Марина Серова - Пятница, тринадцатое
— Нет, — сухо ответил Голубец. — Вам-то что за дело, молодой человек?
— Да так, просто интересуюсь, — Егор понял, что майору неприятно говорить на данную тему, и это разогрело его интерес. — И все же?
— Пойдемте, Антонина Платоновна, — поднялся со скамейки майор. — Что-то ветер поднимается… Мы можем опоздать к полднику.
— Я бы предпочла прогуляться к озеру, — сказала Меньшикова.
— И я с вами! — мгновенно вскочил со скамейки Егор. — Черт, как штормит-то…
Он покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за ветку дерева, которая с хрустом обломилась. Бедный борец с зеленым змием рухнул на землю и, чтобы как-то исправить впечатление, прокричал:
— Вот видите, мадемуазель Меньшикова, я уже у ваших ног!
— Пойдемте, майор, — Антонина Платоновна взяла Голубца под руку, и они стали не спеша удаляться по центральной аллее по направлению к корпусу.
— Служу Советскому Союзу! — проорал им вслед распростертый на земле Егор. — Враг не пройдет, и победа будет за нами!
Медленно начинало смеркаться. Солнце плавно уходило за горизонт, зависнув над лесом и раскинув свои лучи между сосновыми деревьями.
Суббота подходила к концу — второй из десяти дней, которые я намеревалась провести в «Отраде». Отдыхать тут мне нравилось, я научилась ловить кайф от отсутствия дел, городской беготни и чужих проблем, в которые я должна была вникать по долгу службы.
Тетушка ответила мне пространной телеграммой в тот же день — я ведь включила в стоимость оплаченный ответ. Моя дорогая родственница извещала меня о том, что я могу не волноваться за нее и отдыхать «на всю катушку».
Далее тетушка заверяла меня, что книг у нее хватит еще на неделю с небольшим, так что к моему приезду нужно будет спешно озаботиться покупкой новой партии детективов, если не придет посылка по линии «Книги — почтой»: тетушка заказывала в книготорговых организациях около сотни книг в год, предпочитая объемные собрания сочинений иностранных авторов.
Ну вот, теперь моя душа была спокойна и не болела о том, что у тетушки не хватит чтива на время моего отсутствия. Кстати, а как же я второй день подряд обхожусь без видеомагнитофона?
Я покачала головой, удивляясь такому редкому в своей жизни событию. Обычно я находила время просмотреть хотя бы один фильм в день, если работа не затягивалась на круглые сутки.
Когда этого не происходило, я начинала ощущать что-то вроде кинематографического голодания. Которое, конечно же, не сравнить с голоданием кислородным, но тем не менее нехватка впечатлений воспринималась мною довольно болезненно. И я успокаивалась, только включив кнопку «play» на панели своего магнитофона, устроившись перед ним прямо на полу, среди разложенных диванных подушек.
А тут — никакой тебе ломки. Вот что значит здоровый образ жизни!
Хотя, если говорить по совести, больше десяти дней я здесь, конечно, не выдержу.
На то он и отдых, чтобы быть емким и коротким. Ведь что такое отпуск? Восстановительный период перед новым рабочим годом.
А полдник я умудрилась пропустить, провалявшись на кровати в своем номере и позабыв о времени. Так что, когда я спустилась к ужину, меня уже поджидал за столом полдничный десерт.
Сидевшая напротив меня Вера Погодина снова была не в своей тарелке. От меня не укрылось, что она пересела на другое место и теперь находилась слева от мужа. Девушка временами вздрагивала и поводила плечами, как будто ей под платье заполз муравей.
— Давай уедем отсюда, — чуть слышно прошептала она мужу.
— Ты что? — удивился Артем. — С какой это стати? Не-ет, даже и не думай…
— Мне страшно, — настойчиво говорила Вера. — Я… я не знаю, что со мной, но я боюсь. Я хочу домой, в город. И чем скорее, тем лучше.
— Вера, возьми себя в руки, — тихо и внятно произнес Артем. — Здесь люди. Что они о тебе подумают, а? Ведь ты же не такая…
Артем Погодин наверняка хотел сказать что-нибудь вроде «дура» или «истеричка», но, поразмыслив, выбрал вариант помягче.
— …не такая нервная.
— Ты не понимаешь, ты ничего не понимаешь, — прерывисто шептала Вера.
— Но ведь мы же здесь не просто так, — Артем взял ее голову в свои ладони, заставил поднять подбородок и внимательно посмотрел Вере в глаза.
Она попыталась отвести взгляд, но Погодин снова развернул ее лицо к себе. Казалось, его сильные руки могут запросто свернуть ей шею.
