Яна Розова - Мост над черной бездной
– Дети – это счастье! – сообщил Никита Львович. – Вот сколько ни есть, а счастье! Я сразу узнаю женщину, которая родит мне хорошего ребенка. Чувствую. У меня ведь все дети здоровые! Все!
Пашка старался его не слушать.
– И знаешь, как надо воспитывать своих детей? Надо их воспитывать так, чтобы они о тебе написали мемуары! Вот для чего мне эта Малогрязнушкинская жэдэ? Заработать? Нет! Я хочу, чтобы мои дети мной гордились…
Он продолжал вещать о своей любви к потомству, при этом пил все больше, хмелея на глазах. Предвидя финал вечеринки, Седов поспешил разузнать кое-что. Еще вчера в его голове мелькнула мысль о том, что убийцей Артура мог бы оказаться человек из семьи. Улик на счету этой версии пока не было, но традиционно следовало бы поинтересоваться насчет ближнего круга жертвы.
– На всякий случай, Никита Львович, а как вы наследство между своими чадами распределили?
– А! Ты вон куда копаешь! – живо прочитал скрытые мысли сыщика Перцев. – Но тут нет… как это у вас называется…
– Мотива.
– Мотива… Нет его, – пьяно зажмурился человек-паровоз. – Каждому моему наследнику причитается неизменяемая сумма. Ну, не буду называть ее, это не важно. Факт тот, что я специально рассчитал так, чтобы дети не имели повода ссориться из-за денег.
Минут через сорок он сдулся – откинулся в кресле, сделал пару попыток принять достойный вид, а потерпев крах, задремал.
Тогда заговорил рыжий сыщик.
– А какого черта, – сказал он, стараясь тем не менее не разбудить спящего, – ты о своих детях раз в год вспоминаешь?! Они у тебя заброшенные, пустые, как вот эта вот бутылка!
Он потряс в воздухе опустевшей водочной бутылкой.
– И что они напишут в своих мемуарах, а? Папу видели раз в год. Точка. Ты бы им внимания уделял побольше, а то… Что с ними будет? Ну, купишь ты им квартиры, машины и должности, а душу купишь?… То-то и оно, – заключил он свою филиппику и покинул столовую.
Следственный эксперимент
1Все утро Седов просидел за ноутбуком, а утомившись часам к десяти, вылез из-за стола и потянулся.
Дверь в его комнату приоткрылась. Бочком вошла Элли, скромно остановилась на пороге. Несмотря на утреннее время, она пребывала в романтичном настроении – бретелька платья спадала с плеча, безвольно опущенная рука сжимала за горлышко бутылку виски. А в глазах присутствовало некое выражение, которое Пашка счел за лучшее проигнорировать.
– Ты такой холодный, – произнесла она, надув губки, – мог бы мне комплимент какой сказать… Стихи сочинить…
Павел Петрович отреагировал оперативно:
– На красивой тетке хороши любые шмотки.
Элли хмыкнула, но так как смех в ее образ не вписывался, лицемерно вздохнула.
– Выпьем? – спросила она после паузы, в ходе которой Седов закурил и снова склонился над компьютером.
– Мне надо прогуляться, – ответил Паша, улыбнувшись ей по возможности добродушно.
Элли тут же оживилась:
– Я с тобой!
– Мне в лес.
– Прекрасно! Я только переоденусь!
… В поселке, где элитные жилища областных плутократов столпились, будто бараны в стойле, было пыльно и жарко, а вот в лесу дышалось легко и мысли приходили светлые. В них-то Павел Петрович и погрузился. Элли рассказывала что-то, но Паша ее не слышал.
– … Никита с ним говорить не будет! – Это был конец фразы Элли.
Паша молчал. Элли обиделась:
– Ты совсем перестал на меня реагировать!
– Да нет, – отозвался он. – А кто хочет с Никитой поговорить?
– Ну я же об этом и говорила! Приехал прощения просить его сын из Пензы…
Паша припомнил историю, которую рассказывал кто-то из мажоров, – о парне, обвиненном в употреблении наркотиков и изгнанном Никитой Львовичем.
– Тот, которого Артур заложил?
– А? – Элли смешно округлила глаза. – Так ты меня слышал?
Тут Паша снова погрузился в размышления.
Впереди показалась громадина Немецкого моста.
Подходя ближе, Седов рассматривал мост, прикидывая, каким образом Артур мог взобраться на него, не поцарапав своих белых мокасин из дорогой мягкой кожи.
Его размышления перебила Элли:
– Даже старый мост тебе интереснее, чем я, старуха!..
Она прислонилась к стволу дерева и достала фляжку.
– Ну что ты!.. – возразил Паша рассеянно.
Речка, протекавшая по дну лесной балки, почти совсем пересохла. Паша пересек ее по камешкам, Элли прошла след в след за ним с балетной легкостью.
