Владимир Чванов - Соучастие
Арсентьев читал бумаги. Таранцу он не задал ни одного вопроса, только внимательно посмотрел на него.
— По-моему, я серьезно просчитался.
— Садись-ка и рассказывай! — слова прозвучали как команда.
Таранец молчал.
— Просчет, как я понимаю, не твоей личной жизни касается, а работы. Поэтому не тяни. Давай ближе к делу!
Таранец рассказал о поездке к Школьниковой, об отравлении ее сына и о том, что ее муж устроил в общежитии скандал, в присутствии других ребят обвинил парня в воровстве, обыскивал его постель и тумбочку.
— Я изложил только факты, — официальным тоном проговорил Таранец. — Считаю необходимым сообщить, что я запрещал Школьникову ездить в общежитие. Он же сделал по-своему, — Таранец чувствовал, что его рассказ расстроил начальника.
Арсентьев вышел из-за стола и заходил по кабинету.
Настороженно всматриваясь в него, Таранец спросил:
— Что теперь будет?
— Какое состояние парня?
— Ему вовремя оказали помощь.
Арсентьев что-то сосредоточенно обдумывал.
— Запрещал, говоришь, Школьникову ездить? — хмуро спросил он. — Выходит, прогнозировал, так надо понимать? Допускал, что могло случиться…
В глазах Таранца застыло изумление.
— Я руководствовался другим.
— Чем?
— Тем, чтобы Школьников не мешал проверке! Что будет теперь? — Таранец повторил свой вопрос.
— Подумай спокойно, о чем идет речь. Ты что, уговаривал Школьникова ездить в общежитие? Заставлял обижать мальчишку, рыться в вещах? Нет! А все это не простая обида. — Арсентьев говорил сердито.
Таранец облегченно вздохнул, хотя заметной перемены в его настроении не наступило.
Арсентьев тут же задал другой вопрос:
— Ладно! Переживания переживаниями, а дело — делом. Что дала проверка парня?
— У него полное алиби. Последние три недели был на практике. Никуда не выезжал. В общежитие вернулся позавчера.
Лицо Арсентьева разгладилось.
— Связи?
— Ничего порочащего.
— Но ключами от квартиры могли воспользоваться и другие?
Этот каверзный вопрос не застал Таранца врасплох.
— Исключено. Во время практики ключи вместе с вещами были в камере хранения общежития. Они и сейчас там…
— Выходит, в схему преступления парень не вписывается. Здесь другой поворот. Ты, сыщик, не обижайся, — сказал Арсентьев. — Я поручу инспекции по делам несовершеннолетних срочно проверить парня по своей линии. Кража и попытка отравления похожи на встречные удары. Требуется тщательный разбор… А Школьникову пригласи ко мне завтра. Часам к пяти. Поговорить с ней хочу.
* * *Гурам брился тщательно, не спеша. Предстоящая встреча с Викторией требовала придирчивого отношения к своей внешности. Он наклонился и посмотрел в зеркало.
— Ну как? — вроде бы между прочим спросил он своего приятеля Леву.
— Прекрасно! Шик-блеск! — улыбнулся тот и вышел на кухню варить кофе. Уже в дверях сказал: — Сосредоточься. Пятиминутное одиночество тебе крайне необходимо.
Настроение у Гурама было приподнятое. Он знал Викторию почти два года, но ни разу ему не удавалось остаться с ней наедине. Был, правда, случай в самом начале знакомства, когда, уходя последним из квартиры, он притянул ее к себе и попытался обнять. То, что она старше его на пять лет, не смущало, скорее искушало. Виктория тогда рассмеялась.
— Что дальше? — просто спросила она и отстранилась, поправив кофту. Гурам тогда растерялся и произнес что-то шутливое. Это он помнил хорошо. Виктория сняла с вешалки демисезонное пальто, нахлобучила ему на голову кепку и сказала: — Перестань балаганить, Гурам. Поезжай домой. Уже поздно. И больше так не поступай. Парень ты хороший, но не для меня.
Гурам страшно обозлился. С того вечера он больше ни разу не пытался таким образом проявлять к ней внимание. В Москве было много знакомых девчонок, но о Виктории не забывал. Любил бывать в ее уютной квартире. Там можно было не только весело провести время, вкусно поесть, но и, что особенно важно, встретиться с людьми, хорошо разбирающимися в дефиците. Эти люди при случае могли дать нужные адреса, номера телефонов. Они многое знали, о многом умели молчать… Личные контакты срабатывали четко. Вот уже поистине, не имей сто рублей, а имей одного человека с солидными связями. Огорчало одно — не чувствовал он себя равным среди этих людей. Лишь со временем научился держаться независимо — когда стал ориентироваться в делах, быть в курсе всего, что касалось спроса на вещи, когда смог брать самую суть из дефицита. Виктория охотно делилась нужными сведениями. Цена их была четко определена: адрес — полсотни, номер телефона с фамилиями — сотня, две — в зависимости от ассортимента товара. Это была ее доля. Гурам денег не жалел. Знал — затраты окупятся. Однажды подумал, что сможет обойтись без ее протекции. Попытался сам взять крупную партию трикотажа. Рассудил: раз сделаю — год гуляю. И по теории вероятности, меньше шансов попасться.
