Ирина Комарова - Дивная золотистая улика
– А ты, значит, не поверила? – насмешливо осведомился Гоша.
В последнее время мы с напарником уточнили роли и постоянно разыгрываем дуэт: плохой – хороший полицейский. Я – следователь добрый, и все сомнения толкую в пользу подозреваемых. А Гоша злой. Он исходит из того, что люди вообще существа ненадежные и склонные к вранью. Значит, относиться к их рассказам следует с большой долей сомнения. Не могу сказать, что мне приятны наши постоянные перепалки, но для дела они полезны, это точно.
– Да. Я считаю, что это хорошо продуманная и тщательно подготовленная провокация. Естественно, в ней участвовал кто-то из людей достаточно близких. Фотография из семейного альбома, кольцо из шкатулки. Человек, который отдал их бомжу не просто случайный гость в доме – это или родственник или близкий друг.
– Котельникова утверждает, что никто не мог взять кольцо из шкатулки, – напомнил Баринов.
– Естественно. Моя мама тоже уверена, что мы с Маринкой к ее шкатулке близко не подойдем. И никогда без разрешения ничего не возьмем.
– То есть искать надо в ближайшем окружении?
– В первую очередь.
– Или наоборот, фото и кольцо взял человек, который оказался в доме случайно и ненадолго, – возразил Гоша. – Кольцо, как сама Котельникова говорит, сверху лежало: открыл шкатулку, схватил, в карман сунул. И с фотографией так же: попал в руки альбом, выдернул снимок, не приглядываясь…
– Почему ты решил, что не приглядываясь? – перебила я.
– Потому что выбор очень странный. Хочешь ты заказать убийство Геннадия Михайловича, так и предоставь киллеру качественное фото Геннадия Михайловича. А тут – вместе с женой, да на фоне каких-то кустов… Кому нужен семейный портрет в интерьере? Так не делают.
– Что подтверждает мое мнение: Котельникова говорит правду, – обрадовалась я.
– Согласен, – кивнул и Баринов. – То, что она сама мужа заказала, я еще могу допустить – бывает, дело житейское. Но зачем при этом свое-то личико светить? Елена Юрьевна имела возможность подобрать более удачную фотографию.
– А вот я бы милейшую Елену Юрьевну так поспешно не исключал, – Гоша мгновенно развернулся на сто восемьдесят градусов. – Вполне мог быть и другой сценарий. Она, действительно, решила избавиться от мужа. Но не обдумывала долго, не готовилась, а, как свойственно женщинам, действовала под влиянием эмоций, сиюминутного настроения. Схватила первую попавшуюся фотографию и побежала искать киллера. А когда бомжик донес на нее, запаниковала. И бросилась уже к нам, на авось – вдруг сумеем ее вытащить. Тоже все очень логично.
– Не вижу ничего логичного, – нахмурилась я. – Если она и правда хотела избавиться от мужа, то могла придумать способ более простой и надежный. И, во всяком случае, не стала бы обращаться к этому нелепому бомжу.
– Отвечаю, – Гошка был непробиваем, – простой и надежный способ, вроде отравления грибочками на совместном обеде, автоматически делал бы ее подозреваемой номер один. А нападение неизвестных хулиганов самым прекрасным образом оставляет Елену Юрьевну в стороне. Что касается организации несчастного случая, то к нелепому, как ты говоришь, бомжу, она обратилась по обыкновенной бабьей глупости.
– Котельникова не производит впечатления идиотки.
– Впечатления – вещь документально не фиксируемая, – небрежно отмахнулся Гоша. – И субъективная. Мне вот она особо умной не показалась. И вообще, ты ей просто веришь во всем на слово.
– Верю, – упрямо повторила я. – И не просто на слово. Она крест целовала, что не собиралась мужа убивать, забыл?
Гоша поперхнулся и вытаращил глаза:
– Ну, Ритка, от кого-кого, но от тебя я такого не ожидал! Да мало ли что она там целовала! Когда припечет, не то что крестик целовать, землю есть будешь! Что ж теперь, сразу всем верить?
– Ты не понимаешь, что для верующего человека означает клятва. Тем более, на нательном кресте.
– Да откуда ты знаешь, что она верующая? Крестик у нее? Так это ничего не значит – сейчас кресты только ленивые не носят!
– Сразу и видно, что ты тот самый ленивый и есть! Ты хоть заметил, какой у нее крест?
– Какой? – Гоша на мгновение прикрыл глаза, вспоминая. – Да никакой. Обыкновенный крестик, на шнурке. Оловянный… или из чего они там еще делаются?
– Вот именно! Простой крест на простом шнурке. Значит, она его носит по вере, а не по моде. По моде у нее был бы золотой, да с бриллиантами. И не под одеждой, а поверх, чтобы все видели!
