Андрей Константинов - Дело о лопнувших агентствах (Агентство Золотая пуля - Сборник новелл)
Вся эта сцена, напоминающая нелепый спектакль, подействовала на меня странным образом. Я не знала, кто были эти люди - бандиты, собравшиеся на "стрелку", или представители правоохранительных органов, проводящие таким образом задержание. Границы добра и зла вдруг резко расширились в моем представлении, не оставляя места сомнениям.
Дома я затеяла генеральную уборку своего закутка. Такое случалось со мной крайне редко, и бабушка отреагировала на это событие единственной фразой - "дуб в лесу повалится".
На самом деле дуб мог преспокойно оставаться на своем месте, потому что единственной причиной, которая подвигла меня на этот героический шаг, было желание отыскать старую записную книжку с телефоном Арсеньева.
Но когда я нашла ее, то поняла, что уборку можно было и не затевать: телефон я помнила абсолютно точно.
***
Трубку сняли так быстро, что я не успела придумать, с чего начать разговор. Голос Кирилла я узнала сразу, но на всякий случай сказала:
- Кирилл, это ты?
- Я,- ответил он без выражения.- А ты - это кто?
- Валентина Горностаева из "Искорки", помнишь такую?
- Валя?!- теперь в его голосе слышалось неподдельное изумление и разочарование. Пора детства прошла, и он не мог взять в толк, с чего это вдруг старая "вожатка" свалилась ему на голову по прошествии двух лет.
- Как твои дела?- продолжала я светским тоном.- Небось уже студент?
- Да нет, работаю в одном месте.
- А "шлепок" твой как?- продолжала спрашивать я.
- Отец сейчас в отъезде.- Разговор явно начинал тяготить Кирилла, но он старался быть вежливым.- А сама ты чем занимаешься? Вторым Белинским не стала еще?
- Белинский погиб во мне, так и не успев родиться. Я работаю в "Золотой пуле".
- В той самой? У Обнорского?- живо заинтересовался он. И тут же, не давая мне опомниться, заговорил скороговоркой: - Валя, у тебя есть кассета с отцовским интервью. Ты хочешь ее вернуть, правда, Валь?
Я слушала взволнованный голос Кирилла и ловила себя на мысли, что этот подросший мальчик сохранил способность понимать меня без слов.
Мы договорились встретиться завтра в двенадцать часов на площади у Александрийского театра - там, откуда обычно уезжали автобусы в "Искорку".
Остаток вечера я провела необычайно плодотворно. Перегладила кучу белья, погуляла с Манюней и даже сочинила для Сашки обещанный реферат по культурологии. Правда, вместо Питирима Сорокина я писала о мире детства, о внутреннем ребенке, который живет в душе каждого человека. Сашке все равно, по чему зачет получать, а мне хотелось еще раз пережить свои лагерные впечатления.
Ночью мне снились лошади. Их было много. Сбившись в кучу, они плыли по реке. Это было красиво - синяя вода в реке, ярко-изумрудная трава по высоким берегам и лошади с блестящими мокрыми спинами.
Обычно я редко запоминаю сны, но этот запомнился мне до мельчайших подробностей. Я думала о нем все утро, а потом почему-то спросила у матери: "К чему снятся лошади?" "Ко лжи",- кратко ответила она. "Вечно вы, маменька, все испортите",- хотелось сказать мне словами Бальзаминова, но испортить мое настроение в то утро, казалось, не могло ничего.
На встречу с Кириллом я собиралась, как на любовное свидание.
Глядя, как я верчусь перед зеркалом, мать решила, что у меня наконец налаживается личная жизнь. Разочаровывать ее я не стала. В метро я пыталась читать строки английского стихотворения, напечатанного на окнах вагона в рекламных целях.
Иногда мне удавалось сложить их в рифму, и тогда я думала, что изучение английского - это не так уж плохо.
***
Кирилла я увидела еще издали. Он почти не изменился. Так, возмужал немного. Заметив меня, по старой лагерной привычке он вскинул правую руку вверх и легонько подпрыгнул. Мы перешли площадь и сели на скамейку в Катькином саду.
Кирилл достал сигареты и, глядя на меня, спросил:
- Куришь еще или бросила?
- Курю,- ответила я, вынимая из сумки свою пачку.
Сидевшие напротив нас старики играли в шахматы. Мы курили и молчали.
- Слушай, Валь,- наконец сказал Кирилл,- не спрашивай меня об отце. Все равно ничего объяснить я сейчас не сумею. Все так запуталось.
Я посмотрела на него и подумала, что что-то в нем все-таки изменилось. Прежний Кирилл доверял мне чуточку больше. Поэтому я не стала ничего говорить, а просто достала кассету и протянула ему.
- Спасибо,- обрадовался он.- Ты даже не представляешь, как здорово ты нам помогла.
Я отметила про себя это его "нам" и вспомнила свой сон. Все-таки мама была права: лошади точно снятся ко лжи. Сидеть дальше не имело смысла, Кирилл уже явно скучал.
