Петр Дударов - Приключения Карла Фрейберга, короля русских сыщиков
— Здравствуй, Ивашка-юродивый! — насмешливо произнес Фрейберг, глядя на негодяя.
Тот молчал, бросая исподлобья на своих врагов полные ненависти взгляды.
— Кажется, теперь пришел мой черед посмеяться, — продолжал между тем знаменитый сыщик. — Так не будем уж больше прятаться друг от друга! Помни, что чистосердечное признание только облегчит твою участь. Говори, куда ты дел голову убитого Пустохвалова?
По лицу Ивашки пробежала легкая судорога. Но через секунду он овладел собой.
— Я почем знаю? Разве я убивал кого? — произнес он угрюмо.
— Ну, полно! А зачем же у тебя потайные ходы за образами?
— Известно зачем: от воров! — ответил негодяй.
— Может быть, ты и меня за вора принял? — усмехнулся Фрейберг.
— Конечно. Кто же, кроме разбойников, поступает так?
— Вот оно что? Ну, так позволь тебе передать поклон от Федьки-певца или, как его величают, Федора Ивановича Шлейхерова.
Ивашка вздрогнул всем телом, словно затравленный зверь, и трусливо произнес:
— А что мне ваш Федька?! И не знаю я никакого Федьки.
— Ну, так мы вас познакомим! — произнес сыщик. — Кстати, он говорит, что это ты надумал убить Пустохвалова и его подбил на это…
Ивашка побледнел:
— А, так он так! Ну нет, погоди! Надумал-то он, а меня позвал. Деньги-то мы, небось, пополам делили!
— Где же голова Пустохвалова? — перебил сыщик.
— Голова? Голову сам Шлейхеров за образом в подземелье зарыл.
— А он говорил, что ты и рубил, ты и голову прятал, — подразнил Фрейберг.
Преступник яростно затряс цепями.
— Собака! — прохрипел он. — Да нешто Пустохвалов пошел бы куда-нибудь на мой зов? Он его у банка поджидал. Как Пустохвалов вышел, он к нему: так и так, мол, мне надо открыть вам сию минуту тайну вашей жены. Тот поддался и поехал с ним в заранее снятый номер. Там уж и корзина, и топоры, и соль были приготовлены, а я под кроватью лежал. Когда они входили, их никто не видал.
— Но ведь ты хватил его первый? — наудачу ввернул Фрейберг.
Разбойник поднял глаза.
— Уже знаешь! Ну да, первый. Он и не пикнул. Ради этого заранее во весь пол хорошую клеенку постелили, чтобы следов не было. Потом мы его разрезали, в корзину, да на почтовых и ехали до Вязьмы. На железке в багажном корзину могли перевернуть, и кровь бы потекла.
— Что же вы не бросили корзину по дороге?
— Нельзя. Ямщиков боялись, а если бы я ее к себе в землянку понес, нас кто-нибудь мог бы заметить.
Ивашка прекратил рассказ и разразился потоком ругани против своего, как он думал, предателя.
— Уведите этого мерзавца, — проговорил Фрейберг. — Он мне больше не нужен.
Анна Саввична Пустохвалова выронила из рук газету и, побледнев как полотно, откинулась на спинку кресла. В таком положении она пробыла минут пять. Но вот, наконец, она встала, провела машинально рукой по волосам и, шатаясь, подошла к письменному столу. Оторвав от чистого листа клочок бумаги, она быстро взглянула на часы и, увидав, что стрелка стоит на одиннадцати, написала:
«Непременно приходи в два часа. Необходимо. Пройди прямо в будуар. Дома кроме меня никого не будет».
Затем она вложила записку в конверт, вышла на улицу и, позвав посыльного, приказала отнести письмо по адресу.
Конечно, она не видела, как к посыльному, лишь только он завернул за угол, подошел какой-то человек…
Дома она долго сидела в задумчивости, не взглянув даже на Верочку, пришедшую сообщить ей какую-то свою детскую радость.
— Иди, деточка, гуляй! — проговорила рассеянно Анна Саввична. — Да скажи няне, чтобы обед непременно подала к часу.
После обеда, отправив няньку вместе с Верочкой гулять и отослав кухарку и повара с какими-то поручениями в разные концы города, Пустохвалова села у окна ждать гостя.
Без пяти минут два раздался звонок.
Подбежав к двери, она повернула ключ и впустила красивого молодого человека с бритым лицом.
— Скорее в будуар. Да затвори дверь! Я сейчас! — шепнула она, исчезая, чтобы проверить, заперта ли везде на замки квартира.
— В чем дело? — тревожно спросил молодой человек, когда хозяйка, наконец, вошла в будуар.
— Мы погибли! — воскликнула она. — Ты читал газеты?
— Нет. А что?
