Мария Спасская - Роковой оберег Марины Цветаевой

Проснулась я от того, что телефон на журнальном столике заливался пронзительным звоном. Сняв трубку, услышала голос, который показался мне знакомым, но так вот сразу вспомнить, кто это, я не могла, ибо еще не до конца проснулась.

— Женя, здравствуйте, — проговорили на том конце провода. — Брат у вас?

Я вспомнила ночную выходку Василия и смущенно пробормотала:

— Да, у меня, а что случилось?

В трубке повисла долгая пауза, после чего незнакомец сухо проговорил:

— Не могли бы вы одеть Юру и привезти в полицейское управление?

— У меня его нет, Юра дома, на Дачной, — растерянно протянула я, не понимая, чего от меня хотят, зато определив, чей голос слышу в трубке. — Валерий Львович, что случилось? Почему вы звоните мне насчет Юры?

— Женя, вы только что сказали, что брат у вас, — рублеными фразами выводил меня на чистую воду следователь Лизяев. — Теперь вы говорите, что Юра не у вас, а дома. В чем дело, Женя? Зачем эта ложь?

— Я говорила не о Юре, а о сводном брате, — промямлила я, краснея до корней волос от одной только мысли о том, что сейчас думает мой собеседник.

— Поня ятно, — многозначительно протянул он. И подытожил: — Значит, у вас в данный момент находится Василий Шаховской, а где Юра, вы не знаете.

— Именно так, — выдохнула я.

— И как давно у вас Василий?

— Примерно с часа ночи, — откликнулась я. И, не выдержав неизвестности, взмолилась: — Валерий Львович, вы можете объяснить, что случилось?

— Приезжайте вместе с Василием на улицу Дачную, жду вас у дома родителей, — холодно отрезал следователь, вешая трубку.

Торопливо натянув джинсы и застегнув на все пуговицы блузку, чтобы не провоцировать сводного брата на грубость, я отперла дверь комнаты и шагнула в прихожую, рассчитывая обнаружить на полу Василия. Но, к моему немалому удивлению, Шаха в квартире не оказалось. Сколько он проспал и когда ушел — оставалось загадкой.

До Дачной я долетела за считаные минуты. Во дворе дома отчима стояла карета «Скорой помощи», микроавтобус и полицейский «Форд». Я похолодела, еще не зная, что произошло, но уже догадываясь, что ничего хорошего меня не ждет. Пока я парковалась, следователь Лизяев вышел из коттеджа и направился ко мне. Смерил жалостливым взглядом и придерживая за локоть, отвел в сторонку.

— А где же, Женя, ваш родственник? — озадаченно осведомился он, и я уловила в его голосе плохо скрываемую ревность.

— Понятия не имею. Я не знаю, когда он ушел, — честно призналась я. — Проснулась — а его уже нет.

— Хорошо, мы это выясним, — откликнулся сотрудник полиции. И принялся деловито рапортовать, как он умел это делать: — Ситуация такова. В доме ваших родителей сегодня ночью произошло ЧП. Неизвестный расстрелял Марьяну Колесникову и, возможно, Юру.

Сердце оборвалось и ухнуло вниз, а грудь сдавило стальным обручем. Слова Лизяева, точно обухом, ударили меня по голове, и все дальнейшее я слышала, словно сквозь вату.

— Женщина погибла на месте, мальчика пока не обнаружили, — глухо долетал до меня голос Лизяева. — Кроватка пробита пулями, но крови в ней нет. Это позволяет надеяться, что ребенок жив и только похищен. Вам что нибудь известно об обстоятельствах дела?

Оглушенная известием, я стояла, как каменная, не в силах пошевелиться и разглядывала искрящийся под ногами снег. В голове у меня всплывали вопросы, ответы на которые мне нужно было получить прямо сейчас.

— Из чего убили маму? — выдохнула я, стараясь не замечать долго копившиеся где то внутри и вдруг прорвавшиеся наружу горячие слезы, которые я размазывала по щекам колючей варежкой. — Где был Андрей? Вероника? Они что, ничего не слышали? Как такое может быть? А Юрочкины теплые вещи? Вы проверяли? Они на месте? Если малыша украли, его должны были одеть! Не могли же его унести в одной пижамке!

— Отвечаю по порядку, — обстоятельно начал Лизяев. — Марьяну Федоровну застрелили из боевого оружия, точнее определит эксперт. Андрея Сергеевича в момент преступления не было дома, его по телефону срочно вызвали, вернулся полковник поздно ночью, принял снотворное и, чтобы не будить жену и сына, лег спать в кабинете. Вероника Николаевна сразу же после отъезда полковника отправилась гулять с собакой, что подтверждает свидетель. Вернулась она через два часа, выпила с мороза немного коньяку и тоже легла спать. И она, и ваш отчим уверяют, что спали крепко и ничего не слышали. А что касается вещей Юры, сейчас мы пойдем и посмотрим, все ли на месте или чего то не хватает, — закончил следователь, разворачиваясь к дому. Он сделал пару шагов и тут же остановился, сообразив, что я так и продолжаю стоять на месте, точно изваяние. Кинув на меня подбадривающий взгляд, Валерий Львович проговорил: — Ну ка, Женя, возьмите себя в руки! Из Москвы с минуты на минуту прибудет оперативная группа. Дело резонансное, передано Следственному комитету. Мужайтесь, слышите?

— Попробую, — всхлипнула я, смахивая бежавшие по лицу слезы и с трудом трогаясь с места, чтобы направиться следом за Лизяевым.

