Юрий Кларов - Черный треугольник. Дилогия
Павел засмеялся:
– Бриллиант-буржуй, бриллиант-пролетарий и бриллиант-монархист?
– Да, да, – заулыбалась Матильда Карловна. – И все это социальное происхождение Федор Карлович записал о каждом бриллианте. Он хотел издать такую книгу. Но произошли война и революция…
– А вот этот, к примеру, кто? – спросил Сухов, указывая пальцем на бриллиант под стеклом.
– У этой штуковины два имени. Его зовут «Регентом» и «Питтом».
– А кто он, пролетарий или буржуй? – пошутил Сухов.
– «Питт» – аристократ, – серьезно и даже благоговейно ответила Матильда Карловна.
– Голубых кровей?
– Да, у него голубая кровь. Он аристократ. Но нашел его невольник. Он очень не хотел отдавать такую большую штуковину своему хозяину…
– Но пришлось?
– Нет. Невольник спрятал эту штуковину.
– Во рту, что ли?
– Нет, рот на рудниках осматривали. В рот нельзя было прятать. Он спрятал в ноге.
– В ноге?
– Да, да. Он разрезал ногу и спрятал бриллиант в ране. Это был хитрый невольник, и он договорился с матросом, чтобы тот его увез. Он обещал за это матросу половину – как это? – выручки от продажи бриллианта. И матрос согласился. Но матрос был еще хитрей, чем невольник. Он понимал, что целое больше половины. Матрос убил невольника, забрал бриллиант и столкнул труп в море.
– А потом? – с интересом спросил Сухов.
– А потом матрос продал бриллиант губернатору Питту за тысячу фунтов стерлингов. Матрос думал, что тысяча фунтов – это очень много, но ювелиры ему объяснили, что за такой бриллиант это очень мало. И матросу стало грустно. Он и раньше был пьяницей, а теперь стал еще большим пьяницей. Он пил шнапс и утром, и днем, и ночью. А когда денег не осталось, он снова пошел к Питту. Но Питт приказал его прогнать. Тогда матрос попросил у своего товарища в долг деньги, купил большую бутылку рома и всю ее выпил. Он ругал Питта свиньей за то, что Питт его обманул, а потом ему стало совсем грустно, и он повесился на веревке. А Питт был умным человеком и хорошо понимал в камнях, поэтому он продал купленный у бедного матроса бриллиант за три миллиона семьсот пятьдесят тысяч франков регенту Франции герцогу Орлеанскому. А когда во Франции началась революция, бриллиант «Регент» был украден вместе с другими сокровищами короны. Французам тогда было некогда любоваться на бриллианты, они любовались на гильотины. А потом полиция нашла бриллиант. У правительства Франции тогда было очень мало денег, и оно заложило бриллиант за границей. Его выкупил император Наполеон, но он тогда еще был не император – он тогда был первый консул. «Регент» сверкал на шпаге Наполеона, когда Наполеон воевал, а Наполеон много воевал. Наполеон думал, что этот бриллиант ему приносит счастье. Но в битве при Ватерлоо Наполеона очень побили, и бриллиант «Регент» попал к храбрым пруссакам. Теперь он у кайзера Вильгельма.
Кажется, ювелирно-просветительская деятельность была семейной страстью Кербелей. Сухов слушал как зачарованный.
– Матильда Карловна, – довольно бесцеремонно прервал я рассказ хозяйки, – а где тут камни патриаршей ризницы?
Она не обиделась.
– О, пожалуйста, пожалуйста! Я слишком много говорю. Очень извините. Сюда, пожалуйста.
Она подвела нас к витрине, находящейся рядом с окном, отбросила прикрывающую стекло витрины шторку:
– Вот эти штуковины есть камни с тиары римского папы, а эти – из патриаршей ризницы.
– Это «Иоанн Златоуст»? – Павел наклонился над витриной и впился глазами в красный камень.
– Да.
– А «Слеза богородицы»? – спросил я.
– Вот она.
Когда я собирался задать очередной вопрос, рядом с нами уже стоял Кербель. Он переоделся. Теперь на нем был не шлафрок, а темный, неопределенного цвета глухой сюртук.
– Ганс уснул, – сказал он.
– Вы нас успокоили.
Почувствовав в моем голосе иронию, Кербель долго и изучающе смотрел на меня:
– Вы не любите собак, господин Косачевский?
– Нет, почему же? Но я привык отдавать предпочтение людям.
– Людям? – удивился он.
– Да, по крайней мере, некоторым…
– Конечно, конечно… Ближнего своего надо любить, как самого себя. Так завещал всем нам богочеловек, – довольно равнодушно произнес Кербель. – Конечно. Это главная заповедь. Надо любить людей, – повторил он и вздохнул. По его лицу можно было понять, что осуществление этой заповеди – дело для него важное, но трудное, почти непосильное.
