Салла Симукка - Алый, как кровь
Борис Соколов и Линнарт Каск с грохотом вывалились из леса. Вииво Тамм уже несся в направлении, указанном шапкой, и звал их следом. Девчонка не могла далеко убежать.
Белоснежка, прижавшись к стволу, смотрела с ветки дерева, как трое мужчин побежали в неправильном направлении. Она свернула с беговой дорожки, добралась до дерева, стараясь оставить как можно меньше следов, и залезла так высоко, как только могла. Затем со всего размаху забросила шапку на беговую дорожку.
Это сработало. Но это не задержит мужчин надолго.
Белоснежка рухнула с дерева вниз, не обращая внимания на сильный удар по ступням. Затем бросилась бежать. Мороз, помимо легких, терзал ее уши. Она едва замечала это.
Бежать. Прочь. Назад на улицу Някёторнитие, в конце которой стоял пикап. На ней было написано «LVI Мякинен». Белоснежка была готова поспорить на что угодно, что никто из этих троих не носил фамилию Мякинен. Она запомнила номер машины, хотя была уверена, что пользы от этого не будет.
Сердце грохотало в легких.
От Някёторнитие до Пююникинтие. Появились машины и люди. Фары автобусов казались самым прекрасным светом во вселенной. Белоснежка проголосовала еще издалека. Водитель автобуса сжалился над спортсменкой на морозе и открыл двери даже раньше остановки. Белоснежка, тяжело дыша, влезла в автобус, оплатила проезд и уселась на ближайшее свободное место.
Она не чувствовала ног. Было больно дышать. Когда теплый воздух заструился в сжатых холодом легких, непроизвольные приступы кашля начали трясти ее.
Сидящая напротив старушка посмотрела на нее одновременно с сочувствием и упреком.
– В такую погоду надо бы носить головной убор, – посоветовала она. – Иначе заболеешь и умрешь.
В ответ Белоснежка закашляла. Она начала чувствовать уши: те чесались и болели. Девушка стала тереть их руками, чтобы передать им тепло тела через ладони.
Что за хрень с нею случилась? Почему ее пытались затолкать в пикап? Если это была попытка изнасилования, то непонятно, почему они так маниакально за нею охотились. Каким-то образом эти типы связаны с деньгами. Но зачем им Белоснежка, которая оказалась замешана в этом чисто случайно?
– Тебе бы лучше всего сейчас шапочку, – продолжала свою проповедь старушка.
Шапочка. Красная шапочка. Белоснежка тут же поняла, что охотились не за ней. Они преследовали девушку в красной шапке. А чья это шапка? Точно. Им нужна Элиза. Ну конечно, это более логично. Больше нет никаких сомнений: деньги подброшены в правильное место. Преследование девушки, которую приняли за Элизу, подтверждает это.
Белоснежка задумалась, что было бы, если бы из дома отправилась в красной шапочке сама Элиза. Мысль оглушила ее. Элиза не убежала бы. Она была бы в этот миг в машине, запертой, в плену, оставленной на милость злоумышленников…
Белоснежка сразу же выудила из кармана мобильник и набрала Элизе сообщение:
Делай, что хочешь, но не выходи из дома. Запри все двери. Не пускай никого постороннего.
2 Марта. Среда
Жила-была девочка, которая не боялась.
Девочка бегала, как бегали те, которые не боятся упасть. Ее маленькие, юркие и сильные ножки неслись через камни и пни. Она чувствовала под подошвами топкие мхи, нагретый на солнце песок, колючую хвою, покрытую утренней росой траву. Она верила, что ноги могут унести ее куда угодно, куда она захочет.
Девочка смеялась, как смеются те, кого ни разу не осрамили. Ее смех вырывался из глубины живота. Он наполнял грудную клетку, булькал в горле, пузырился на языке. И наконец, он выпрыгивал, извиваясь, изо рта, разлетался по воздуху яблоневым цветом на деревья. Смех делал мир вокруг светлее и теплее. Часто он заканчивался икотой, но это было совсем не страшно, потому что икота смешила девочку еще больше.
Девочка доверяла жизни так, как доверяют те, которых никогда не бросала ни земля, ни люди. Она висела вниз головой и верила в то, что не упадет. А если упадет, то кто-нибудь обязательно ее поймает.
Жила-была девочка, которая научилась бояться…
Сказки так не начинаются. Так начинаются другие, мрачные истории.
10.
Белоснежка снова была маленькой. Ей девять. Или десять. Или двенадцать. Годы чертовски смешиваются между собой, сливаются в одну черную тучу. Не получается вычислить или вспомнить, что когда случилось. Что было на самом деле, а что привиделось в кошмаре.
Одно она все-таки знала. Она никогда не боялась просто так.
