Светлана Бестужева-Лада - Рокировка
Вадиму Сергеевичу следовало догадаться, что монастырское вино — штука коварная, особенно для юной непьющей особы. Но он как-то проглядел, что Алина выпила почти бокал. А через полчаса после этого, когда их автобус проезжал мимо поселка Майерлинг, и гид рассказывал историю трагического конца кронпринца Рудольфа и его возлюбленной — двойного самоубийства, лишившего Австрию наследника престола, Алина заплакала.
— Что ты, девочка? — переполошился Вадим Сергеевич. — Это ведь было так давно! Возможно, это просто красивая легенда…
— Это не легенда, — тихо ответила Алина, вытирая глаза. — Я читала: они действительно покончили с собой из-за того, что не могли быть вместе. А я…
— А что ты?
Алина помолчала, потом сказала ровным и неестественно спокойным голосом:
— А я люблю вас и должна выйти замуж за другого…
В ту же ночь она тихо проскользнула в его комнату. У Вадима Сергеевича не хватило воли остановить это безумие…
Господи, меньше всего на свете он хотел это останавливать!
Глава четвертая Неожиданная развязка
«Я сошел с ума, — думал Вадим Сергеевич, глядя невидящими глазами в иллюминатор самолета. — Окончательно и бесповоротно. И самое ужасное то, что мне это нравится. А через три месяца вернется Сергей. Какими глазами я буду на него смотреть? Что я ему скажу?»
Ответов на эти вопросы не находилось. Да и особого желания искать их не было. Если честно, желание было одно-единственное: снова и снова обнимать и целовать смуглую, тоненькую девушку, почти девочку, которая…
Которая оказалась просто фантастической любовницей! В общем-то неискушенного в любовных делах Вадима Сергеевича неумелые, но пылкие поцелуи, робкие, но такие страстные объятия просто-напросто свели с ума. Можно было сколько угодно вспоминать старую пословицу о седине и о бесе — на ситуацию это никак не влияло.
Уйти жить в еще не до конца отремонтированную студию и никогда больше не оставаться наедине с Алиной? Разумно, конечно, но… Но совершенно невозможно. По-прежнему жить в одной квартире, встречаться в кухне за завтраком или ужином, спать в соседних комнатах и делать вид, что ничего не произошло? Чуть менее разумно, но еще менее возможно. Продолжать то, что началось этой ночью в венском отеле?
Вадиму Сергеевичу было бы намного легче, если бы сама Алина хоть как-то обозначила свое отношение к, мягко говоря, непростой ситуации. Но она замкнулась в каком-то отстраненно-спокойном молчании, не проявляя вообще никаких эмоций. Хладнокровный расчет? Шок от случившегося? Снова вопросы — и снова никаких ответов.
А впереди были еще два дня в Санкт-Петербурге, билеты в который все-таки удалось достать. А там — заказанные по телефону номер в гостинице, экскурсии в Петергоф и в Царское Село, балет в Мариинском театре… Алина об этом еще не знала, Вадим Сергеевич намеревался сделать ей сюрприз. Но с сюрпризами она его опередила. И что теперь?
Как выяснилось, Вадим Сергеевич напрасно опасался и ждал неведомого. Два дня в северной столице пролетели, как волшебный сон, а две ночи… Алине не пришлось самой проявлять инициативу, возможно, она ее и не проявила бы больше никогда, но остановиться не мог уже он сам. Несмотря на угрызения совести, переживания и тому подобное. Не мог и не хотел.
Они не говорили друг другу о своих чувствах. На их счастье, в Санкт-Петербурге стояла редкая для конца апреля погода: теплая, безветренная, почти летняя. И прогулка по Царскому Селу стала еще одним праздником в этой нескончаемой череде. Еще одним, но не последним.
— Как красиво, — негромко произнесла Алина в машине на обратном пути. — Мне кажется, за эти дни я испытала столько счастья, сколько другие за всю жизнь не испытывают. Спасибо.
— Не за что, — так же негромко отозвался Вадим Сергеевич. — Поверь, я испытываю то же самое. Только…
Алина покачала головой:
— Не нужно. Не сейчас. Не здесь.
— А когда же? — вырвалось у Вадима Сергеевича. — Ты напишешь… Сергею?