Кербель открыл замочек, запиравший витрину, в которой хранились стразы, изображавшие камни патриаршей ризницы, поднял стеклянную крышку.
– Я вам отдам все эти стразы. Если ваши агенты найдут похищенные камни, они смогут их сравнить.
– Да, да, – энергично подтвердила Матильда Карловна. – Эти штуковины совсем как подлинные.
– Часть похищенного мы уже нашли, – веско сказал Сухов.
Глаза ювелира округлились и заполнили выпуклые стекла очков. Он так тяжело дышал, что я стал опасаться, как бы его не хватил удар. Кажется, то же опасение испытывала и Матильда Карловна. Она поспешно усадила брата в кресло.
Сухов не без торжественности извлек из кармана галифе свой непрезентабельный мешочек.
Кербель попытался развязать тесьму, но не смог: руки его не слушались.
– Матильда! Что ты стоишь, Матильда? Развяжи, Матильда!
Я отобрал у Кербеля мешочек, развязал, положил «Иоанна Златоуста» на влажную от пота ладонь ювелира.
Рука Кербеля судорожно сжалась в кулак. Кажется, он хотел, но никак не мог распрямить пальцы. Наконец ему это удалось. Он долго с каким-то странным выражением смотрел на бриллиант, склонив набок свою большую голову. Потом легонько подбросил камень на ладони. Раз, другой…
– Ты пойдешь к себе в кабинет осматривать эту штуковину? – прервала молчание Матильда Карловна.
– Нет, я не пойду к себе в кабинет осматривать эту штуковину. Принеси мне алюминиевый карандаш.
Когда сестра принесла белый металлический стерженек, он провел острым концом по камню. На самоцвете засеребрилась узкая маленькая полоска.
– Ты видишь?
– Да, да, – закивала та головой.
– Тогда забери это. – Он отдал ей камень и стерженек.
Ни я, ни Сухов не понимали, что, собственно, происходит.
– Нет, – сказал Кербель, обращаясь к нам.
– Что «нет»? – спросил Павел.
– Нет, это не «Иоанн Златоуст».
– А как же называется этот бриллиант?
– Это не бриллиант, господа. Нет, не бриллиант.
– А что же?
– Страз. Только страз.
– Да не может быть!
– Я не знаю, что может быть, а чего быть не может. Но это не бриллиант. Я немножко умею отличать стразы от бриллиантов.
– Посмотрите, пожалуйста, еще, – совсем по-детски попросил Сухов.
– Если хотите, я посмотрю еще. Но зачем?
Из протокола опросаювелира патриаршей ризницы Ф.К.Кербеля,
произведенного заместителем председателя
Московского совета народной милиции
Л.Б.Косачевским
К О С А Ч Е В С К И Й. Как отличают поддельные камни от настоящих?
К Е Р Б Е Л Ь. Стразы изготовляются из свинцово-борного стекла. Поэтому они тяжелее бриллиантов. А определить удельный вес камня без оправы может каждый. Кроме того, стразы значительно мягче алмаза. На них оставляют царапины и кварц, и топаз, и корунд.
Если по бриллианту провести карандашом из алюминия или магния, на нем следа не останется, а на стразе будет след. Стразы, которые вы принесли, хорошие стразы, и я сомневался до тех пор, пока не увидел полоску от карандаша.
К О С А Ч Е В С К И Й. Есть ли какое-либо сходство между похищенными из ризницы бриллиантами и этими стразами?
К Е Р Б Е Л Ь. Все четыре страза – копии с похищенных камней.
К О С А Ч Е В С К И Й. Может ли это быть случайным совпадением?
К Е Р Б Е Л Ь. Нет.
К О С А Ч Е В С К И Й. Почему?
К Е Р Б Е Л Ь. Страз, имитирующий «Иоанна Златоуста», в деталях повторяет украденный бриллиант. Точно изображены особенности не только верхней части камня-коронки, но и нижней – павильона. То же относится и к «Слезе богородицы», где передана скошенность пирамиды, и к двум бриллиантам из оклада образа Георгия Победоносца.
К О С А Ч Е В С К И Й. Вы хотите сказать, что человек, изготовивший стразы, видел бриллианты без оправы?
К Е Р Б Е Л Ь. Да.
К О С А Ч Е В С К И Й. Он мог быть знаком с вашим собранием стразов?
К Е Р Б Е Л Ь. О моем собрании мало кто знает, и я его не показывал ни одному ювелиру. Кроме того, видите мой страз? Нижняя часть «Слезы богородицы» у меня изображена приблизительно, а здесь павильон передан с особенностями рельефа.
К О С А Ч Е В С К И Й. Кто же мог изготовить эти стразы?
К Е Р Б Е Л Ь. Я никого не подозреваю. Что же касается до предположений… Вы знавали купца Арставина?
