Валерия Леман - Дело о лысой гимнастке
Моя сестра откинулась на спинку своего кресла.
— О, дальше был самый пик пьянства. Потому как, сам понимаешь, больше всего на Сониной выставке гостей привлекала именно халява по части спиртного. И чем больше народ надувался алкоголем, тем вдохновеннее хвалил и потрясающие картины, и редкий талант художницы с ее всегда столь необычной точкой зрения на нашу жизнь. Под занавес мы с «хирургом» Сержем погрузили всех заснувших на диванчиках в такси и отправили по их адресам. Было очень весело! Особенно если учесть, что к моменту последней отправки часы показывали три часа семнадцать минут — время московское.
Я откашлялся.
— А чем во время ваших погрузочных работ занималась сама великая и талантливая Соня Дижон?
Ольга многозначительно вздернула бровь.
— Великая и талантливая художница к тому часу банально дрыхла, любезно доверив нам с Сержем проводы гостей и все хлопоты по дому. Сказать по правде, Соня и в самом деле очень устала — можешь представить себе все эти бесконечные интервью и необходимость остроумных экспромтов в ответ на иронические реплики отдельных представителей прессы…
Что ж, представить все это действительно не составляло особого труда. Я улыбнулся и бодро кивнул.
— Полагаю, за всю ночь до самого отхода ко сну ее настроение ничем особенным не омрачалось?
Моя сестрица — особа ехидная и порою бывает на удивление недальновидной. Ну, разумеется, откуда ей было знать, что я уже расследую очередное дело! Само собой, она подумала…
Впрочем, о чем тут говорить? Ее мысли были просты до банальности. Она даже этак по-бабьи взмахнула ручками:
— Бедняжка Ален! Послушай, неужели ты всерьез надеялся, что Соню огорчит твой внезапный отъезд?
И она принялась от души веселиться. Ольга так долго смеялась, что я заскучал и выразительно зевнул.
— Понятно, понятно — тебе скучно слышать жизнерадостный смех любимой сестры. — Она еле отдышалась. — Разумеется, Соня была абсолютно счастлива и довольна собой и своей выставкой. Все перед ней так и расстилались. Что еще нужно для счастья? Прошу прощения, но о тебе она, увы, ни разу не вспомнила за всю ночь.
— И это неважно, — быстро ответил я. — Согласен: для художника нет больше счастья, чем успех своих произведений.
Ольга взглянула на меня немного удивленно — обычно я никогда так быстро и покорно не закрываю тему. Но я к тому времени получил всю необходимую информацию, а потому пора было прощаться с Ольгой: на сегодня у меня намечалось слишком много важных дел.
— Значит, никаких волнений, никаких нервов и тошноты в зале шедевров? — Я пытливо всматривался в лицо сестры. — Ну и слава богу. А теперь подскажи, когда сегодня вечером можно будет застать великую художницу дома?
— Никаких изменений в ее привычном расписании. — Ольга достала косметичку, торопливо подкрасив губы. — Все как обычно: полагаю, сейчас она еще дрыхнет, после трех-четырех отобедает где-нибудь в городе, потом встретится с Сержем в его клинике, возможно, заглянет в морг, столь дивно вдохновивший ее на эту выставку… Ну а вечером мы все договорились встретиться у нее, чтобы еще раз обсудить феноменальный успех полотен.
— Отлично.
Я быстро расплатился за наш дивный обед и встал, галантно подхватив и поцеловав Ольгину ручку.
— Очарован вами, мадемуазель! Спасибо за незабываемый обед.
— И вам спасибо, братик. Ростбиф было просто бесподобным.
Мы с Ольгой кивнули друг другу на прощание и разошлись по своим делам.
Глава 11
Быть или?.
Плюхнувшись за руль своего авто, я неожиданно вспомнил свой сегодняшний сон про разницу между «слушать» и «слышать» и про наш яростный спор с прекрасной Соней с неожиданной репликой Гамлета, прозвучавшей под финиш словно где-то внутри меня — там, где дышит сердце.
Быть иль не быть?Вот в чем вопрос…
Наверное, мне просто-напросто требовалась минимальная передышка — чтобы привести свои мысли в порядок и слегка расслабиться, дав размышлениям новое, слегка лирическое направление.
«Гамлет»! Как хотите, но история с моей ночной гостьей почти с самого начала напомнила мне эту трагедию: реплика из нее прозвучала во сне после Сониной выставки и появления Кристины, и вот теперь, усевшись за руль, я вдруг с невольной тоской вспомнил свои честолюбивые мечты времен учебы во ВГИКе о главной роли — роли Гамлета.
