Сергей Зацаринный - Неверное сокровище масонов

Отдельная комната для книг здесь была уже тогда, в остальных трёх жили. Уже потом дядя Боря перетащил сюда из Москвы свою и отцовскую библиотеки. Одну квартиру как раз продавали, в другой места для книг не находилось. Так что теперь они полностью занимали сразу две комнаты, одну из которых дядя и называл кабинетом. В нём он по окончании разговора со мной и заперся.

Я прихватил на кухне стакан крепкого чая и пошёл следом за Алексеем. Он уже приготовил мне кое-что. На столе меня ждали пара книг, картонная папка с тесёмочками и какая-то старая карта, явно из отцовской коллекции.

— Я тут подобрал кое-какие материалы о кладах времён гражданской войны. В папке ксерокопии газетных и журнальных статей, в этой книге рассказ о том, как крымские чекисты предотвратили вывоз ценностей, спрятанных после революции, а здесь воспоминания одной эмигрантки. Часть действия происходит как раз в районе Сызрани и, что самое интересное, её папа тоже спрятал перед отъездом фамильное серебро.

За окнами сияло нестерпимо яркое весеннее солнце, а я, развалившись на видавшем виде диване, с удовольствием читал, как советские чекисты нашли в старом княжеском дворце сокровища, которые по заданию обосновавшейся в эмиграции бывшей хозяйки, пыталась вывезти тёплая компания, состоявшая из бывших офицеров, контрабандистов и прочих осколков старого мира. Действие происходило в начале тридцатых годов. Я обратил внимание, что ценности были спрятаны очень тщательно в специально оборудованном тайнике. Да и прятал их, ни больше, ни меньше, как офицер белогвардейской контрразведки.

Во второй книжке приводился рассказ отца писательницы, о том, как он бежал с семьёй из имения своего тестя в Сызранском уезде, закопав перед отъездом в саду ящик с фамильным серебром. Потом, когда этот район заняли белые, он вернулся и откопал спрятанное.

После этого я взял лежащую на столе карту. Она была издана в 1920 году, но по дореволюционным материалам Генерального Штаба. Здесь были отмечены Сызрань и её окрестности.

Странно, но за все эти годы, я даже ни разу не поинтересовался местонахождением усадьбы Перси-Френч. Быстро отыскав село Трубетчино, стал осматривать его окрестности. Лежало оно совсем недалеко от Сызрани в верховьях речушки с названием Крымза на высоком левом берегу. Вокруг заросшие лесом холмы. Рядом на правом берегу деревня Вельяминовка. Собственно эти два населенных пункта составляли почти единое целое, разделённое маленькой речкой.

Место, судя по всему, весьма глухое. В стороне от дорог, на краю большого леса. За лесом большая дорога из Сызрани на Ульяновск. В другой стороне в нескольких верстах два больших села, а ещё чуть подальше железная дорога на Инзу. Вот, пожалуй, и всё. Если что-то нужно скрыть вдали от мирской суеты — лучше места не придумать.

Потом я вспомнил прочитанные только что воспоминания и решил посмотреть, где это происходило. Оказалось, совсем рядом. Каких то километров пятнадцать. Я ещё раз внимательно перечитал воспоминания эмигрантки и задумался. Действие происходило в июне 1918 года. До этого времени дворяне мирно жили в своих усадьбах и ждали, чем всё это безобразие кончится. И лишь после начала белочешского мятежа и военных действий в округе решили бежать, припрятав самое ценное.

По пути заехали к родственникам, так же мирно, как и они жившим в соседнем селе в своей усадьбе, но те ехать отказались, надеясь, что пронесёт. Зря. На следующий же день они были зверски убиты красноармейцами. Сожгли и имение отца писательницы. Когда он вернулся за поклажей, то едва смог отыскать закопанное. Главный ориентир — дом, сгорел. А ведь прошло всего пара месяцев. Я подумал, что вернись он на место лет через пятьдесят, то мог и вообще ничего не найти.

Может, то же случилось и с нашим управляющим? Отсиделся где-то вдалеке, а когда, по прошествии времени, вернулся на место, уже сам без плана ничего не смог отыскать. Ну, а потом, за ненадобностью, открыл секрет моему сызранскому знакомому.

Первая же история объясняла, почему ценности не были изъяты раньше. До 30-х годов ещё боялись старых хозяев, вполне могших прислать внезапную весточку из своего эмигрантского далёка.

Содержимое же папки с вырезками показалось мне менее интересным. Там сообщалось о дворянских, купеческих, кулацких кладах спрятанных в ту смутную эпоху и случайно обнаруженных впоследствии. Прятали много, это я и так знал. Меня больше интересовало происхождение самой папки. Кому это пришло в голову на протяжении многих лет копировать статьи о кладах из десятков газет и журналов?

