Валерия Леман - Богиня кофейного рая
Мама хмыкнула, точно вновь став свидетелем той скандальной сценки.
– Первые пять минут бедняга Джимми не знал, что сказать – повторюсь, все это проходило под прицелом камер и микрофонов в зале студии перед Черной Мари под стеклом, в присутствии множества народа. Все с любопытством глазели на знаменитого Джимми Нгума, так что в конце концов, дабы выглядеть достойно, он постарался произнести более-менее твердым голосом: «Дорогая Аида, я все уже решил. Я подарю Черную Мари католическому храму города. Вопрос закрыт!» После этих слов Аида выскочила вон, как ошпаренная кошка.
Пару минут я осмысливал информацию, с улыбкой наблюдая, как энергично мама собрала наши пустые тарелки, с грохотом загрузив всю грязную посуду в посудомоечную машину.
– Ну и зачем Аиде было убивать Нгала?
Вопрос был настолько очевиден, что мама, первым делом гневно фыркнув, тут же была вынуждена пожать плечами.
– Понятия не имею! Но на подобное кровавое убийство она вполне способна. И потом, прошу обратить внимание: Аида появилась почти сразу после того, как Нгала рухнул перед нами на пол. Такое впечатление, что красавица успела подняться наверх, по-быстрому смыть с себя кровь, переодеться и спуститься к нам, усиленно зевая, словно только что проснулась…
Между тем Томас достал из буфета кофейные чашки, блюдца, нарезал щедрые порции превосходного штруделя, скромно похвалившись мне, что выпечка – его слабость. Все мы принялись пить кофе.
– У тебя больше нет подозреваемых? – напоследок спросил я маму, подмигнув ей.
Она подмигнула мне в ответ:
– Пока нет. Если появятся, ты узнаешь об этом первым.
На этом наши детективные диалоги завершились.
Глава 10
Знакомые все лица
Признаюсь честно и откровенно: пусть нас с Ольгой еще в розовом детстве под патронажем отца и крестили в католическом храме, я никогда не был тем, кого можно назвать добрым католиком или хотя бы окрестить словом «верующий». Не буду углубляться в дебри своих духовных воззрений и убеждений, скажу лишь, что, будь то православные или католические храмы, в них я попадаю крайне редко, хотя порою общение со славными христианскими пастырями бывает очень полезным и попросту приятным.
Тем не менее католические храмы с самого раннего детства вызывают в моей душе ощущение праздника, который всегда с тобой: великолепное оформление, цветные витражи, величественные статуи и изображения святых, безупречная по красоте и воздействию на публику служба.
Так было и на этот раз: расположенная в дебрях Черной Африки небольшая церквушка просто-таки излучала флюиды радости. Почтенный черный кюре, которого мама назвала Дино, встречал всех под просторной аркой входа, каждому, как самому родному человеку, душевно улыбаясь, пожимая руки и желая великого счастья.
Когда мы припарковались неподалеку от центрального входа в церковь и подтянулись к кюре, он как раз приветствовал симпатичную пару: стопроцентно белого, несмотря на щедрый загар, парня и его чернокожую симпатичную подругу в окружении трех шоколадных деток от шести лет и младше.
– Вот, кстати, с кем тебе наверняка будет интересно познакомиться, – кивнула в их направлении мама. – Паскаль Клебо – франкофон, если не ошибаюсь, родом из Франции…
– Ты ошибаешься, – мирно подхватив маму под руку, промурчал Томас. – Паскаль родом из Швейцарии, из города Ношатель, в честь которого и назвал свою гостиницу. А его подруга, с которой он никак не узаконит отношения кстати сказать, племянница кюре, который особенно наседает на папу троих детей, призывая вступить в законный брак с Нелли…
Тут Томас подмигнул мне.
– Ты, наверное, уже заметил популярность здесь европейских имен? Так оно и есть: редко кто по примеру покойного Нгала с гордостью носит свое исконное имя, все предпочитают быть Джимми, Питерами, Джонами, Кэтти или вот, как в данном случае, Нелли.
Тут кюре, проводив черно-белое семейство под своды храмы, развернулся к нам, улыбнувшись широко и радостно – на его стопроцентно черном блестящем лице тридцать два зуба казались ослепительно-белыми.
– Приветствую вас, Маргарита и Томас – еще одна несознательная пара, которой давно пора узаконить свои отношения пред лицом Божьим…
Тут он с любопытством взглянул на меня и даже указал пальцем:
– А это?..
– Этой мой сын Ален, – улыбнулась мама, похлопав меня по плечу. – Приехал специально из России, чтобы встретить вместе с нами Рождество.
