Александр Афанасьев - Локальный конфликт
Лорд оказался внешне худосочным, похожим на преподавателя изящной словесности, место которому в старом университете — в его тихих, уютных библиотечных залах, покрытых слоем многолетней пыли из-за того, что современная молодежь предпочитает книгам другие носители информации. Однако этот щуплый человек, которому, окажись он в метро или в нашем автобусе, непременно уступили бы место, вклинился в толпу с решимостью нападающего хоккейного клуба профессиональной лиги, рвущегося к воротам противника и расшвыривающего в стороны защитников, мешающих ему забросить шайбу в сетку. Становилось страшно от мысли, что тонкая металлическая оправа с толстыми стеклами, увеличивающими размеры его глаз, слетит с изящного прямого носа, упадет в грязь, и ее непременно кто-нибудь раздавит. Но спецназовцы надежно прикрывали своего центрфорварда с флангов.
Лорд едва доходил до груди солдатам из охранения, окружавшим его со всех сторон. Если бы вокруг собралась большая толпа, как на митинге, да задние ряды, которым ничего не видно, надавили на спины передних, сплюснув лорда между солдатами, то он стал бы похож на котлету в гамбургере. Но массовкой на этом митинге были в основном официальные представители и, чтобы услышать или увидеть иностранца, в спину друг друга они не пихали. Повезло лорду.
Вообще-то все это очень напоминало визит уже немного выжившего из ума богатенького и старенького родственничка, который еще не знает, кому завещать свои денежки, поэтому все стараются ублажить его и выполнить любой каприз. Вот только деньги-то на самом деле не его.
Лорд Дрод нахлобучил на лысую голову некое подобие колониального пробкового шлема, обтянутого шелком. Казалось, что он приехал на охоту в одну из подвластных ему территорий, но по рассеянности забыл в метрополии ружье. Это упущение легко исправлялось. Любой солдат охранения с радостью расстался бы с частью своей ноши, снабдив лорда гранатометом или автоматом, из которого вмиг убьешь слона, тигра или даже мамонта с динозавром, если таковые вздумают показаться охотнику на глаза. Лорд, видимо, еще не понял, что звери эти здесь не водятся и охоту ему могут устроить разве что на горных козлов или, если уж ему захочется, на засевших в горах террористов. Но в этом случае, конечно, надо избавиться от прессы, чтобы она не могла скомпрометировать непорочное имя лорда.
Солдаты охранения мучились с Дродом уже несколько часов. Всерьез они его не воспринимали и, посмотрев на британца, тут же отводили взгляд в сторону, утыкали лица в ладони, чтобы заглушить смешки и спрятать то и дело возникающую ухмылку.
Лорд с самого начала поверг их в крайне не соответствующее серьезности обстановки состояние. Он спросил у задержанных боевиков, которые временно, пока идет предварительное следствие, содержались в фильтрационном лагере, успели ли они поговорить со своими личными адвокатами. Истабанцы помалкивали в ответ. Это можно было расценить как то, что они не поняли переводчика. Дрод повторил вопрос. Один из задержанных был, судя по документам, турецкоподданным, приехавшим в Истабан преподавать Коран в одном из местных медресе, при этом, правда, он едва изъяснялся на арабском, а из священной для каждого мусульманина книги знал лишь несколько цитат. Смекнув, что лорд воспринимает обстановку неадекватно, он принялся плакаться, что их очень плохо кормят, того и гляди с голоду начнешь пухнуть. Похоже, у него этот процесс уже начался. Очень он был опухший. От жира.
От таких речей Дрод сильно возмутился, топнул ногой, и из него полился словесный поток, из коего следовало, что русские грубо нарушают права человека. Турок же вначале хитро улыбался, но потом стал изменяться в лице. Он понял, что лорд вскоре уедет и забудет обо всем, а вот русские могут на нем отыграться. Оставалось ему надеяться, что турнут его под зад ногой, как иностранца, и не будут связываться, чтобы не портить с Турцией отношений…
Лорд трепался. Солдаты охранения тихо делали ставки — сумеет ли он до конца своей поездки сотворить еще что-нибудь несусветное. Начало было впечатляющим…
Официальные представители в двух словах объяснить лорду некоторые элементарные вещи не могли, поэтому предпочитали поддакивать, полагая, что британец впал в старческий маразм, поэтому ему во всем надо потакать, а то, не ровен час, случится истерика или того хуже — припадок.
Лорд Дрод напоминал им доброго дедушку. Общаясь с ребятишками в лагере для беженцев, он спрашивал, вкусную ли они едят кашу. Лицо его при этом делалось приторно сладким, как у Деда Мороза, который спрятал за пазухой шоколадку и готов был отдать ее ребеночку, как только тот ответит на вопрос, но затем отчего-то шоколадку давать передумал. Ответ, наверно, ему не понравился.