Белоснежка становилась как можно меньше и слушала. Она умела втиснуться в невозможно маленькие пространства. Она помещалась в шкаф, она влезала в темноту каморки, в угол для мусора; она становилась плоской и забивалась в такие закутки, куда никому не приходило в голову заглядывать. Она умела быть такой тихой, что обычное дыхание гремело перфоратором по сравнению с ней.
У Белоснежки текло из носа. Она этому не противилась. Сдерживала себя от обязательного желания посопеть или очистить ноздри рукавом. Почти водянистая, тонкая сопля стекала на губы. Белоснежка не облизывала их. Сопля продолжала свой путь на подбородок и капала маленькими капельками на ее колени. Но это было неважно. Джинсы все равно были уже грязными. Мама удивится этому дома. Мама удивится, а Белоснежка будет молчать.
Есть вещи, о которых лучше молчать.
Есть вещи, которые станут хуже, если их озвучить.
Белоснежка слушала. Слышала приближающиеся шаги. Сосредоточивалась на том, что надо оставаться спокойной. Если она даст власть страху, то не сможет оставаться совсем тихой. Она закрыла глаза и подумала о белом, нетронутом снеге. Представила синие сумерки. Она позволила зайцам скакать по снегу, чтобы за ними остались ровные красивые следы. Два маленьких круга друг за другом, затем два продолговатых следа рядышком. Следы успокаивали ее.
Не может случиться ничего плохого, если заяц спокойно побежит через снежное поле. Ничего плохого не случится, когда вечер, окончательно потемнев, перельется в ночь и на небе появятся первые звезды. Созвездие Пегаса.
Ничего плохого не случится, если в конце небольшой пешей прогулки можно увидеть избушку и фонарь на крыльце.
Белоснежка слышала звук удаляющихся шагов. Она осмелилась дышать чуть свободнее.
У нее получилось остаться в укрытии. Ее не нашли.
Каково это – не бояться каждый день?
Белоснежка вздрогнула, но не проснулась. Она потихоньку выбиралась из сна в реальность, чувствовала, как растут ее руки и ноги, тело девочки становится женским. Замкнутый круг становится прямой. Она приняла годы, которые отделяли ее от Белоснежки из сна. Она больше не маленькая. Ей семнадцать. И ей не надо больше каждый день бояться.
Только сейчас. Потому что она впуталась в чужие дела.
Элиза истерично звонила ей весь вечер, вздрагивала от каждого скрипа, завывания морозного ветра, хотела слышать, как Белоснежка успокаивает ее. Она была в полной панике, потому что ее отец не пришел домой тогда, когда обещал прийти. Однажды, во время одного из разговоров, Элиза внезапно вскрикнула. После этого в телефоне было слышно, что она куда-то бежит, захлопывает дверь за собой и запирает замок.
– Кто-то зашел через заднюю дверь, – прошептала Элиза в телефон.
– Окей. А ты сейчас где?
– Заперлась в туалете.
Белоснежка так и поняла. Очевидно, Элиза не умеет двигаться тихо. И учиться уже поздно. Если бы в квартиру ворвался киллер, он сразу понял бы по звуку, где искать девушку. Запертый туалет, кроме того, самое плохое из возможных мест. Преподносить себя киллеру на блюдечке, становиться пищей в контейнере для микроволновки… Не надо ничего делать, кроме того, что открыть крышку, приложив минимальное усилие, и проглотить содержимое. Даже разогревать не нужно.
– Он взломал дверь? – спросила Белоснежка.
– Нет, открыл ключом.
Белоснежке захотелось повесить трубку. Она уже знала, что скажет затем Элиза прежде, чем она произнесла:
– Фуф! Это был папочка. Он зовет меня снизу. – прошептала Элиза.
No shit, Sherlock[18].
– Отлично. Тогда заканчиваю разговор, – твердо сказала Белоснежка.
– Нет! Сначала пообещай зайти завтра снова. Я не могу быть тут одна и не могу никуда пойти. – Неожиданно в голосе Элизы послышалась сила.
Белоснежка хотела отказаться. Она хотела порвать с этим делом немедленно, пока было еще возможно. Преследователи ее не разглядели. Она еще может умыть руки. Те, вообще-то, даже и не грязные. Она не из тех, кто будет копаться обеими руками в окровавленных деньгах. Но по окончании разговора Белоснежке хотелось биться головой о стену. Она обещала Элизе. Снова.
Борис Соколов барабанил пальцами по пивной кружке. Напиток был выдохшимся и отвратительным. Он отлично подходил под его настроение. Первые утренние любители пива выползали из своих норок и сидели в сумеречном баре за столиками. Борис заказал себе и эстонцу отдельный кабинет, где, по всей видимости, никто не озадачился убрать стол после вечерней смены. Зачем? Это тоже подходит под настроение.