– Это прекрасно, и я очень рад за вас, Маргарита! – кивнул головой кюре. – Добро пожаловать, дорогой Ален! Мы счастливы, что сегодня вы вместе с нами. Прошу пройти в зал и стать участником праздничной службы!
За нами уже смеялись и болтали следующие посетители, поэтому мы шагнули под каменные своды, где торжественно звучал орган, создавая приподнятое настроение великого празднества.
Я подумал, что Рождество – один из самых сказочных праздников: волшебная история о чудесном рождении, о подношении волхвов, о дивных предсказаниях и великих чудесах. Наверное, потому все мы с детства ждем именно его – в надежде на чудо лично для нас. И чудо, как правило, всегда является законной частью Рождества, оттого и крошечный храм Аруши был заполнен взволнованными, улыбающимися людьми, среди которых я мимолетно отметил своих знакомцев – Джуди с Питером в сопровождении великолепного Рольфа.
Мой визит в храм также ознаменовался своего рода мини-чудом. Едва я, следуя за мамой и Томми, ступил под священные своды, как услышал пронзительный голос, знакомый до слез, донесшийся откуда-то с левой стороны ряда скамеек, уже почти заполненных народом:
– Маму твою, ты можешь объяснить мне, что я опять не так сделал? Машка, клянусь: ты доведешь меня до инфаркта…
Согласитесь, услышать русскую речь, да еще с упоминанием мамы, в храме Черного континента, где за неполные сутки пребывания я уже, кажется, начал думать на английском языке, – это ли не чудо? Особенно учитывая, что я без малейшей заминки узнал голос, тут же отыскав взглядом среди добрых христиан его экзотического владельца.
Прошу любить и жаловать: черный как уголь блондин Леня Куятэ – мой бывший однокурсник по журфаку МГУ, коренной москвич, чья мама в годы юности беспечной согрешила со студентом из Бенина, который если что и оставил в наследство сыну, то лишь гордую фамилию Куятэ, практически сразу же сбежав из холодной России на свою жаркую родину.
К чести Лени, он никогда не тосковал по папочке и не страдал комплексами из-за своей «чрезвычайной загорелости» (именно так он сам называл свою масть), по собственной прихоти регулярно осветляя свои чрезвычайно кучерявые волосы. Парень легко, играючи постигал знания, с первых дней учебы на журфаке ориентируясь на спортивную журналистику, так как с самого нежного детства был рьяным поклонником футбола в частности и спорта в целом.
Стоит отметить, что отличительной особенностью Лени было весьма активное использование ненормативной лексики; как однажды пояснил мне он сам, ответственность за это стопроцентно лежала на его московской бабушке, матерившейся всю свою сознательную жизнь и восторженно умилявшейся каждому матерному слову из уст своего черненького внука-малыша. Вот почему однокурсники Лени называли его просто по фамилии, заменяя первую букву «к» на «х», что придавало имени нецензурный оттенок. Надо ли говорить, что Леня был в восторге от такого варианта?
Сами понимаете: едва услышав голос Лени и заприметив среди паствы храма его длинную тощую фигуру, я тут же поспешил заключить в свои объятия старого товарища по годам студенчества.
– Леня! – Я что есть силы хлопнул вздрогнувшего от неожиданности парня ладонью по плечу. – Скажи мне, ради бога, как ты сюда попал?
Естественно и натурально, бедолага Леня сначала, если можно так выразиться, побледнел, почти безумно округлив глаза, но тут же расцвел в широчайшей улыбке, в свою очередь от души треснув по плечу меня, восторженно взвизгнув:
– Нет уж, это ты, Алеха, скажи мне: как ТЫ сюда попал?
Мы оба радостно расхохотались и крепко обнялись. И почти тут же вокруг нас раздались смех и даже веселые аплодисменты: это общественность африканской католической церкви приветствовала нашу чрезвычайно эффектную встречу с диалогом на никому здесь не понятном, великом и могучем русском языке.
Впрочем, на счет того, что русский язык никому, кроме нас, не был понятен, я, конечно, погорячился.
– Может, вы куда-нибудь выйдете из храма для ваших поцелуев – на вас все смотрят как на шутов!
Этот гневный девичий голосок раздался почти одновременно с аплодисментами, невольно заставив меня вздрогнуть. Я бросил взгляд на соседнее с Леней место. Рядом с ним на скамье сидела стройная черная девица в белых бриджах и футболке, которая, презрительно оттопырив губу, так грозно пялилась на меня своими черными глазищами, словно желала испепелить взглядом.
