Дарья Донцова - Фиолетовый
— Миша… — вдруг опомнилась она. — А что, если кто-то видел, как он входил к нам в квартиру? Он… Он видный, яркий человек… Его могли заметить… К тому же ты не представляешь себе, как я кричала, когда он… когда он напал на меня… Думаю, что соседи все слышали…
— Скажешь, что это телевизор… найди, кстати, фильм, чтобы там была похожая сцена… Я помогу тебе…
Они вернулись домой уставшие, грязные. Катя пустила воду в ванную, насыпала туда соли, сделала пену. Пришел Михаил, они оба забрались в ванну и сидели долго, глядя друг на друга, словно безмолвно договариваясь о том, чтобы сохранить эту тайну. Миша даже взял ее за руки, и она поняла этот его жест — он означал, что они теперь всегда будут вместе, что он никогда не предаст ее, не выдаст, что он будет любить и заботиться о ней всю жизнь… Она плакала, и слезы капали в зеленоватую, с островками пены, воду…
5 Июль 2008 года Титреенгёль, Турция
Михаил вернулся вечером, уставший, от него пахло анисовой водкой.
— У тебя виноватый вид, — заметила Катя за ужином. Маша со своим мужем Валентином, худощавым блондином с веселыми плутовскими глазами, сидели напротив них. Сбоку, возле стены сидел утомленный жарой и водой Сережа. Щечки его и нос были подрумянены солнцем. Видно было, что он хочет спать.
— Будешь тут виноватый, — вздохнул Михаил. — Целый день пили на яхте… И ведь не сказать, что я пьяница, но как-то хорошо пошло…
— Это в жару-то?! — удивилась Маша. — А может, вы высадились где-нибудь на берег… Где нет жары, где сплошные кондиционеры и много-много девушек…
— У меня анекдот! — перебил ее, ласково потрепав по руке, Валентин. — Про «много-много девушек»… Представьте. Негр идет по пустыне…
— Бред какой-то, — чуть слышно пробормотала Катя, которую раздражало буквально все. Она постоянно думала о том, кто же стучался в ее дверь, когда она была одна. — Негр в пустыне…
— Идет он себе идет, изнемогает от жары и жажды… И вдруг находит кувшин… Потер его, как водится, и из него вылетел джинн. «Я могу исполнить любое твое желание, говори!» Негр подумал и сказал: «Ну, во-первых, хочу, чтобы я был белым. Во-вторых, хочу, чтобы было много воды… А в-третьих…»
— …много девушек, — догадалась Маша и захлопала в ладоши. — Я угадала?
— Угадала. Но вот что сделал джинн, ни за что не догадаешься…
— Я знаю, — мрачно сказала Катя и покачала головой: — Он сделал его унитазом в женском туалете?
Михаил расхохотался. Валентин посмотрел на Катю, как на предательницу, а Маша прыснула в кулак.
— Надо же, ну, надо же до такого додуматься?! — закатывался в хохоте Михаил. — Унитазом в женском туалете? Катя, откуда ты знаешь такой анекдот?
— От верблюда…
— Что с тобой? Тебе нездоровится? — Михаил вдруг понял, что смеется один и что его жена чем-то озабочена. — Катя… Если ты не хочешь, можешь остаться в номере с Сережей… или я с вами… Но если ты меня отпустишь, то мы… втроем посидим наверху, на крыше отеля… Там есть отличный рыбный ресторан… Нам с Валей гид рассказала…
— Хорошо… Идите. А мы с Сережей пойдем домой. Он уже спит… Да, кстати, а тунца-то поймали?
— Поймали! — оживился Михаил. — Нам его сегодня в ресторане подадут…
— Ты пьян…
Она злилась на него за то, что ему хорошо, а ей — плохо, что он не видит, что она чем-то сильно расстроена, что не чувствует ее, как тогда, пять лет тому назад, когда преступление сделало их близкими, родными людьми… Сегодня он был далек от нее, чужой и к тому же еще пьяный… А теперь еще он собирался ужинать без нее в рыбном ресторане… «Жду тебя вечером на крыше отеля, там есть рыбный ресторан…»
* * *Она была права. Он был пьян. Напился, чтобы хотя бы на время забыть все то, что отравляло его жизнь в течение вот уже пяти лет… Валентин понял его, но ровно настолько, насколько может понять приятель (но не друг, не посвященный): они сбежали от своих жен, чтобы расслабиться, выпить… Никто и не собирался ловить ни тунца, ни скумбрии…
— Нет, как же все-таки хорошо, вот так, бросить всех, сесть на яхту и в прохладе ресторана пить ледяное пиво… — говорил Валентин, заговорщицки подмигивая Михаилу и не замечая в нем никаких перемен. — Брак — это, конечно, дело хорошее, но так хочется иногда побыть в чисто мужской компании, где тебя так хорошо понимают…
Михаил слушал его и завидовал тому, что единственной проблемой приятеля было как раз оторваться от жены и напиться на яхте. Как же мало ему надо было для счастья!
