Адам Даймен - Шпион поневоле

Некоторое время назад на рынке произошел очередной бум и стала выпускаться более сложная, удобная и быстроходная модель таких самолетов. На них не распространяется правило пользоваться кислородом при подъеме выше 3 000 метров. После того как "Интернейшнл Чартер" вышвырнула из самолетов тяжелое и, по их мнению, бесполезное оборудование и реактивные двигатели, самолеты стали действительно удивительно легкими.

В одиночку я вылетел уже на третий день, несмотря на черные мешки под глазами, а в конце недели мне уже начали давать спецзадания. К ним относились полеты на минимальной высоте, полет на одном двигателе, элементарные маневры при атаке более скоростного самолета и посадка на тех участках пустыни, которые мне указывали.

На вторую неделю меня посадили на "Конвейр-440" - настоящий небольшой рейсовый самолет, современный эквивалент старой и хорошо всем знакомой "Дакоты", поднимающий до сорока пассажиров. И снова одновременно проводились реальные полеты и занятия на тренажере.

Когда я не был за штурвалом, что в воздухе, что на земле, шло обучение методам радионавигации, основам механики, метеорологии, работе с радиоаппаратурой, пользованию приборами и всем прочим наукам, о которых я должен был иметь представление, чтобы получить коммерческую лицензию типа В. Число часов, которые я успел налетать, неуклонно росло. Мне никогда раньше не приходилось так напряженно работать, и я надеялся, что не придется и в будущем.

Меня держали на голодной диете из салата-латука и сыра до тех пор, пока их не удовлетворила моя фигура (мы каждую неделю проходили тщательное обследование), но, разглядывая себя в стоявшем в спальне зеркале, я должен был согласиться, что стал выглядеть довольно привлекательно. Каждый вечер, когда в шесть часов мы заканчивали занятия, я получал в столовой последний стакан фруктового сока, яблоко и неизбежный кусочек черствого хлеба. Затем с тремя коллегами, которых днем мне редко приходилось видеть, я возвращался в дом, где прыгал прямо в постель, измотанный до предела, и спал как убитый, пока меня не поднимал звонок будильника.

Так как не возникало ни малейшего соблазна выпить или покурить гашиш, к тому же во время полетов курить не разрешалось, да и в классах тоже, то я довел свою норму до трех сигарет в день. В результате мое изношенное тело лишилось привычных для него в течение последних двух десятилетий пищи, никотина и прочих ядов - и я чувствовал себя вполне прилично.

Существовали и другие предметы, которым нас обучали, не столь обычные для пилотов регулярных рейсов. Каждый день я проводил полчаса на обширном стрельбище. Стрелял поочередно из автоматических пистолетов крупных калибров, безоткатных орудий и такого надежного автомата, как немецкий шмайссер. Заодно я значительно увеличил познания по борьбе без оружия и всяческим грязным трюкам во время схватки.

Для того, чтобы дать общее представление о четырехмесячной тренировке в Комар-филде, как именовалась наша база, следует наверное рассказать о некоторых случаях, которые там произошли.

Семь часов утра, я нахожусь на высоте четырех тысяч футов над пустыней на "чессне". Мне нужно пролететь двести миль, найти грузовик, стоящий на склоне горы, сесть, передать ждущему там человеку карточку, подтверждающую мое прибытие, и вернуться, пролетев двести миль другим маршрутом.

На обратном пути, около полудня, я слегка подремывал, руки вяло лежали на рычагах управления, глаза быстро и автоматически скользили по приборам и по небу, все шло спокойно и обычно. Взглянув в зеркало, я обнаружил другую "чессну", пикирующую на меня. Мне чертовски повезло, что я её заметил. Пусть себе пикирует до четырех сотен ярдов, сделаем вид, что я не замечаю его присутствия. Дадим полный газ, сделаем полуразворот и немного наберем высоту. Он проскочил ниже меня и я почти сел ему на хвост. Мы некоторое время охотились друг за другом, причем я нажимал воображаемые гашетки пулемета, а потом он отвернул в сторону. Но если бы мои пулеметы были заряжены, ему не удалось бы от меня увернуться. Парень скоро вернулся и мы полетели обратно в Комар-филд в тесном строю, чтобы попрактиковаться, оставаясь в несколько возбужденном состоянии. В другой раз атаковал уже я. И я его потерял.

