Светлана Алешина - Любовь зла
— Здравствуйте. Я Ольга, — поспешила я представиться. — Наконец-то вас дождалась! Мне надо поговорить с вами о Степе.
Она едва заметно вздрогнула, а зрачки, казалось, стали еще шире. Черт, кем же ей назваться?
— Я его родственница…
— Пойдемте в дом, — сказала она.
Двигалась она не то чтобы медленно, но как-то неуверенно и очень осторожно, будто заранее оберегая себя и обходя все возможные и невозможные препятствия и преграды. Я не сомневалась, что на руках вен у нее уже и не видно. Настя была очень похожа на человека, который подошел к самой черте.
Она отперла дверь, сказала тихо:
— Проходите.
* * *Я скинула в коридоре туфли, с любопытством оглядываясь. Квартира была из тех, которые переходят по наследству от бабушек и дедов вместе со всеми вещами и мебелью, сохраняя атмосферу прошлых годов. Абажур с бахромой, массивный шкаф с мутным зеркалом толстого стекла, стулья с круглыми спинками и вытертой гобеленовой обивкой. Я прошла за Настей в комнату, села на продавленный диван. И ремонт, похоже, делали тоже в далекие времена прежних хозяев, а из привнесенных Настей вещей здесь, наверное, только ее личные, да телевизор со снятой задней панелью, стоящий у стены.
Она аккуратно устроилась в старом кресле напротив меня и ждала.
— Я родственница Степы, меня попросили найти его родители. У него тяжело болен отец, старики посылали ему телеграмму, но не получили ответа Так же произошло и со второй, — бессовестно добавила я еще одну телеграмму. — Забеспокоились.
Они, конечно, были в ссоре, но Степа никогда не был настолько жестоким, чтобы проявлять в такой ситуации характер. Я его тоже немного помню с детства — добрый, безобидный, не мог он так поступишь.
Губы у Насти дрогнули.
— А так как я живу здесь, — продолжала я, — они попросили меня узнать, что случилось. Когда вчера вечером я пришла к нему, то…
Настя всхлипнула и закрыла лицо руками.
— Тише, ну что вы так? — я вскочила с дивана и бросилась к ней. — Успокойтесь, не надо плакать.
Зачем?
— Я все знаю, — сквозь слезы сказала она. — Это ужасно. Это несправедливо. Он был такой хороший…
* * *Она плакала тяжело, словно со слезами надеялась избавиться от наболевшего на сердце, и от моего участия ей становилось только хуже.
— Не плачь, слезами его не вернешь, а ему бы не понравилось, что ты плачешь.
Фраза ее добила.
— Я ведь хотела только сделать как лучше, я не хотела его обижать! Он ведь еще мог вырваться! И я сама бросила его, а он не понял! Это я во всем виновата, а я только хотела помочь…
— Ни в чем ты не виновата, — твердо сказала я. — Он жизнь не самоубийством покончил. В него стреляли. Три раза. И возможно, ты поможешь найти убийцу.
Настя затравленно смотрела на меня широко открытыми глазами.
— Его еще не нашли? — спросила она. — А кого-нибудь подозревают?
— Пока те, кто ловят, не особенно распространяются об этом, — уклончиво ответила я. — Но соседи видели кого-то, выходящего из подъезда сразу после убийства.
— Кого? — она буквально затаила дыхание.
— Мужчину, лет пятидесяти, — тут я кратко описала Кряжимского. — Ты ни разу не видела такого у Степы? — Девушку лихорадочно затрясло. Обхватив себя руками, она молча смотрела на меня.
— Кого-нибудь похожего?
— Я не уверена, — наконец решилась она. — У него был знакомый, напоминающий по описанию… убийцу, он как-то очень помог ему. А потом, знаю, они все не могли договориться насчет чего-то.
После его приходов Степа становился очень нервным. Иногда они ругались, но при мне старались ни о чем не говорить.
Она облизнула пересохшие губы. Сколько же времени она не может найти дозу? — подумала я.
— А имя его ты знаешь?
— По-моему, Андрей, — неуверенно сказала она. — Нет, Сергей или.., да, точно, Сергей.
Так, Сергей Иванович, пока вам несказанно везет, но стоит милиции поговорить с Настей, и ваше инкогнито будет раскрыто.
— Вы думаете, это он?
Вид у девушки был жалкий, она пристально, не отрываясь, смотрела на меня диковатыми черными глазами, в которых опять заблестели слезы.
Я пожала плечами.
— А что-нибудь еще ты про него знаешь?
— Да, вспомнила. Как-то столкнулись случайно с ним на улице, мы тогда со Степой еще встречались. Они курили, разговаривали, я стояла рядом. И этот человек рассказывал что-то про какую-то газету. Я так поняла, его работа как-то связана с ней.
— У Степы были враги? — Да нет, наверное. Он был, знаете.., нет, не безобидный, но на него нельзя было злиться. Хотя, может, и были такие, кто его не любил. Без этого не бывает. Ребята над ним одно время любили шутить.