Совсем с другим выражением на лице общался лорд с сопровождающими его военными. Лицо Дрода становилось словно высечено из камня. Он думал, что выглядит несокрушимо, как античный герой, а на самом деле его физиономия напоминала карикатуры из старых журналов, высмеивающие капиталистов, наживающихся на эксплуатации рабочего класса. Тьфу, нечисть…
Полковник в глубине души плевался и прямо-таки сходил с ума от желания высказать лорду все, что он о нем думает, но внешне столь негостеприимные его настроения никак не проявлялись. Прежде чем его оттеснили от лорда, он успел бросить ему краткое приветствие «Good day. How are you?» и даже получить на это какой-то ответ, но не разобрал какой, после чего их диалог прервался. Полковник верил, что навсегда. Кондратьев ухватил промелькнувшее на лице полковника выражение. Его можно было описать одной фразой: «Поскорее бы этот цирк закончился». Не любил командир полка официальных визитов, особенно таких, считая, что толку от них никакого и кроме лишней нервотрепки ничего они не приносят. Но, поди, расскажи все это лорду. Он-то убежден в важности своей миссии, думает, что выполняет нужную работу и не хочет понять, что на самом деле он здесь сильно мешает. Но пусть это втолковывают ему дипломаты — мягко и не обидно. Капитан подмигнул полковнику, показывая жестом, что все в порядке и не стоит так расстраиваться. Полковник отмахнулся, но скорбное выражение на его лице немного смягчилось.
Лорд хотел было проскочить малочисленный пикет истабанских женщин, топтавшихся возле входа в лагерь, но одна из них ухватила его за рукав куртки, что-то заверещала, часто сбиваясь от волнения, а переводчик все никак не мог уловить смысл сказанного и тоже запинался. К разговору подключились и другие женщины. Лорд притормозил, с минуту внимательно слушал не столько переводчика, сколько женщин, пробуя, видимо, по мимике и жестам догадаться о том, что они говорят. Понять их было нетрудно, говори они хоть на языке давно вымершего народа. Женщины жаловались, что дома их разрушены, работать негде, денег — нет, есть — нечего, мужья у кого погибли, у кого пропали без вести, у кого воюют, а гуманитарной помощи, которую привозят сюда различные организации, на всех не хватает. Живут они в палатках — там бывает холодно. Палатки эти почти такие же, что и у солдат, но тем проще — у них жены с детишками в России остались, да и еду горячую солдаты получают регулярно, а беженцы — нет. Здесь они были не правы. Солдаты, особенно те, кто днем и ночью обстреливал засевших в горах боевиков, тоже горячую пищу получали не каждый день, а голод утоляли тушенкой и хлебом. Но никто женщин перебивать не стал. Пусть выговорятся. Им действительно было плохо.
Лорд кивал, хмурился, потом стал похлопывать остановившую его женщину по плечу. Она так разнервничалась, что голос ее вначале сорвался на крик, а потом она охрипла и готова была расплакаться. Уткнувшись в плечо Дрода, женщина что-то всхлипывала. Переводчик прислушивался к ее бормотанию, выуживая отдельные слова, но чаще непонимающе разводил руками.
— Я разберусь во всем. Я помогу, — сказал лорд.
«Тоже мне нашелся Спаситель, — скривился капитан, слышавший слова Дрода. — Можно подумать, он одним своим словом способен остановить здесь войну, отстроить разрушенные селения, дать всем работу и помирить. Он и накормить-то никого не сможет. Зато армейские повара готовят с утра до вечера. Помимо солдат мирных жителей еще кормят. Перед раздаточными пунктами каждый день выстраиваются длинные очереди. Тут уж не до кулинарных изысков. Приготовить бы хоть что-нибудь, что голод уймет. Но лорд считает нас, наверное, захватчиками. Он-то помнит — какой была Британская империя, превратившаяся из Пенителя морей в антикварный магазин, где на пыльных полках красуются сокровища, когда-то вывезенные из утраченных колоний. Завидует он России. Зависть свою высокими словами прикрывает. Россия-то, несмотря ни на что, по-прежнему огромная и по-прежнему Великая. Последняя Великая империя мира. Как бы она ни называлась. Последняя — из четырех. А Истабан — не колония. В России колоний нет и не было. Россия — это Россия. Кто захочет урвать кусок — глотку перегрызем. В соседних губерниях за такое посягательство — глотку рвали и здесь уже начали. Лорд ничего не сделает, посотрясает воздух, а потом, когда увидит, что небеса висят по-прежнему и не падают от его слов на землю, когда все здесь начнет успокаиваться, хотя пройдет еще много лет, прежде чем это произойдет, он тоже успокоится и займется какой-нибудь другой проблемой — станет бороться за права сексуальных меньшинств или за запрещение клонирования человека. Ему надо оставаться в центре политических процессов, иначе его забудут».