— Вот заметка…
Она взяла газету и, отыскав нужную заметку, прочла:
«К исчезновению Е. П. Пустохвалова
На днях полицией арестован в Вязьме человек, известный в Москве под именем Ивашки-юродивого, а в Вязьме под именем отшельника Никона. Его арест связывают с исчезновением Е. П. Пустохвалова. Говорят, от него удалось добыть какие-то ценные показания».
Гость побледнел.
— Ты думаешь, Ивашка выдаст? — спросил он тревожно.
— А что же значат по-твоему слова «ценные показания»? — с отчаянием в голосе спросила Анна Саввична.
И вдруг, закрыв лицо руками, она упала в кресло.
— Боже мой, Боже мой! — зарыдала она. — Это все ты, все ты! Разве мне пришло бы в голову пойти на убийство?
Трусость сделала мужчину гаденьким.
— Неправда, — отнекивался он. — Ты первая сказала, что он нам мешает. Ты указала на Ивашку.
— Ивашка намекал мне, а я тебе только сказала про это! Я не подговаривала тебя! — продолжала рыдать Пустохвалова.
Они долго еще осыпали друг друга градом упреков и вдруг вскочили на ноги, застыв неподвижно, с выражением ужаса на побледневших лицах.
Половица, приподнявшись, с грохотом откинулась в сторону, и из-под пола с револьверами в руках вскочили в комнату четыре человека.
— Именем закона вы арестованы! — произнес Фрейберг ледяным тоном.
Двое агентов подошли к арестантам и, не встретив никакого сопротивления с их стороны, надели на них наручники.
— Мы слышали все, — снова заговорил король сыщиков, обращаясь к арестованным. — Ваш Ивашка уже давно сидит в кандалах, а при раскопках его отшельнического жилья нам удалось найти не только голову господина Пустохвалова, но и следы еще восьми преступлений — еще три отрезанные головы и награбленные вещи.
И, обернувшись к агентам, Фрейберг добавил:
— Ведите их. Суд разберет лучше нас степень виновности каждого из этих трех субъектов.
СТРАШНАЯ ТЕЛЯТИНА ИЛИ ТАЙНА ПОДПОЛЬЯ
Это было в 189* году.
Стоял светлый, морозный день, и весь Петербург высыпал на улицу, пользуясь прекрасной погодой, которой так скудна бывает столица. Множество экипажей носились взад и вперед по Невскому и по Большой Морской, встречаясь и обгоняя друг друга, словно расшалившиеся дети.
На Каменноостровском проспекте было тоже небывалое оживление. Эта улица, широкая и длинная, словно специально приспособлена к катанию, и поэтому по ней, как и по Невскому, летели сани за санями. Чистокровные рысаки, почуяв здесь простор, неслись во всю прыть, широко раздувая ноздри и обдавая прохожих мелкой снежной пылью, переливавшейся на солнце словно дождь крошечных бриллиантов.
Во дворе ресторана Эрнеста уже стояли несколько упряжек.
Серый рысак круто осадил около ворот ресторана.
— Прикажете въезжать? — спросил кучер, оборачиваясь к двум седокам.
— Зайдем сюда, что ли, пообедать? — произнес один из них вопросительно.
— Стоит ли? — ответил другой. — Давай-ка махнем лучше в город, Карл!
— Но куда?
— Да хоть бы к Леграну. У него намного веселее и подают хорошо.
— Ну, валяй! — согласился первый.
— Жарь к Леграну! — приказал второй седок.
Кучер шевельнул вожжами, и рысак, вздрогнув, понесся по брусчатой улице.
— Ну, как твое последнее дело, Карл? — спросил младший.
— Полная удача! И премия хорошая. На мою долю как главного виновника раскрытия преступления досталось восемь тысяч.
— Недаром же тебя называют королем русских сыщиков, — с оттенком зависти проговорил молодой. — Куда ни повернись, как где какое важное преступление, без Карла Фрейберга не обойтись… Положительно, ты бог в своем деле!
— Ну, положим, это преувеличение, хотя, сознаюсь, счастье редко отворачивается от меня. Однако и ты как мой ближайший помощник успел уже за короткое время составить себе имя. Валентина Пиляева начинают ценить…
Обменявшись обоюдными любезностями, сыщики замолкли. Между тем серый рысак, перебежав через мост, сделал несколько поворотов и остановился у подъезда модного ресторана «Легран» на Мойке. Зимний день уже окончился, и в ресторане зажгли огни.
Приятели отправили кучера в чайную, а сами зашли в ресторан и заняли место за одним из столиков в общем зале.
Взяв в руки карточку, Фрейберг углубился в выбор обеда. Солидный лакей-татарин, стоя за спиной, время от времени подсказывал ему блюда.
— А что у вас сегодня лучше всего? — спросил наконец Фрейберг.
— Сегодня хорошо вышел суп черепаховый, потом есть хорошая, свежая и крупная форель… А самое лучшее — это телятина. Такой телятины во всем Петербурге не сыщешь. Мы и то достаем ее не более одного раза в неделю.
