Антти Туомайнен - Шахта
– Здравствуй, Янне, – сказал он.
По глазам сына было видно, что тот не совсем понимает.
– Извини, – продолжил он тогда. – Однако я поторопился. Разумеется, я думал, что, как только узнаю тебя, то и ты узнаешь меня. Но я все же видел твою фотографию, а ты мою нет… Я твой отец.
Эмиль протянул руку, Янне скользнул по ней взглядом, прежде чем пожать.
– Случайно увидел тебя тут и подумал, что мы могли бы познакомиться.
– Да-да.
– Много воды утекло. Я долго жил за границей, но вот сейчас я в Хельсинки.
Янне ничего не ответил, левой рукой он держал корзину, в правой была пачка кофе с лейблом «Справедливой торговли».
– За покупками?
Янне будто очнулся.
– Да, в выходные придут гости, вот, нужно немного прикупить.
– Отлично.
Янне посмотрел на него.
– Ты сказал, что вернулся в Хельсинки.
– Да.
– Почему?
– Есть у тебя время? Может, выпьем по стаканчику? – спросил Эмиль.
Они перешли улицу. Снег шел крупными слипшимися хлопьями и казался Эмилю удивительно мягким. Янне нес покупки привычно и с легкостью. Эмиль увидел их отражение в витрине: седой, стильно одетый господин и модный отец семейства. И вновь он подумал, как все могло сложиться иначе.
Они вошли в ближайший бар, прошли к стойке, и Эмиль сказал, что хочет угостить. Янне вежливо улыбнулся – сначала ему, затем девушке на баре с растянутыми деревянными дисками мочками ушей. Янне взял бутылочку английского пива, Эмиль заказал красного вина. Он расстегнул пальто, убедился, что галстук в порядке, узел тугой и опрятный. Хотя пальто было насквозь мокрым, костюм остался сухим и безукоризненным. Как-то сейчас все это казалось особенно важным.
Янне выбрал столик у окна. Мимо скользил город, люди брели под снегом. Они сделали по глоточку. Все, что Эмиль собирался сказать при встрече, казалось ему теперь неправильным.
Он улыбнулся сыну, тот остался серьезным. Эмиль не ответил сыну на его односложный вопрос, но для этого было еще слишком рано. Сначала они могли бы поговорить…
– Мне скоро нужно будет идти, – сказал Янне. – Мой черед присматривать за ребенком.
Эмиль сделал вид, будто не ощутил укола.
– У тебя, значит, семья.
– Дочка. Два годика.
– Здорово.
– Живу с женщиной, – продолжил Янне, сделав глоток. – У нас общий ребенок. У нее дела вечером, так что мне придется посидеть.
– А чем она, мать твоего ребенка, занимается? – поинтересовался Эмиль.
Сын посмотрел в окно, затем на него.
– Работает в пиар-агентстве.
Эмиль не мог не ощутить небольшого напряжения в голосе сына. Подождав секунду, он спросил:
– У вас все хорошо?
Янне вскинул брови:
– То есть?
Эмиль наклонился вперед.
– Вдруг я могу чем-то помочь.
Янне покачал головой и поднес бутылку ко рту, она была уже наполовину пуста.
– Не могу поверить, – тихо сказал он. – Не могу поверить.
Эмиль ждал. Он пытался подобрать правильные слова, но произнести их оказалось сложно. Возможно, никаких правильных слов и не было. Янне выпрямил спину, сделал вдох и выдох.
– Ты как?
– Что как я? – немного по-простецки спросил Эмиль.
– Чем занимаешься ты?
Было заметно, что его сын старался быть максимально дружелюбным. Эмиль понял: в свое время он поступил неправильно и теперь у его сына есть полное право думать о нем что угодно.
– Human resources, – ответил Эмиль. – Давно в этой сфере, но скоро собираюсь на пенсию. Еще несколько проектов.
Янне не слушал.
– Новая тема? – спросил Эмиль.
Янне кивнул.
– Поговорим об этом?
Янне помотал головой.
– К чему это, – ответил он и опять посмотрел отцу в глаза. – Все еще в самом начале, в голове полный сумбур и тотальная расфокусировка. Правда, поначалу всегда так.
– Я понимаю. Наверное, приятно ощущать, когда после всех трудностей материал начинает вырисовываться.
Янне облокотился на стол.
– Так-то оно так. Главное, чтобы кто-то рассказал правду.
– Правду…
Янне опять посмотрел на отца.
– Ну если взглянуть на вещи повнимательней, то какая иная цель может быть? Если поставить во главу угла что-нибудь другое, то каков смысл? Разве в мире не достаточно дерьма и лжи и без меня? Стоит ли напрягаться, чтобы рассказывать всю ту же самую ложь, что и все остальные? Даже если это и выгодно в денежном отношении…
Тут Эмиль понял, что его сын разговаривает с кем-то другим, не с ним: Янне произнес фразу медленно, акцентируя каждое слово.
– Люди обосновывают собственную занятость тем, что им нужно кормить семью и кормиться самим, нужно не выпадать из игры, тем, что все идут на компромиссы и что времена меняются. Но где грань?
Янне вздохнул и собрался было сделать глоток, но остановился.