– Кгх-м, – негромко кашлянул Баринов, и мы немедленно замолчали. – Я согласен с Ритой. Скорее всего, Котельникова говорила правду. Она мужа не заказывала. Но если бомж пришел в милицию и принес доказательства… кто-то его этими доказательствами снабдил, так ведь?
– Ясно кто, любимый муж, – безапелляционно заявил Гоша. Как будто не он секунду назад утверждал, что Котельниковой верить нельзя. – Или его любовница. Кому еще это надо?
– Значит, ими и нужно в первую очередь заняться, – подвел итог шеф. – Гоша, ты бы связался со Стрешневым, выяснил у него данные.
– Уже сделано. Он обещал завтра забежать, рассказать, что узнает.
– А почему не сегодня?
– Володя не хочет с Водянкиным связываться. Вечерком у ребят посмотрит.
– Ладно, пусть будет завтра утром, – согласился Баринов. – Тогда занимайтесь ближайшим окружением. Точнее, занимайся ты, Рита.
Я рассеянно кивнула, и он тут же насторожился:
– Почему недовольный вид? Что тебе не нравится?
– Все нравится, не в этом дело. Просто мысли глупые.
– А ты поделись, – ласково попросил Гоша. – Глупые мысли, они иногда очень ценными оказываются.
– Да это даже не мысли, а так… совпадения получаются нелепые.
– Совпадения? – Баринов поднял брови. – В чем?
– Не знаю, как правильно сформулировать. Но я вспомнила про Воронцовского главного бухгалтера. Как его… Панкратов, да? Смотрите: там стройка по соседству, и здесь стройка по соседству. Там яма с железным ломом и разбитая голова, и здесь Котельникову предполагается разбить голову каким-нибудь обрезком трубы. Если считать, что с Панкратовым это был не несчастный случай, а убийство, то обе ситуации спланированы очень похоже. Разве не так?
– Ты что, Ритка? – Гоша выразительно постучал пальцем по лбу. – Ты Углянцева пытаешься пристегнуть? Допустим, к смерти Панкратова он руку приложил – доказательств у нас, конечно, нет, но в порядке бреда, ладно, допустим – там хоть его интерес понятен. А Котельников ему зачем вдруг понадобился? Просто так, для разминки?
– Но мы же не знаем всех обстоятельств, – упрямо возразила я. – Вдруг у него и к смерти Котельникова есть интерес.
– Ага, а Елена Юрьевна вызвалась помочь по доброте душевной! Не морочь нам голову.
– Гоша совершенно прав, – шеф смотрел на меня неодобрительно. – Пытаться связать эти два дела – значит впустую тратить время.
Напарник согласно покивал:
– Я понимаю, Риточка, ты у нас девушка образованная, начитанная. Но не надо делать из Углянцева профессора Мориарти. Он, конечно, человек неприятный, и возможно, преступник, но поверь мне, криминала в нашем городе и без него хватает.
– Одним словом, – закрыл тему шеф, – не морочь голову ни себе, ни людям. Поезжай к Котельниковой, поговори с ней, посочувствуй, как ты умеешь. Разберись, кто мог добраться до фотографии и кольца. А ты, – он повернулся к Гошке, – быстрее заканчивай с Воронцовской командой. Много там еще работы осталось?
– Работы мало не бывает, – проворчал Гоша. – Еще неделю пыхтеть, а то и две. Но я могу выбрать время, между делом, Ритке помочь. Например, в ресторан заглянуть, посмотреть там, что и как.
– Не в ущерб основной работе? – строго уточнил Баринов.
– Да что вы, какой ущерб? Мне питаться все равно где-то надо, так ведь? Вот я и зайду в «Фараон», – он взял со стола презентационный буклет и помахал им, – пообедаю. Заодно и с господином Котельниковым познакомлюсь.
Перед дверью Елены Юрьевны, я сняла плащ, аккуратно свернула его и спрятала в большой пакет. Только после этого нажала кнопку звонка. Котельникова открыла дверь так быстро, словно ждала меня в коридоре.
– Рита! Как хорошо, что вы приехали!
Приятно, когда тебя встречают с таким энтузиазмом, не правда ли? Я шагнула, было вперед, но замешкалась на пороге. Мое внимание привлек оригинальный коврик для вытирания ног: на очень качественную и, думаю, недешевую, пестренькую щетинку была небрежно брошена шелковая мужская рубашка. Определить цвет я бы затруднилась, но, похоже, когда-то она была белой. Странно. Шелковая рубашка в качестве тряпки – вещь совершенно бессмысленная, можете мне поверить. Или таким образом хозяйка хочет поберечь дорогую щетинку? Но тогда проще совсем ее не стелить.