- Пойдем,- сказала я, поднимаясь со скамейки.- Мне домой надо.
- Я отвезу,- отозвался он.- Там, на Зодчего Росси, машина припаркована.
Припаркованную машину я узнала тотчас же. Это был тот самый "крайслер", на котором я уезжала из лагеря. Садиться в него теперь мне не хотелось. Словно карты в пасьянсе, мысли перемещались в моей голове, занимая свободную ячейку.
- Ты что, теперь вместе со "шлепком" под крутого косишь или уже в братву подался?- со злостью выговорила я.- Может, у тебя и ствол теперь имеется? Под кем ходишь?..- я пыталась вспомнить имена криминальных авторитетов, но как назло они разом вылетели из памяти.
- Ого, как ты поднаторела у Обнорского,- вдруг улыбнулся Кирилл и спросил очень серьезно: - А как ты объяснишь у себя в агентстве отсутствие кассеты?
- Скажу, что двое неизвестных в шапочках и под угрозой предмета, похожего на пистолет, вынудили меня это сделать,- предательские слезы уже текли по моим щекам.
Кирилл как-то странно посмотрел на меня.
- Валь, знаешь что...
- Ничего я не знаю и знать не хочу!- я почти кричала.
- Держи,- неожиданно сказал он, протягивая мне кассету.- Сохрани это на память о встрече с любимым пионером. Отцу не впервой в передряги попадать, выкрутится как-нибудь.
С этими словами Кирилл вложил мне в руки кассету, быстро пошел к машине, сел в свой "крайслер" и резко рванул с места.
***
"Крайслер" проехал всего несколько метров, когда я услышала странные хлопки. Машина Кирилла слегка вильнула и остановилась.
Я ничего не понимала. К ней уже бежали люди, кто-то просил вызвать милицию и "скорую", а я по-прежнему стояла на месте.
И только когда над моим ухом протяжно завыла милицейская сирена, я наконец очнулась и побежала туда, где уже собралась толпа любопытных.
- Сюда нельзя,- преградил мне дорогу человек в милицейской форме.
Но способность соображать уже вернулась ко мне. Я вспомнила о том, что у меня имеется вполне законное удостоверение корреспондента агентства, которое дает мне право посещать "специально охраняемые места стихийных бедствий и массовых беспорядков". Потрясая им, я пробилась-таки через кордон милиции.
- А, журналистка,- рассматривая мое удостоверение, сказал пожилой опер.- Так вот, девушка, ничего определенного сказать пока не могу.
Можете написать, что сегодня на Зодчего Росси убит Кирилл Арсеньев, лидер бандитской группировки.
Кирилл был мертв. Пуля попала в голову. Еще не успевшая свернуться кровь стекала по его виску тоненькой струйкой.
Милиция записывала показания свидетелей и призывала не скапливаться. В толпе раздавались возмущенные голоса: "Совсем обалдели.
Среди бела дня стреляют".
Граждане, расходитесь. Ничего интересного здесь нет. Обычная бандитская разборка,- увещевал собравшихся омоновец и, обращаясь к кому-то из своих, вполголоса добавил: - Проверь оружие у него.
Странно, что Арсен один, без охраны, на "стрелку" приехал, обычно за ним такое не водится.
Я выбралась из толпы и медленно побрела к Фонтанке. Реакция на происшедшее еще не наступила, поэтому ни плакать, ни думать я была просто не в состоянии. "Лучше бы мне родиться слепою",- повторяла я вслух ахматовские строки.
На Банковском мосту я вынула из сумки кассету и бросила ее в Фонтанку. "Свободная ячейка" вновь сошлась.
***
Утром в понедельник я подумала, что на работу сегодня можно и не ходить. Оправданий моему поступку не было. Рассчитывать на то, что Спозаранник с пониманием отнесется к тому, что я сотворила, могла только клиническая идиотка. Да и что я могла ему рассказать? Историю про любимого пионера, ради которого я украла кассету? Это, безусловно, добавит несколько выразительных черточек к образу законченного придурка, который я успела создать себе в агентстве.
Но потом я решила, что пойти в агентство все-таки следует. Уж лучше быть придурком, чем последней свиньей, и слинять вот так, без всяких объяснений. По счастью, Спозаранник в то утро был один в нашей комнате.
- Глеб,- начала я без всяких предисловий,- можешь думать обо мне все, что хочешь, но твою кассету я утопила.
- Эту, что ли?- невозмутимо произнес он, вынимая из стола прозрачную коробочку.
- Да нет, другую, ту, что была в сейфе с интервью.
- Так это она и есть,- сказал Глеб и, глядя на мое недоумевающее лицо, вдруг взорвался: Слушай, Горностаева, то, что я о тебе думаю,- это отдельный разговор. А ключи в пятницу я оставил специально для того, чтобы дать тебе совершить свой героический поступок. Ты что думаешь, я не видел, как ты тут металась, изображая из себя борца за права неправедно обиженных бандитов? Металась два дня, как затравленная лань, вместо того чтобы делом заниматься.