Алина снова покачала головой:
— Нет. Такое в письмах не сообщают. Пусть дослужит спокойно.
— А потом?
— А потом я ему скажу.
— О чем?
Алина слегка улыбнулась:
— Обо всем, наверное. Только… Только я не уверена, что должна называть имена. Это лишнее.
— Тогда — что же?
— Просто скажу, что полюбила другого. И хватит об этом, я не хочу загадывать наперед, это ни к чему хорошему не приводит. Мы приехали, вот наша гостиница.
За ужином в гостиничном ресторане оба говорили о пустяках, потом был балет в «Мариинке» и, казалось, Алина была всецело захвачена историей несчастной девушки Жизель, так непохожей на ее собственную историю.
«Молодость, — с какой-то безнадежностью думал Вадим Сергеевич. — Молодым все легко: встречаться, прощаться, влюбляться… Они думают, что у них впереди если не вечность, то уж век-то точно, и на этот — их — век им всего еще будет отпущено полной мерой. Она скажет… А я потом буду утешать сына, которого сам же и обидел так жестоко. А потом? Нет, об этом даже думать страшно, права Аля, не нужно ничего загадывать наперед, не нужно…»
А ночь снова сделала ненужными какие бы то ни было объяснения и предположения. Пожалуй, это был один из тех редких случаев, когда любовь не нуждается в словах. Так, по крайней мере, казалось Вадиму Сергеевичу, только он все-таки ошибался. Больше всего на свете Алине хотелось услышать от него те самые «главные слова», которые превратили бы их сумасшедший роман в нечто более серьезное и… прочное.
Она не слышала этих слов от Сергея, который всего-то два с небольшим года тому назад стал ее первым мужчиной. И она была у него первой, чего он никогда не скрывал. В принципе не любивший лишних слов, Сергей считал само собой разумеющимся, что они с Алиной поженятся, хотя и предложения, как такового, не делал. Просто в один прекрасный день начал обсуждать детали их свадьбы. Хотя… и подобные разговоры не слишком жаловал.
Алине казалось, что она его любит. А потом, после смерти Инны Ивановны, когда увидела огромное, неподдельное горе своего будущего свекра, поняла, что вот она — настоящая любовь. Испытала чувство огромной жалости к Вадиму Сергеевичу, незаметно перешедшее в нежность и стремление позаботиться. А уж от этого чувства до любви было даже меньше, чем один шаг, который она и сделала, опьянев от весеннего воздуха прекрасного, романтического города.
Сделала — и окончательно потеряла голову от уже совершенно других ощущений. Близость с Сергеем оставила ее практически равнодушной: ни особых мучений, ни особого блаженства. Но ведь они собирались пожениться! Хотели, чтобы у них было, как минимум, трое детей. А Алина вовсе не была наивной и прекрасно знала, откуда берутся дети.
Но теперь… Все мысли о замужестве, детях и прочих атрибутах семейной жизни просто вылетели у нее из головы. Она любила — и наслаждалась каждым мгновением этой любви. Если бы еще Вадим Сергеевич сказал, что тоже любит ее. Хотя бы раз это сказал!
Но он шептал ей нежные слова, а тех, которых она так ждала, не произносил. Может быть, и не любил, просто — не устоял перед искушением? Тогда она — вдвойне предательница, и никакого снисхождения не заслуживает. Вернется Сергей, она скажет ему, что полюбила другого, что была его любовницей и теперь не может выйти замуж, как думалось раньше. Не может — и все.
Где и как она будет жить, Алина не слишком задумывалась. Тут Вадим Сергеевич был как раз прав: молодость не обременяет себя расчетами и рассуждениями. Что будет — то и будет, как-нибудь все образуется, на одном городе свет клином не сошелся, можно будет уехать куда-нибудь подальше, постараться все забыть и начать новую жизнь. Как, где, с кем? Сейчас это не имело абсолютно никакого значения.
Когда они на следующий день собрались в Петергоф, то, не сговариваясь, приняли тот же тон общения, что и в Вене. Только обращение «дядя Вадим» исчезло из речи Алины, именно исчезло, она просто делала микроскопическую паузу после местоимения «вы» и продолжала говорить, как ни в чем не бывало. Точнее, отвечать на вопросы или восторгаться увиденным.