— Мы так долго ждали этой поездки, — проговорил он с максимальной убедительностью. — Вспомни, ты же сама мне говорила: здесь то, что надо. И тут мы можем сделать то, к чему так долго готовились.
— Да, — как загипнотизированная, посмотрела на него Вера. — Ты прав.
— Мы начнем завтра же, — внушал он ей. — И все будет хорошо.
— Хорошо… — повторила за ним Вера. — Ты прав. Но… но мне все равно страшно…
Погодин тяжело вздохнул и, опустив руки, принялся управляться с ужином.
Вера почти ничего не ела в этот вечер — сидела, нагнувшись над тарелкой, и от силы раза три поднесла ко рту вилку со спаржей.
Я заметила, как две слезинки скатились по ее щекам и плюхнулись на скатерть возле солонки.
Эта ночь прошла без каких-либо приключений, если не считать налетевших в комнату комаров, которые то и дело будили меня своим пронзительным звоном, кружа почему-то все время над правым ухом.
Комендантшу Оленьку больше не мучили кошмары, и я в общем-то благополучно проспала эту ночь.
Мне приснился тот же сон — снова постояльцы корпуса бежали по дороге, а сверху на них сыпались камни. И снова я знала, что один из булыжников-метеоритов рухнет кому-то на голову, а я не смогу спасти этого человека, потому что от меня было скрыто, кто окажется жертвой.
И что любопытно — я не могла сосчитать во сне всех присутствующих.
Я твердо знала, что по дороге бегут все обитатели первого корпуса, и одновременно была столь же твердо уверена, что кого-то из них не хватает.
Это противоречие было настолько явным, что я мучилась во сне, пытаясь понять, что же это означает, — увы, безуспешно.
Как выяснилось впоследствии, сон был из разряда вещих. И мое недоумение по поводу невозможности совмещения точного числа обитателей корпуса и нехватки одного из них разрешилось самым простым образом.
Это произошло в понедельник вечером. А вот с утра понедельника я уже знала, на кого упал камень, который тревожил мои сны…
Глава 5
Воскресенье, 15 сентября
Завтрак воскресного дня прошел на удивление бурно. Славик Капустин превзошел сам себя — наверное, хорошо отдохнул за ночь и набрался новых сил.
Два опрокинутых стакана с какао, размазанное по столу желе из ананаса, очередное преследование кошки и дикие вопли про мертвецов — видимо, Славик вспомнил, что недавно была пятница, совпавшая с тринадцатым числом, и решил, что останавливаться в своем бесовстве не стоит, понедельник — тоже неплохой день для того, чтобы проявить себя перед отдыхающими во всей красе.
Мальчик разбаловался до такой степени, что даже обычно спокойная Милена стала возмущаться — правда, вполголоса и обращаясь не к чете Капустиных, как обычно, не реагировавших на выходки своего чада, а апеллируя к своему мрачному супругу.
— Вот, Сема, погляди, что делается! Приличные вроде люди, а сынка воспитать не могут. Прямо совершенно неуправляемый какой-то мальчишка. Вот из таких преступники и вырастают.
Волков с недоумением посмотрел на жену и сквозь зубы процедил:
— Ты думай, что говоришь, мать. Пацан как пацан, подрастет — поумнеет.
Но тут в голову Семе Волкову полетела сухая косточка от абрикоса, которую младший Капустин запустил куда-то в неопределенное пространство из дальнего конца коридора. Косточка ударилась об стенку и рикошетом пронеслась через столовую, угодив в макушку Волкову, расправлявшемуся с креветочным салатом.
Охнув, тот дотронулся рукой до своего «бобрика» и с ненавистью посмотрел на мальчишку, а потом окликнул своего соседа по столу:
— Ребятенка-то пошугайте! Он у вас черт-те что творит, а вы и ухом не ведете!
— Вячик! — окликнула сына Дора. — Будь поаккуратнее, сынуля!
Этого ей показалось вполне достаточно, и, быстро улыбнувшись Волкову, Дора снова принялась за фруктовый коктейль.
Но Семен решил, что подобное замечание не остановит сорванца, и переключился на Максима.
— Он у вас что, всегда такой… шустрый? В школу, что ли, не ходит?
— Н-ну, — неопределенно пробурчал Максим, — в общем-то ходит. Просто, видите ли, мы применяем японскую методу воспитания.
— Японскую? — крякнул Волков. — Вам что, наших русских не хватает?
— В общем, не хватает, — спокойно подтвердил Максим, вытирая губы салфеткой. — Японцы, видите ли, считают, что до определенного возраста детям можно разрешать все. Скажем, лет до двенадцати-тринадцати. Зато потом необходимо перемещать ребенка в очень жесткую среду, где его поведение будет ограничено строгими социальными рамками. Судя по традиционному поведению японцев, эта методика дает очень хорошие результаты.