До меня принца датского играли величайшие актеры мира, и я твердо намеревался со временем прибавить к их списку и свое имя. На занятиях по мастерству я репетировал скромную роль Бернардо, а вот наедине с самим собою сотни раз декламировал монологи Гамлета, вживаясь в роль и часами размышляя над этим странным и мрачноватым образом.
По сути, кто такой Гамлет? Принц датский, мстящий за смерть отца? И да, и нет! В первую очередь Гамлет — это каждый из нас, влюбленный и шальной, ревнивый и болезненно самолюбивый, делающий самые первые шаги по жизни, оголенными нервами юности остро встречающий каждый знак судьбы, каждый взгляд, каждое слово в свой адрес, отчаянно надеющийся на собственное человеческое счастье.
Наверное, потому в дни юности нам с нашими великими амбициями и надеждами все события каждодневной реальности кажутся нестерпимо отвратительной рутиной бытия, а измены и предательство едва ли не сводят с ума — как Гамлета сводило с ума предательство матери.
Ах, Гамлет, полно хмуриться, как ночь!Взгляни на короля подружелюбней.До коих пор, потупивши глаза,Следы отца разыскивать во прахе?Так создан мир: что живо, то умретИ вслед за жизнью в вечность отойдет.
Что бы я ответил на месте принца? Предательство самого родного человека — матери мне не грозит. Но история, рассказанная сегодня Кристиной, говорит о предательстве Сони Дижон. Ведь если женщина под влиянием нового друга настолько меняется, что встает на путь преступления, тогда банальная измена становится самым жестоким предательством.
И вновь во мне торжественно зазвучали классические строчки, невольно настраивая на высокий стиль: я видел себя мрачноватым Гамлетом на сцене моей собственной жизни.
Не кажется, сударыня, а есть.Мне «кажется» неведомы. Ни мрачностьПлаща на мне, ни платья чернота,Ни хриплая прерывистость дыханья,Ни слезы в три ручья, ни худоба,Ни прочие свидетельства страданьяНе в силах выразить моей души.Вот способы казаться, ибо этоЛишь действия, и их легко сыграть,Моя же скорбь чуждается прикрасИ их не выставляет напоказ.
Похвастаюсь: едва ли не всего «Гамлета» я знаю наизусть, стоит услышать первую строчку любой реплики, и во мне мгновенно просыпается вдохновение — я готов играть роль своей мечты бесконечно. Интересно, а что бы принц датский сделал, услышь он, что его прекрасная Офелия убивает людей, чтобы пощекотать себе нервы и получить немалые деньги?
Я усмехнулся. На этот вопрос каждый ответит по-своему. Что касается меня, я думаю, предательство любимой его убило бы. Бескомпромиссный Гамлет настолько близко к сердцу принимал весь негатив своей жизни, что всерьез размышлял о самоубийстве. Главная же его трагедия была в том, что парня никто реально не понимал. С ним беседовали, его слушали, но по-настоящему никто, включая возлюбленную Офелию, не слышал. Это то, о чем говорила баба Варя в моем сне: о таланте слышать. Слышать сердцем. Талант, дарованный единицам, которые, как правило, всю жизнь страдают от одиночества.
Я на мгновение прикрыл глаза, пытаясь поймать за хвост ускользающие ощущения того волшебного сна: зелень и ласковый шелест леса, пение птиц и наш с бабулей диалог. Слушать, слышать…
Что ни говори, а мы действительно по большей части слушаем, не слыша других людей; на первый план у каждого выходят лишь собственные проблемы, собственная головная боль, оставляя глухим к крику чужого сердца.
Терпи, душа! Засыпь хоть всей землеюДеянья темные, их тайный следПоздней иль раньше выступит на свет.
Но ведь есть любовь на белом свете, должна быть! Истинное родство душ, когда совсем не обязательно произносить слова, чтобы понять друг друга — достаточно заглянуть в глаза. Только что мы с сестрой беспечно болтали, дружески подкалывая друг друга, но за нашими, в сущности, легкомысленными репликами ни о чем и беспечными шутками стояло наше родство. Как хотите, но я уверен: Ольга, какая бы она ни была капризная и амбициозная, никогда не пойдет на преступление, ни за какие деньги.
А Соня?..
Инстинктивно сжав руль, я вдруг с невольной тоской ощутил, что не могу просто и уверенно сказать: да, я знаю мою любимую, как самого себя. «Соня — лучшая девушка на свете», — я всегда именно так о ней говорю. Но разве может лучшая девушка на свете быть убийцей?