— Шутить?
— Ну прикалываться. Он не обижался, только потом оказывалось так, что они сами выглядели дураками, и охоты прикалывать его у них поубавилось.
— Кто «они»?
— Знакомые, — неохотно сказала она. — Сашка из политеха. Пахан, Серега, Танька, Антон, — она немножко замялась и как-то с трудом выговорила:
— Алексей Алехин. Они не слишком любили друг друга, ведь из-за Алексея я Степу и бросила.
Ее лицо как-то странно исказилось. Она сцепила руки в замок и крепко, так что побелели и без того бледные пальцы, сжала их.
— Но ребята не могли этого сделать, — вдруг со страстной убежденностью произнесла Настя, подаваясь вперед. — Я их давно знаю, шутки шутками, но такое! Это надо же совсем с катушек слететь! Совсем, совсем… Господи…
У нее опять потекли слезы, худые плечи вздрагивали. Если бы я была Роденом, то эту ожившую скульптуру я назвала бы «Отчаяние».
Я тихо дотронулась до ее руки.
— Успокойся, не надо. Его уже не вернешь. Отпусти его.
Она вздрогнула всем телом, внезапно переставая плакать и вновь пугая меня бездонным мраком своих зрачков, прошептала:
— Не могу… Принесите мне воды, пожалуйста, — попросила она.
Я молча кивнула и пошла на которую теперь по счету за последние два дня чужую кухню. Взяла со стола чашку — заварка в ней уже «зацвела» — и тут же чуть не выронила от испуга. Передо мной стоял парень, и выражение его лица было отнюдь не доброжелательным. Я бы скорее определила его как неприятную смесь вызова и угрозы. Нос у парня был сломан, и явно неоднократно, на плечи лохмотьями ложились волнистые светлые волосы. А вот и Алексей…
Я отшатнулась, невольно прижав к себе чашку.
— Вы кто? — Нет, конечно, голубчик этот мне не был знаком.
— Аналогичный вопрос.
— Настя! — позвала я.
При виде Алексея на лице девушки одновременно отразились и ужас, и надежда. Она с какой-то собачьей мольбой во взгляде посмотрела на него.
— Это Алексей, — представила она парня. — А это Ольга, родственница Степана.
— У него не было родственников в Тарасове.
— Близких не было, — согласилась я. — А когда срочно требуется помощь, родня почти везде и всегда отыскивается. Вы так неслышно вошли…
— Не хотел мешать вашему разговору.
Вернее, хотел послушать, что будут спрашивать, мрачно подумала я. С этим типом контакта не выйдет.
Алексей мне не понравился сразу и бесповоротно. По одному его взгляду чувствовалось, что он легко перешагнет через человека, который будет ему мешать, и было в нем что-то от той самому себе разрешенной вседозволенности нераскаявшегося Раскольникова… Настя, что же ты в нем нашла?
— Вы тоже знали Степу?
— Знал. Не имею ни малейшего понятия, кому понадобилось его убивать. Как, вы говорите, его убили?
— Застрелили. Три выстрела в грудь.
— И что же, пока ни преступника, ни даже пистолета?
— Не знаю, — честно призналась я. — В квартире Степы оружия не нашли. Вы даже и не слышали о случившемся?
— Нет, мы были за городом. В деревне, у Настиной бабушки. — Он неотрывно смотрел на девушку.
— Что? Да-да, у бабушки, — быстро подтвердила она. — Последние осенние солнечные деньки не хочется быть здесь. Мы только что вернулись, но тетя Зина, — она теперь обращалась к Алексею, — тетя Зина сказала, что, кроме Ольги, меня искали еще люди, хотели оставить мне повестку, но никто ее не взял.
— Из прокуратуры, наверное, студенты на практике, — заметила я.
Настя держалась теперь на ногах только потому, что прислонилась к стене.
— По-моему, тебе надо прилечь, — сказала я.
* * *— Здравая мысль, — Алексея покоробило от того, что хоть в чем-то он вынужден со мной согласиться.
Он подошел к Насте и, клянусь, с нежностью обнял ее за плечи и прижал к себе:
— Что, совсем устал, котенок?
Он почти взял девушку на руки и уже лишенным эмоций голосом произнес куда-то мимо меня:
— Сейчас я ее уложу и вернусь.
Настя покорно позволила себя скорее унести, чем увести, а я села на табуретку, наконец поставив чашку обратно на стол. Визит производил очень тягостное впечатление. Почему-то я не могла воспринимать Настю как живого человека, мне все казалось, что я разговариваю с покойницей, настолько не от мира сего был у нее вид. Если срочно не вмешаться — и то я сомневалась, что это еще может что-то изменить, — то Насте осталось жить недолго. И странно, Алехин абсолютно не выглядит наркоманом, почему же он не заставит бросить и Настю?
