Анастасия Валеева - На крючке
– Я слышал, вы взялись за это дело, – он выделил голосом «это» и замолчал, очевидно, ожидая подтверждения.
– Да, – Яна глубоко затянулась, ее удовольствие, вызванное игрой ума в те несколько минут, которые предшествовали визиту в этот холодный, заставленный громоздкой, «под старину» мебелью кабинет, улетучилось, подобно запаху нестойких духов, – меня к этому обязывает долг.
На губах Засурского заиграла язвительная усмешка.
– Долг? – насмешливо переспросил он. – Вы оперируете такими старомодными понятиями?
– В старомодных понятиях, также, как и в старомодной мебели, Яна обвела кабинет красноречивым взглядом, – есть свое особенное обаяние, – парировала она.
– Да-да, безусловно, – торопливо, с неохотой согласился Засурский. – Итак, я предлагаю вам неплохой гонорар.
– И что вы хотите мне поручить?
– Бросить все к чертям собачьим, – судорожно рассмеялся Засурский, словно показать себя таким вот беззаботно-веселым и фамильярным для него было знаком особой милости, дарованной собеседнику, – ну как вам идея?
Он наставил на Яну любопытный взгляд. Она молчала, сбитая с толку.
– Три тысячи – и никаких проблем! – полупрезрительно улыбнулся он.
– Я вас не понимаю, – отрезала Яна.
– Разве вы родились не в этой несчастной и по-своему счастливой стране, где население привыкло получать деньги ни за что? Не утруждая себя никакой работой? А? – теперь его взор был игриво-испытующим, он скользил по Яне, подобно ручной змее, которая тем не менее в любое мгновение могла ужалить.
– Допустим, – выжидательно смотрела на него Яна, словно хотела до конца исчерпать свое терпение.
– Ну так как? – тут Засурский заставил себя улыбнуться вполне благосклонно.
– А если я не приму вашего предложения? – капризным тоном спросила Яна, – если скажу, что у меня другие планы?
– Бросьте, – издал он издевательский смешок, – кто в наше хлопотное время отказывается от денег?
– Я отказываюсь, вернее, вы опоздали, я уже получила аванс и намерена его отработать, – спокойно сказала Яна, глядя в лицо Засурскому.
– И кто же вас нанял? – с наигранно равнодушным видом поинтересовался он.
– А вам какое дело? – Яну все больше раздражал этот слишком высоко себя ставящий богач.
– Я даю вам три тысячи, – сделал он упор на «три», отчего это числительное получилось у него по-французски раскатистым и каким-то гневным, – а вы мне здесь ваньку валяете!
Засурский, видно, тоже начал терять терпение.
– Я не хочу огласки, понимаете? – грозно блеснули его темные глаза, – Галкина работала в моем казино, информация может просочиться в газеты, на телевидение.
– Она и так просочится, – меланхолично улыбнулась Яна.
– Смотря как ее подадут, – надменно взглянул на нее Засурский, – вы своими неадекватными действиями можете все испортить.
– Ваш сын и Женя Галкина…
– Замолчите! – неожиданно закричал Засурский. – Это вас не касается!
– Касается, коль скоро я расследую смерть девушки, – горячо возразила Яна.
Возразила, а про себя подумала: нет, так дело не пойдет, этак мы ни о чем не договоримся. Показания Засурского ей были бы как никогда кстати, ведь он знал Галкину, его сын был ее бой-френдом. Если он сейчас вконец на нее обозлится, она навсегда потеряет его в качестве лица, способного снабдить ее нужной информацией. Яна незаметно, пока Засурский смотрел в окно, достала из сумочки карты, выбрала «Внушение» и, накрыв ее ладонью, влажной от волнения и горячей, сосредоточилась на на эмоции, которую хотела заставить испытать Засурского.
Он сейчас уязвим, – нашептывал ей внутренний голос, ибо впал в гнев и ярость, ибо говорит о вещах, в которых кровно заинтересован.
– Может, ваш сын…
– Я не хочу, чтобы мое грязное белье полоскала желтая пресса, понятно вам? Чтобы мусолили имя моего сына! Я изначально был против этого союза. Это была блажь, блажь, блажь, – с неистовым ожесточением повторял он, – и ничего больше! А мне теперь расхлебывать!
– Я вас понимаю, но пойти у вас на поводу не могу, – с горечью сказала Яна, – и потом, в том, с какой готовностью вы мне предлагаете деньги ни за что, есть что-то подозрительное.
– Чушь! – закричал Засурский, – вы сами не понимаете что говорите. Если бы вы имели мое положение, мой статус, вы бы знали что такое подобная огласка! Пять тысяч, – свирепо глянув на Яну, выдавил он.
– Нет, – Яна вздохнула и прикрыла веки, по-прежнему манипулируя с картой.