Все обитатели дома собрались в гостиной, включая домработницу, которая и обнаружила тело мамы. На разных концах дивана сидели бледный отчим и заплаканная Вероника. Ольга Владимировна пристроилась на стуле, всячески демонстрируя свою непричастность к случившемуся. У нее в ногах крутилась Бося, выказывая особое расположение дом работнице. Василия среди собравшихся не оказалось, да, честно говоря, после ночного инцидента я и не ожидала его здесь увидеть. Заметив меня, отчим сдержанно кивнул и отвернулся, а Вероника закусила губу и затряслась в беззвучных рыданиях, прикрыв глаза рукой. Лишь домработница встрепенулась и оживленно заговорила:

— Женечка, такое несчастье! Кто бы мог подумать! Я пришла, как обычно, к девяти, открыла дверь своим ключом — ничего не взломано, двери заперты, в общем, все как всегда. Слышу — тихо как то очень. Обычно Юрик в это время кашу ест, а сегодня на кухне никого. И сверху, из детской, его голосок не доносится. Я поднялась наверх, а там — ужас! Дверь в детскую распахнута, в центре комнаты лежит Марьяна Федоровна, уже холодная, весь пол в крови, и кроватка Юрика вся в дырках. Я туда сюда — Юрика нигде нет. Тогда я бегом в хозяйскую спальню, там пусто, я спустилась вниз, в кабинет, бужу, кричу: вставайте, Андрей Сергеевич, Юрик пропал! Слышу, Вероника Николаевна не своим голосом блажит, и понимаю, что это она поднялась в детскую и увидела Марьяну Федоровну. Оказывается, все в доме спали и никто ничего не слышал! Вот ведь кошмар то!

— Спасибо за рассказ, Ольга Владимировна, вы нам очень помогли, — оборвал разговорчивую женщину следователь. — Показания мы сняли, если понадобитесь — вызовем в управление.

— Так я пошла? — уточнила домработница, поднимаясь со стула.

— Идите, только поменьше болтайте.

— Андрей Сергеевич, — повернулась женщина к отчиму. — Может, прибраться надо? Пол замыть или еще что?

— Не надо, спасибо, как понадобитесь — Андрей Сергеевич вас пригласит, — по хозяйски распорядился Лизяев.

Мелкими шажками Ольга Владимировна пересекла гостиную и скрылась в прихожей. Выглянула оттуда, одеваясь и сокрушенно качая головой. Через пару минут за домработницей закрылась дверь, и следователь повернулся ко мне.

— Ну вот, Женя. В общем и целом картина происшедшего вам ясна. Вы лучше других знакомы с вещами мальчика. Поднимитесь наверх, посмотрите, все ли на месте.

Я двинулась к лестнице на второй этаж и, проходя мимо камина, замедлила шаг. Только вчера на каминной полке стояла резная шкатулка, я это видела своими собственными глазами. Теперь же на ее месте виднелся не тронутый пылью прямоугольник, в то время как на остальном мраморе полки лежал тонкий серый слой ее. Вчера Ольга Владимировна весь день занималась полом, и до протирки мебели, похоже, руки у нее так и не дошли.

— Шкатулка, — проговорила я, оборачиваясь к Андрею. — Где шкатулка?

И тут я заметила серебряный крест деда Федора размером с авторучку, хранившийся в шкатулке. Теперь он сиротливо валялся у стены недалеко от камина.

— И почему крест на полу? — обескураженно протянула я.

Подняв с пола крест, я провела рукой по холодной гладкой поверхности, будто просила у деда прощения, и положила семейную реликвию в карман. Отчим поднялся с дивана и подошел ко мне. Внимательно осмотрев пустое место, он тронул пальцем пыль, заглянул под мебель, подошел к Лизяеву и распорядился:

— Валера, запиши в протокол, что с места происшествия похищены старинные часы, брегет, находившиеся в шкатулке слоновой кости. Стоимость шкатулки двести долларов США, я сам ее покупал на Рождество. Брегет оценить не берусь, это вещь Марьяны, и моя жена считала его бесценным.

Охлаждение в отношениях с Софьей отрезвило Цветаеву. Случилось это в тот момент, когда, увлеченная Мандельштамом, Марина на два дня оставила возлюбленную одну. А вернувшись в уютную квартирку Сони, где частенько проводила время одна или с маленькой Алей, с удивлением увидела большую толстую женщину, с самым недвусмысленным видом восседавшую на кровати Парнок. Жалость к Сереженьке сжала горло и заставила Марину взглянуть на ситуацию другими глазами. Жив ли он, умер — она не знает. Приехал на некоторое время в Москву, кроткий и всепрощающий, его призвали в армию, он должен был пройти курс в школе прапорщиков. Сказал перед отъездом на фронт: «Ни в чем не вините себя, Мариночка, и верьте — все будет хорошо». Не обвинял, не укорял, не казнил презрением, а только любил и боготворил. После этого родилась Ирина. И вот Марина одна с двумя детьми в разоренной войною Москве сидит, ежась от холода, в пустой темной комнате, где мебель пошла на растопку камина, и думает, что бы еще продать или выменять на хлеб. Дети — старшая Аля и младшая Ирина — худы и слабы. Добрые люди советуют отдать их в приют в Кунцево, но Марина не решается расстаться с малышками. С Алей — потому, что она не по годам умненькая, а с Ириной — потому, что слишком слабенькая. Вот если бы продать брегет и купить детям еды…