валандра.
* * *Утро следующего дня для Вершининой началось в восемь часов с разговора с Мещеряковым. Она рассказала своему дотошному шефу об инциденте с Алискером. Мещеряков, выждав долгую паузу, вперил свои маленькие водянистые глазки в Вершинину и спросил:
— Думаешь, это случайность?
— Ну что ты, Миша, я не первый год работаю. — Она закурила, — я же тебе сказала, что за этой пленкой еще кто-то гоняется. Нетрудно предположить, что это тот, кто знает о ее существовании. Нет сомнений в том, что это тот самый, как ты говоришь, мистер Икс с вечеринки, который дал задание сфотографировать Дыкина в компании с Шаровым. Это мог быть человек одного уровня с Шаровым, и никак не меньше.
— В любом случае, если этот мистер способен устраивать такие аварии, дело принимает серьезный оборот, — торжественно, точно открыл Америку, изрек Мещеряков.
— А мы что, привыкли в бирюльки играть? Я тебе сразу сказала, что за двадцать кусков придется попыхтеть. Или ты думаешь, что это первый случай, когда мои люди своей жизнью рискуют? — обиженно сказала Валандра, выпуская дым в потолок.
— Да ладно тебе, Валентина, тебе, прям, ничего сказать нельзя. Что-то ты очень чувствительная стала…
— Это плохо? — с вызовом спросила Вершинина.
— Неплохо, если тебе это не мешает с людьми общаться и работать.
— Могу тебя, Миша, заверить, что это не бабская сентиментальность и не уязвленное самолюбие! Просто я немного устала. А тут еще с Максимом что-то творится… Да и за Алискера я вчера перенервничала…
— Может, по стопарику? — Мещеряков выпятил губы. — Ну че молчишь?
Он открыл сейф, достал оттуда початую бутылку «смирновки» и две рюмки. Потом прошел к холодильнику, вынул банку ветчины и тарелку, на которой аппетитно сочно краснели соленые помидоры.
— В собственном соку! — причмокнул толстыми губами Михаил Анатольевич. — Вот и мы с тобой в собственном соку варимся, а, Валентина?
— Пришла сегодня на работу пораньше, хотела поразмышлять в тишине, так нет же, разве Михал Анатолич даст…
— Давай, давай, подсаживайся. Щас твою меланхолию как рукой снимет, можешь уж мне поверить. Да ты не бойся, у меня «Уинтафреш» есть, термоядерная!
Мещеряков лихо вскрыл консервную банку и разлил водку по рюмкам.
— Неплохо ты, Миша, устроился… — усмехнулась Валандра, усаживаясь за стол.
— Сам о себе не позаботишься… Ну, хватит демагогию разводить, — он поднял рюмку.
Вершинина взяла свою.
— Это из запасов Тамары Петровны? — осторожно постучав по хрустальному стопарику, поддела она шефа.
— Фу-ты, Валентина! В такой знаменательный миг, ты, понимаешь… Ну ее к лешему, Тамару Петровну! Устроила мне сегодня истерику…
— А что такое?
— Да я Ладу ее не выгулял, ну она в переднем углу и наложила прямо на ковер, ха-ха! — Из глаз Мещерякова брызнули слезы. — Ну, — выдохнул он, — за тебя! Хоть ты иногда строптивость свою проявляешь, а че греха таить, люблю я тебя!
Мещеряков одним махом опрокинул содержимое рюмки в рот. Крякнув от удовольствия, он впился своими губами-лепешками в сочную помидорину. Сок заструился у него по подбородку.
— А ты че рот полощешь? Выпей и дело с концом!
Вершинина осушила рюмку и взяла кусочек ветчины.
— Эх, хороша «смирновка», мягкая, как женские ягодицы! — попробовал сострить Мещеряков.
Вершинина рассмеялась.
— Ты, Миш, поэт!
— Ты лучше мне скажи, — резко сменил тему разговора Михаил Анатольевич, — что делать собираешься?
— Рыбакову искать.
— А конкретнее? Сегодня, например? — Мещеряков снова наполнил рюмки.
— В агентство поеду сама, а если что с работой и друзьями-знакомыми Рыбаковой прояснится, Толкушкина с Колей Антоновым пошлю. На обратном пути к Алискеру заскочу и в школу наведаюсь.
— Горячий график! А я-то думаю-гадаю: куда ты так расфуфырилась, а ты, оказывается, в агентство модельное собралась. Хороша ты мать, хороша, — Мещеряков удовлетворенно посмотрел на Валандру. Ну, давай еще по одной?
Глава пятая
Вершинина спустилась со второго этажа и по дороге в свой кабинет заглянула в дежурку. Маркелов с Антоновым собирались домой, Болдырев сидел с газетой на дерматиновом диване.
— Вадик, — Вершинина подошла к Маркелову, — что там с машиной, вообще, с этой аварией?
— «ЗИЛ», который врезался в «Ниву» Алискера, числится в угоне со вчерашнего утра. Водитель вышел набрать воды у колонки, повернулся, а машина тю-тю. Столкновение, скорее всего не случайное, тормозного пути у «ЗИЛа» нет совсем, хотя тормоза в порядке.
— Отпечатки пальцев в кабине сняли?
— После моей настойчивой просьбы.
— Ладно, «Нива» пока пусть стоит во дворе, будет время — оттащите ее на станцию.
— Может, прям сейчас отбуксируем? — Вадим посмотрел на Шурика.
— Не надо, — остановила его Валандра, — успеете еще. Сегодня отдыхайте. И будьте осторожны! Мы, кажется, потревожили осиное гнездо, — она посмотрела на свои часы, — появятся Валентиныч с Колей — сразу ко мне.
— Понятно.
Она вышла из дежурки и нос к носу столкнулась с Валентинычем.
— Ага, на ловца и зверь, — она кивнула в ответ на его «здрасьте», — давай ко мне.