Если бы Михаилу задали вопрос, что он хочет, он бы ответил сразу, не задумываясь: чтобы был вычеркнут из жизни тот день, тот кошмар, тот лес и та могила… Он знал, что и Катю тоже мучают кошмары, что она плохо спит, и этот общий страх объединял их, связывал, ему иногда казалось, что они стали единым существом, испытывающим одни и те же чувства…
Они практически никогда не говорили на эту тему. Да и что было говорить, когда и так все было ясно: они на свободе до тех пор, пока кто-то не обнаружил захоронения… Быть может, им повезет, и эту могилу никто и никогда не найдет, а если и найдет, то никогда не вычислят убийцу…
О том, что пропал Иван Брагин, стало известно через два дня. Первый день прошел тихо, никто из их окружения не обратил внимания на его исчезновение, а вот на второй день началось: постоянные звонки, расспросы… Как же иначе, если все знали, что Иван днюет и ночует у Андрияновых. Он не появлялся у себя на фабрике, его машина стояла в гараже, его телефоны не отвечали… Спустя три дня объявили в розыск, который не дал никаких результатов. На все вопросы, связанные с исчезновением Ивана, Михаил с Катей отвечали, что да, он приходил к ним, чтобы поздравить с годовщиной свадьбы, но пробыл недолго, сказал, что очень торопится, что его ждет невеста… Про невесту они придумали сами.
Они старались вести себя естественно: сами названивали общим знакомым, строили версии относительно его исчезновения. Катя самым натуральным образом плакала… Шло время, об Иване так никто ничего не узнал. Предполагали самые разные версии, начиная от потери памяти и заканчивая тяжелой болезнью… Никто не верил, что Ивана могли убить. Было бы из-за чего: деньги в сейфе фабрики на месте, причем довольно-таки крупная сумма, машина тоже на месте… Вскрыли квартиру — и вот там, на полу в ванной комнате, обнаружили грязное полотенце с пятнами, как выяснилось потом, крови Брагина, и опасная бритва, в его же крови…
Услышав об этом, Катя потребовала у Михаила объяснить, как это может быть? Откуда взяться этому полотенцу и бритве? На что Михаил невозмутимо ответил, что Иван, вероятно, брился, порезал щеку и промокнул рану полотенцем…
Все смешалось, она ничего не понимала…
Первую неделю Катя провела, как во сне: она вообще не понимала, что с ними происходит и когда же закончится эта пытка неопределенностью… Иногда утром ей казалось, что вот наконец-то она проснулась и сейчас выяснится, что Иван жив, а все то, что произошло с ними, — тяжелый сон…
Но Иван не звонил, не приходил, а знакомые, встречаясь с Андрияновыми, лишь пожимали плечами: мол, никаких новостей, мы не понимаем, куда он мог деться…
Разве могло кому-нибудь прийти в голову, что Ивана убила хрупкая молодая женщина, которая потом, уже с мужем, похоронила труп в лесу…
Михаил очень переживал за жену, боялся, что здоровье ее не выдержит, что она просто-напросто попадет в психушку.
Она отказывалась есть, говорила, что ее тошнит… К врачу долгое время идти не решалась, потому что, как она объясняла Михаилу, боялась, что тот обо всем догадается …
Но Михаил сам первый не выдержал и пригласил знакомого доктора.
— Ваша жена беременна, что вы так переполошились? — улыбнулся доктор. — Ей надо бы встать на учет…
Сначала Михаил не знал, радоваться ему или нет: ведь по срокам выходило, что ребенок может быть от Ивана. Но, с другой стороны, он знал, что Катя еще молодая женщина, что она хочет ребенка и, самое главное, рождение малыша может отвлечь ее от страхов…
Так на свет появился Сережа. Михаил же, глядя на сына, старался гнать от себя мучивший его вопрос: не сын ли он Ивана?.. Но и этот вопрос вскоре отпал сам собой: Сережа становился все больше и больше похож на Ивана…
А потом история с Иваном стала забываться. Какие-то новые события, хлопоты, заботы, впечатления… И вот когда уже совсем, казалось бы, эта история оставалась в прошлом, вдруг неожиданно она возвращалась и накрывала их обоих с головой, как душное темное одеяло, и тогда им двоим было трудно дышать… И тогда начинался сезон бессонниц, взаимных, пусть и безмолвных, обвинений, разочарований и страхов, страхов… Сережа в эти периоды страдал, он ходил от мамы к папе, всматривался в их глаза, словно пытаясь понять все то, что делало жизнь его родителей такой безрадостной.