– Ты сказал, что возвращаешься в Хельсинки. Почему сейчас?
И снова поднес бутылку ко рту.
– Это может прозвучать слишком прозаично, – начал Эмиль.
Янне сделал глоток.
– Ты скоро умрешь?
Он произнес это так внезапно, что и сам удивился.
– Насколько мне известно, нет, – ответил Эмиль.
– Извини. Много приходится работать. Даже не знаю, чего вдруг взбрело в голову. Что-то во всем этом…
– Тебе тридцать. Столько же, сколько было мне, когда я уехал.
Янне посмотрел на него. Эмиль не мог бы сказать, что он видел в глазах сына. А по выражению лица определить чего-либо было невозможно.
– Это все?
Эмиль кивнул. Попробовал вино на вкус. Оно было теплым и горчило.
– Добро пожаловать, – сказал его сын и допил бутылку. – Что тут скажешь?
9Пришлось бежать до метро и до автобуса, чтобы поспеть домой в обещанное время. Паулина уже красилась в прихожей.
– Элла днем в саду жаловалась на плохое самочувствие, – начала она, – и до сих пор не поела.
По ее губам – они мне всегда нравились – разошелся густой красный. Опустил пакеты на пол, Элла вошла в прихожую, ей захотелось отнести покупки в кухню. Дал ей баночку томатной пасты, и она ушла.
– Мне кажется или здесь пахнет пивом? – спросила Паулина.
Нашел в зеркале ее глаза зелено-голубого цвета.
– У меня была встреча с одним любопытным типом, – ответил ей.
– Ясное дело, – сказала она, сморщила губы и бросила взгляд на пакеты. – И ты решил подойти к ней по-серьезному.
– Будет итальянское. Точно пока не знаю, но что-нибудь alla Italia.
Паулина завязала шейный платок. Я почувствовал аромат духов.
– Вернусь, как только наши избранники решат разойтись.
– Избранники? Ты имеешь в виду депутатов?
– Мы же обсуждали это. У нас сегодня важный день.
– Точно, – ответил я, хотя не помнил ни слова из того разговора.
В прихожую вернулась Элла. Я дал ей упаковку пластин для лазаньи, сказал, чтобы унесла ее в шкаф. Паулина уже надела пальто и поправляла платок перед зеркалом. Прибежала Элла. Паулина чмокнула ее в голову, оставив на волосах легкий отпечаток помады. Ничего не сказал. Уже из дверей Паулина пожелала хорошо провести вечер.
«И тебе не закашляться, если кто из коррупционеров под юбку полезет», – подумал я.
Подумал и о другом.
Компания «Финн Майнинг». Суомалахти. Антеро Косола. Ночные работы на территории рудника. Парковка у казино. Два евро. Кари Лехтинен. Исчезнувшие записи. Марьо Харьюкангас. Шеф-редактор Хутрила и его странная уклончивость. Паулина. Наши с ней холодные отношения и субботние гости. Отец. Он прежде всего. Чем меньше я старался о нем думать, тем больше места он занимал в моих мыслях. Отец. Эмиль. Кто – отец или Эмиль – я не знал.
Я ничего не сказал Паулине о том, что встреченный мною любопытный тип был моим отцом. Даже не знаю, почему не сказал, быть может, когда-то я слишком долго ждал его возвращения, быть может, мысль о встрече уже просто истончилась и исчезла, растворилась подобно выдохнувшейся страсти или навязчивой идее.
А это отцово (или Эмиля) объяснение своему возвращению: мне тридцать, как и ему, когда он уехал. Точнее, исчез. Пожалуй, такое объяснение ничем не лучше и не хуже любого другого и, кроме того, это было его объяснение. Да уж, жизнь редко предлагает ответы, подходящие для всех в одинаковой мере.
Элла с аппетитом съела котлеты и пюре, приготовленные Паулиной. Я ей сказал, что котлеткой она, поди-ка, придавила плохую бяку в животике и все прошло, в ответ она весело рассмеялась. Можно дать яблочка. Оставил тарелки, приборы и нож для фруктов на столе – успею прибраться позже до прихода Паулины, и мы перешли в гостиную. Включил канал с мультиками.
Взял на диван ноутбук с мыслью сделать несколько вещей. Оно и раньше срабатывало, так что и сейчас должно сработать: начинаешь с чего-нибудь, с чего угодно, в какой-то момент текст захватывает и сам начинает двигать твоей мыслью. Сейчас с поправкой на то, что рядом сидит двухлетняя принцесса, требующая к себе внимания.
Пытаюсь балансировать между диваном, компьютером и Эллой. Играю с ней минуту, другую – делаю наброски. Тут же лезу на коленях за пультом под стеллаж, потому что ей так хочется. Составляю список людей, с которыми нужно бы сделать интервью. Перечисляю всех, кого удается вспомнить, о ком думал. Бегу за Эллой на кухню, веду ее за ручку обратно в гостиную. Сажусь на диван, на ум приходит рассказ Похьянхеймо. Иду за телефоном на кухню и нахожу его номер. Подхватываю Эллу, прежде чем она перекрутит провода за телевизором, и усаживаю ее посреди комнаты. Там она оказывается среди своих игрушек и, если мне повезет, придумает себе занятие на несколько минут.