Что ему внушить? Успокоение, приветливость, податливость? Нет, это слишком сложно, – ее мозг работал как барометр, – надо сосредоточиться на каком-то простом движении, жесте, действии. А если вызвать до ужаса, до банальности простое желание немедленно сделать что-то? Она достала карту «Да. Нет.»
Надо же ее внедрять! С внушением сложных чувств ничего не получается, так почему бы не внушить эмоцию попроще?
– Чем вы занимаетесь? – с раздражением спросил Засурский.
– Ничем особенным, – рассеянно улыбнулась Яна, шепча про себя: «Если я прикажу ему захотеть пить или открыть окно, он сделает это?»
Ее ладонь, лежавшая на карте «Да. Нет.», потеплела.
– Выпить не хотите? – облизал сухие губы Засурский, и Яна поняла, что карта «сработала».
– Не откажусь, – сдержанно улыбнулась, радуясь, что новая карта не подвела ее.
Засурский встал, подошел к шкафу, выполненному в стиле «ретро» и, открыв бар, достал оттуда изящную, расширяющую книзу, с вытянутым горлышком бутылку и пару объемных коньячных рюмок.
И тут Яну пронизало ощущение deja vu. Конечно, этот затылок, эти каштановые с проседью волосы, мощная, в складках шея… Это же он занимался любовью с Галкиной! Мужчина из видения, посетившего Яну в квартире убитой. Может, он напрямую связан с этим убийством, поэтому и предлагает деньги? Яна побледнела, но собрала все силы, чтобы унять дрожь, пробегавшую по телу.
– Вы любите коньяк? – с лицемерно-дружеской улыбкой спросил Засурский. – Это отличный коньяк, «Отар», настоящая Франция.
– Простите за замечание, но вы не кажетесь шокированным или удивленным случившимся, – усмехнулась Яна.
– А почему я должен быть шокирован? – поставил на стол бутылку и рюмки Засурский. – Потому что Галкина была любовницей моего сына и работала в моем казино?
Он изобразил недоумение, смешанное с изрядной долей скепсиса и презрения.
– Хотя бы поэтому, – Яна снова закурила. – Но есть и еще причина, в виду которой эта смерть должна бы вас затронуть.
– Какая же? – с надменной гримасой приподнял брови Засурский.
– Вы ведь тоже были любовником Галкиной, – ровным голосом проговорила Яна.
– Что-о?! – возмущению Засурского не было предела.
– Вы спали с ней, – твердо сказала Яна, – может быть, поэтому и были против ее союза с вашим сыном.
Яна пристально, но спокойно смотрела на Якова Григорьевича. Засурский слегка смутился, но, быстро справившись с растерянностью, перешел в атаку.
– Кто вам дал право так разговаривать со мной? И откуда вы вообще взяли, что я, как вы выразились, спал с Галкиной? Или вы считаете, что она была пупом Земли?
Теперь в его глаза горела откровенная ненависть. Углы Яниных губ тронула ироническая усмешка. Она не могла удержаться от этой несмелой, но выразительной улыбки, которая должна была показаться так дорожащему своим престижем Засурскому верхом оскорбительной непочтительности.
– Что вы смеетесь? – грубо одернул он Яну, приходя в бешенство. – Я сказал что-то смешное?
– Нет, ваша реакция вполне адекватна, с учетом вашего характера, – процедила Яна, гася сигарету в пепельнице.
Она уже поняла, что мирного, конструктивного разговора не получится, и более того, она сомневалась, что такой разговор мог вообще состояться. Априори, так сказать. То обстоятельство, что Засурский спал с Женей, хотела Яна того или нет, бросало на него тень подозрения. Мотивов было хоть отбавляй. Ревность, например. А если принять во внимание тот факт, что в квартире было все перерыто, то можно предположить другой вариант. Возможно, Галкина завладела чем-то ценным, принадлежащим Засурскому, помимо его воли и он, желая отобрать это таинственное нечто и будучи человеком темпераментным, саданул ее сковородой по голове. Как ни была бы мрачна и трагична эта картина, нарисованная перед Яной ее подвижным воображением, она вызвала у Яны тонкую ироническую усмешку. Зрелище хватающегося за сковородку Засурского было до того комичным и нелепым, что она рассмеялась бы, если бы была одна. У нее защекотало переносицу, как в детстве. Это было знаком того, что она может допустить что-то запретное, неприличное, но в то же время неплохо контролирует себя, чтобы упредить этот порыв.
– Что вы хотите этим сказать? – чуть более спокойно, но все с таким же презрительным апломбом спросил Засурский.
– Только то, что вы человек взрывчатый, самолюбивый, легко ранимый. Удивляюсь, как вы могли преуспеть в бизнесе! – воскликнула Яна.