Две опоры моста окружала влажная почва, а подняться отсюда вверх без оборудования для скалолазания было невозможно. Третья опора стояла на склоне балки, поэтому и высота этой опоры оказалась на треть ниже. Почти за сто лет, прошедших со времени разрушения железнодорожной ветви, возле этой опоры выросло дерево – развесистый карагач. Паша помнил из детства, что листья карагача на ощупь напоминают мелкую наждачку.
Он покрутился возле дерева, разулся, нашел сук, за который можно было зацепиться. Зацепился, подтянулся. Сверху увидел, что Элли попивает из фляжки и смотрит на него с обидой.
По слишком тонким для своего веса веткам Паша добрался до ответвления, от которого к обломанному краю моста тянулась часть кроны. Пробрался до середины и тут понял, что ветки под ним начинают опасно прогибаться. Напоминая собой обезьяну-паралитика, он попытался найти способ перебраться с дерева на край виадука, но не сумел. Пришлось спускаться вниз.
– Артур был крупным парнем, так? – уточнил он, спрыгивая с нижней ветки.
– Потолще тебя. Килограммов на двадцать.
– Ловкий?
– Он сумо занимался, лет десять, наверное. Что ты пристал с этим Артуром?
Элли сердилась, а Паше нужна была помощь.
2– Дай выпить, – попросил он.
Она протянула фляжку.
Паша выпил, сел на прохладный камень и сказал:
– Элли, ты права, я не люблю тебя. Но я никого не люблю. Не могу. Несколько лет назад по моей вине погибла женщина, которую я любил, с тех пор я не чувствую ничего. Все сгорело. – Он показал ей свои руки, она в ужасе уставилась на них, будто видела шрамы от ожогов впервые. – На меня бессмысленно сердиться, потому что так было и так будет. Единственное, что я гарантирую: тебе не к кому ревновать.
– А Яна? Она же?…
– Не все дети рождаются от большой любви. Я должен вернуться к Яне из обычного чувства долга, вот и все.
У Элли был такой вид, будто она решает задачу по тригонометрии. Решение к ней все не приходило.
– Не обижайся на меня… – попросил Паша.
– Ладно. – Элли была растеряна.
Пашка тут же этим воспользовался и попросил:
– А ты мне не поможешь?…
Вот так ему и удалось загнать свою бывшую любовницу на мост. Элли ловко взобралась на карагач, дотянулась до тех веток, которые росли ближе к мосту, и по ним спустилась на мост. В этот момент от страха за нее Паша зажмурился.
– Ты назад-то слезть сможешь?! – крикнул он.
– Смогу! – отозвалась она. – Очень красивое отсюда небо!
Она походила по мосту, потом потянулась к ветке карагача. Держась за нее, с неповторимым изяществом переступила с самого края каменной махины на едва заметный снизу сучок. Зацепилась рукой за следующую ветку, спряталась за стволом карагача.
Уже внизу, когда Седов поймал ее на руки, Элли спросила:
– Ты хочешь понять, как Артур попал наверх?
– Да.
Он поставил ее на землю.
– Я бы скинула ему сверху канат, примотав его к железке, которая торчит из бетона.
– И где этот канат? – Седов покрутился на месте, оглядываясь.
Если канат был, а эксперты его не обнаружили, значит, его либо закинули подальше, либо он находится у убийцы. Паша обошел виадук по расширяющейся спирали пять раз, но канат ему так и не попался.
Воспоминания Элли
Седов снова погрузился в свои мысли. До выхода из леса Элли молчала, поглядывала на него выжидательно, но потом не выдержала и закинула удочку:
– Ты неплохо разбираешься в людях, но, думаю, кое-чего не понял.
– Да? – Паша рассеянно обернулся к ней, увидел в ее руке фляжку, взял и отпил глоток виски.
– Да. Ты и Яне вот так же говорил: я не люблю тебя и все такое?
– Конечно. Зачем мне врать ей?
На лице Элли явственно проступило интернациональное женское выражение: не верю, все мужики одного хотят! Однако она удержалась от комментария, вместо этого огорошив Пашу выводом:
– Беременность Яны – не случайность. Она захотела тебя к себе привязать, вот и постаралась. Презервативы продырявила или еще что-нибудь придумала. Она любит тебя, а может, просто самооценка у нее низкая. Ты ведь не самый завидный жених в мире!
Паша слегка надулся за «не самого завидного», но сказанное ею засело в голове глубоко. Тем временем Элли не скрывала, что его обида ей приятна.
Дома она не отпустила Седова. Привела в свою комнату, достала полную бутыль золотой жидкости, разлила понемногу в хрустальные низенькие стаканчики.
А Пашка был не прочь промочить горло. Он чувствовал, что Элли права – Яна решила привязать его к себе любимым женским способом, и от этого его коробило. Почему она не захотела отпустить его? Почему не нашла для своего ребенка нормального отца? И что теперь Паше делать со всем этим?…