Вечером явился Дорогокупец. От него пахло свежестью и одеколоном. Оказывается, он уже съездил в Москву.

— Клиентка позвонила, пришлось срочно ехать. Кое-что и по нашему делу привёз.

Добычей оказались книги «Город Сызрань», какой-то сборник воспоминаний о гражданской войне в Симбирской губернии и история славной пятнадцатой Инзенской дивизии. По счастливому лицу Алексея я понял, что улов богатый. Заодно поинтересовался и происхождением папки о кладах.

— Это один мой знакомый библиограф одолжил. У него много всякой всячины, накопанной за годы работы в газетах и журналах.

— Библиотекарь?

Вернувшийся с заработков маг улыбнулся. Он как раз ставил на плиту кастрюлю с водой, в которой предстояло сварить привезённые им пельмени. Я же занялся самоваром. Впереди был длинный вечер, телевизора на даче, как и положено в обители философа, не было, а, следовательно, единственно разумным занятием было многочасовое чаепитие под нескончаемые российские разговоры.

— Вы, наверное, считаете, что главное в занятии библиотекаря — это следить, чтобы не воровали книги?

— А что, он должен взирать на это равнодушно?

— Тогда, чему, по вашему, нас учат в институтах?

Я покосился на дядю Борю, аккуратно расставляющего печенья и варенья.

— Раньше учили научному коммунизму, сейчас — не знаю… Хотя, если отбросить шутки в сторону, я действительно не знаю, в чём состоит работа библиотекаря.

— В поиске нужной книги. Как видите, работа очень похожая на вашу. Вы, конечно, думаете, что в отличие от ваших подопечных книги не бегают, не прячутся, не путают следы и не оказывают вооружённого сопротивления? Тогда зачем люди ищут их годами, прячут в спецхраны или наоборот, покупают за огромные деньги? Это целый океан, безбрежный и бездонный. А библиограф — штурман, помогающий нам найти в нём путь.

— Кстати, символом библиографии издревле считался золотой ключ, — вдруг подал голос старый философ.

— Почему именно он?

— Золото всегда считалось символом солнца, света. А символика ключа, я думаю, и так понятна. Человека, сведущего в книгах, считали как бы привратником истины. В век интернета это подзабылось. Ты что-нибудь узнал нового, Леонид?

Я поделился своими размышлениями. Дядя удовлетворённо кивнул:

— А ты, Алексей, что думаешь по этому поводу?

— Я говорил со многими знакомыми библиографами. Они говорят, что вряд ли я найду ещё что-либо интересное об интересующем нас месте и времени. В основном, это однотипные воспоминания или общие схемы событий. Всё, что посчитал важным — привёз.

— А о самой госпоже Перси-Френч?

— Говорят, о ней что-то писали ульяновские краеведы, да в газетах начала века что-то было в связи с гончаровскими торжествами. По моему, она соорудила в своём имении Киндяковка беседку, описанную в романе «Обрыв». Но ульяновские материалы я не стал доставать, Леонид ведь всё равно туда поедет, я запрошу список статей и авторов, он сможет со всем этим разобраться на месте. Ещё один знаток экслибрисов обещал узнать насчёт Перси-Френч, не было ли у неё личного знака для своей библиотеки.

Я был, как профессионал, поражён оперативностью и размахом, с которым делаются дела в этом закрытом от постороннего взгляда мире библиографов. Воистину эти хранители заветных картотек, папочек и каталогов держали в руках золотой ключ, открывающий простым смертным путь к желанным знаниям. Наверное, был какой-то знак судьбы в том, что в этой истории на моём пути оказался этот книжный лоцман с его столь специфичными и необходимыми связями и знаниями. Вслух я спросил:

— А зачем нам ещё и хозяйка усадьбы?

Дядя долго не отвечал. Он неторопливо размешивал чай, глядя, как медленно вращается вода в стакане, а потом сказал:

— Не знаю. Только госпожа Перси-Френч унаследовала своё имение, в котором стоял масонский храм, от своих предков Киндяковых. Так вот. В списках ни одной из российских масонских лож они не значились.

VI. Принцесса из страны эльфов

О, память сердца! ты сильней

Рассудка памяти печальной.

Прохладным майским днём по площади напротив ленинского мемориала в Ульяновске неторопливо шёл пожилой мужчина. Свежий ветер с Волги трепал его полуседые волосы и светлый старенький демисезонный плащ, помнивший ещё эпоху Брежнева. Человек чуть прихрамывал и опирался на изящную самшитовую трость. Он постоял печально у пустого бассейна, в который, некогда, многочисленные туристы, посещавшие родину Ленина, бросали монетки, снял большие круглые очки и неторопливо протёр платочком толстые стёкла. Только очень хороший физиономист смог бы узнать в этом стареющем джентльмене отставного капитана внутренних войск Леонида Малышева.