Классная комната. Работает кондиционер и нас в комнате шестеро. Американский инструктор из отставников знакомит с типами авиационных пушек. Последняя модель имеет шестиствольный вращающийся барабан, бьет пулями диаметром 22 миллиметра со скоростью 6 000 выстрелов в минуту и известна среди персонала американских ВВС под ласкательным именем "Дыхание сказочного дракона". Голос инструктора бубнит что-то о скорости перемещения мушки, траекториях и электрической системе стрельбы.

Я усиленно стараюсь сконцентрироваться и записывать, хотя измучен после полета на тренажере в отвратительную погоду от Афин до Каира на "Конвейре". Мое терпение подверглось дополнительному испытанию, после того, как от Каира меня завернули на запасной аэродром, потому что на полосе оказались животные. (Я охотно убил бы того паршивца, который это придумал). Диспетчер едва говорил по-английски и к тому же настолько неразборчиво, что мне пришлось все переспрашивать дважды. Ко всему прочему в самый последний момент перед посадкой отказал двигатель и только подхлестнутые паникой рефлексы спасли меня от катастрофы. Я накрепко зажал свои разжиженные серые клетки и постарался сосредоточиться. Но как можно, устав как собака, сосредоточиться на чем-нибудь столь идиотском, как "Дыхание сказочного дракона"?

Аллея. Ранний полдень, жара как в печке и мои темные очки не могут справиться с бликами пустыни. Инструктор по стрелковому оружию протягивает мне пистолет-пулемет калибра 9 мм и три полных магазина патронов.

- Ну, а теперь, сынок, мы пройдемся по этой небольшой тропинке и посмотрим, что там случилось. Я буду поблизости позади тебя, так что с пистолетом поосторожнее. Аллея начнется только через двести ярдов, так что пока, ради Бога, не нервничай. Пошли, сынок.

Очень осторожно, чтобы он не услышал, я взвел затвор. Если я чему от них и научился, так это ожидать совершенно противоположного тому, что говорят. 150 ярдов раскаленной пустыни остались позади. Впереди в 50 ярдах висел знак, на котором большими красными буквами было написано "Старт". Я начал понемногу расслабляться. Ведь может быть, в конце концов, он говорил правду. И было слишком жарко, чтобы думать о чем-то, кроме прохлады впереди.

Вдруг прямо передо мной из-за скалы вынырнула крупная плотная фигура в черной форме. Ружье и штык были направлены прямо на мой пустой желудок. Инстинктивно я пустил вперед защитный веер пуль - времени думать не было. Фигура откинулась назад и упала на землю. Боже мой, они совершенно сошли с ума, я только что убил одного из их людей. Вдали замирало слабое эхо моих выстрелов, в пыли лежала распростертая фигура. Но это оказался всего лишь очень правдоподобный манекен, запускавшийся с помощью какого-то хитроумного приспособления. Убийство на тренажере, великолепная мишень. Инструктор подошел и поднял манекен, а я помог ему опять установить того на пружинной подставке. Он улыбнулся мне. Он был маленького роста, под пятьдесят, с удивительно невинными голубыми глазами и огромными ручищами.

- О, мне очень понравилось, сынок. Мне все понравилось. Ты быстр и хитер. Прежде всего ты очень тихо взвел затвор своего автомата, надеясь, что я не услышу, потом ты не поверил ни единому моему слову...

- Потом, когда выскочил этот болван - а я-то знал, что на самом деле происходит - бам! - Он ударил кулаком по открытой ладони. - Ты не стал меня спрашивать, почему на тебя прыгнул этот парень. Ты не спросил у меня разрешения убить его, не стал раздумывать, что патроны могли оказаться холостыми. Нет, ты просто нажал на курок и наделал в нем множество дырок. Ты - настоящий убийца, сынок. Почему-то некоторые ребята, которых я сюда привожу, остаются стоять разинув рот, когда эта штука прыгает на них.

Он потрогал пальцем свежие дырки в форме манекена. Я не мог не заметить, что это была черная форма бывших войск СС.

- Ты сработал очень ловко, сынок, я получил большое удовольствие.

Я вытер вспотевший от страха лоб и вставил в автомат новый рожок.

- Я не убийца. Я просто трус, старик.

И он закудахтал от восторга под раскаленным солнцем Техаса.

В воскресенье - первый свободный день - я надрался вдрызг и пролежал весь день возле бассейна, переворачиваясь каждые десять минут и бессмысленно хихикая. Проспал до двух часов и оставался в том же состоянии всю оставшуюся часть дня.

Подошел вечер следующей субботы. За эти две недели я привык к существовавшему на базе режиму, загорел и был в лучшей форме за все годы со школьных времен. Теперь я легко справлялся с упражнениями, от которых раньше покрывался холодным потом страдал дрожью в коленях.