Виктория узнала о сделке. Сказала раздраженно:
— Ты зарываешься. С тобой опасно иметь дело! Подведешь и себя и других. — Ее былую доброжелательность словно ветром сдуло.
В продаже модных платьев Гураму вежливо отказали. Это был урок. Задуматься было над чем. С этого дня он стал вести себя осторожно. На рискованные сделки не шел, новых знакомств не искал. Зато стал чаще советоваться с Викторией.
Его обрадовало сегодняшнее приглашение. Наконец-то с ним стали считаться. Иначе не пригласили бы. Хотя… — Неожиданная мысль заставила его задуматься. Рассматривая свое лицо в зеркале, он спросил себя: «А может, не я, а дела мои заинтересовали Викторию? Ну что ж, выясню и это. Только сегодня ей меня не провести. Я не тот мальчик, что два года назад, — рассуждал он. — Я — мужчина, она — женщина. На этом и буду строить наши отношения. Так что не обессудь…»
Гурам был уверен в себе. Он привык сходиться с женщинами легко. Виктория тоже женщина, только очень обаятельная, элегантная, хотя и деловая. Его сейчас уже не интересовали другие причины, ради которых она решила встретиться с ним наедине.
У него не было настоящих товарищей. Даже школьных он видеть не хотел. В этом была какая-то давняя неподвластная ему странность, разобраться в которой он не мог и теперь. А новых… Они при случае в болото заведут, в болоте и утопят.
Об одном человеке Гурам тосковал всерьез — о бывшей жене. Без нее и теперь ощущал настоящую пустоту в жизни. Все отчетливее, с большей ясностью понимал, что она была единственным человеком, искренне заботившимся о нем. Чувство ценности этой заботы появилось не тогда, когда жили вместе, а потом, когда она ушла от него. Не раз вспоминал ее слова.
— Что тебе дает лишнее кольцо, лишняя сотня, статуэтка? — спрашивала она.
Гурам не переносил слез жены. В минуту размолвки пытался утешить ее. Клялся горячо, уверяя, что это его последний бизнес, последний кутеж. Но все шло по-прежнему. Перед разрывом жена больше молчала и только с укоризной смотрела на него.
Не выдержав, Гурам спросил ее однажды:
— Ты что ведешь себя как не жена?
Она ответила, сдерживая рыдания:
— У тебя была жена, а теперь ее не стало. Чувства не «Жигули», их не ремонтируют…
— Если не стало — то уходи! — в нервном срыве заорал Гурам.
Уже потом понял, что это была его самая большая ошибка, которую уже не поправишь. Он снова занялся своими делами. Только теперь не от стремления обогатиться — от одиночества и… тоски.
— Ты словно дипломат, приготовившийся к необычайно важному приему, — сказал Лева, неся из кухни кофейник. — Что может сделать женщина! Ты, пожалуй, увлекся Викторией всерьез.
— Разве похоже? — спросил Гурам, застегивая тонкую модную рубашку. — Я четко знаю свой маршрут и не теряю голову от женщин. Они все похожи друг на друга. Тянут в скучное, монотонное бытие. А это — прозябание…
Лева усмехнулся.
— Вот с этим я не согласен. У тебя такие взгляды по инерции. Пожалуй, все мужчины находят свое счастье в монотонной, как ты сказал, семейной жизни. Я ведь тоже люблю повеселиться не меньше твоего. Но, откровенно говоря, это пустая суета. Иногда задумаюсь — хочется жить иначе. Не могу без умиления смотреть на стариков, которые, идя по улице, бережно поддерживают друг друга. Начинает тянуть к чистому, тихому счастью.
Гурам похлопал Леву по плечу и подтянул галстук:
— Ты у врачей давно был?
— А что?
— К психиатру сходи! Стареешь, брат. Тебя бы на пленку записать и передавать по радио. К чистому, к тихому… Запомни, мужчина всегда должен держать власть над женщиной, а она, если, конечно, умна — оставаться загадкой…
— Виктория, видно, для тебя загадка?
— Кажется, уже разгаданная…
— Чего же мчишься к ней? Может, жениться собрался?
