Мария Брикер - Шарф Айседоры
– Вова! – крикнула Зотова в другую комнату. – В пальто хозяйки косметичка потерпевшей. Посмотри, может, что интересное внутри найдешь. Документы, может, там?
– Кошелек и документы, наверное, в куртке были, – сообщила хозяйка и, предугадывая вопрос Зотовой, добавила: – Мы куртку в окно выкинули. Из окна спальни, – уточнила женщина. – Блестящая такая куртка, из болоньи. Молодежная такая, очень модная.
Зотова отправила Трофимова во двор, зафиксировала показания в протоколе, вернулась в комнату и присела за стол, разглядывая книжные самодельные полки. Подборка фолиантов у нее была примерно такая же. А еще говорят, что человека можно узнать по книгам. Неверная теория. При социализме книги у всех были примерно одинаковые. Батюшки, сколько она макулатуры за эти книжки в пункт приема перетаскала! На санках возила зимой, а Пашка плелся позади, в кроличьей шапке и валенках, и орал, роняя на цигейковый полушубок слезы. Не нравилось ему, что не он на санках едет, а гора газет и журналов. Успокоился только, когда ему в пункте приема выдали клубничную жвачку. Как время изменилось: макулатуру раньше собирали интеллигенты, сейчас – бомжи и нищие. В Союзе платили за кило 20 копеек, сейчас платят, кажется, 80. Сколько же надо перетаскать газет в приемные пункты, чтобы хоть что-то заработать? Елена Петровна остановила взгляд на газете, лежавшей на журнальном столике.
– Володь, рекламное объявление, которое карандашом обвели, сфотографировал? Могу я газету пролистнуть? – спросила она у криминалиста Владимира Рыжова, ткнув ручкой в газету.
– Йес, оф коз, Леночка Петровна, – ответил Владимир.
Леночкой Петровной следователя звали многие коллеги и, что показательно, – опера. Сыскари Зотову любили, потому что своей была в доску. Проработала опером на Петровке пятнадцать лет, но пришлось уйти, начались некоторые проблемы со здоровьем, тяжело стало по свидетелям бегать, да и несолидно это в ее возрасте. Но у Рыжова всегда получалось обзывать ее Леночкой Петровной как-то особенно ласково. Даже оперу Венечке Трофимову, местному Бреду Питту, которого она обожала и ценила за нестандартное мышление и общую эрудицию, это не удавалось. Впрочем, Венечка ее так называл редко, когда случайно с языка срывалось, а потом он дико смущался, потому что всегда хотел выглядеть холодным и неприступным. Но в глубине души Венечка был ранимым и мягким, и Зотова частенько над этой деланой серьезностью потешалась, любила потрепать Трофимова по кучерявым русым волосам и веселилась, глядя на его недовольную физиономию. Рыжов был полной противоположностью Трофимова, как внешне, так и по характеру: темноглазый брюнет, вертлявый, шебутной дуракаваляльщик. Циничные шуточки спались из его уст, как горох из дырявого пакета, что вовсе не мешало ему состоять в браке, иметь двоих детей и быть профи в своем деле, особенно, если его подбадривали.
– Работай, Вова, работай, – по привычке сделала трудовой посыл Елена Петровна.
– Йес, оф коз, – по привычке ответил Владимир.
Рыжова Елена Петрова тоже любила, но иногда он ее раздражал своими выходками. Зачем, к примеру, первого апреля ее так кретински разыграл? Позвонил и сообщил, что песок, который он изъял как образец для исследования с одежды, волос и с подошвы обуви последней жертвы преступления, соответствует по своему составу песку пустыни Сахара. Следовательно, незадолго до смерти потерпевшая побывала в Африке, сделал вывод Вова и положил трубку, пообещав прислать ей экспертное заключение в течение дня. У Зотовой от этого заявления реально мозги вспучило. Откуда в волосах и на одежде убитой песок из пустыни Сахара, если она – бомж и нашли ее тело в подвале одного из московских домов? Полдня Елена Петровна мучила извилины, пытаясь проанализировать полученную информацию, но ни одной логичной версии так выстроить и не удалось. Владимира она потом чуть не убила, когда выяснилось, что песок был из подмосковного карьера, который закупило домоуправление для детской песочницы во дворе. Там, приняв на грудь, бомжиха отдыхала незадолго до смерти, пока ее местные мамашки не прогнали. Полдня впустую! Предупреждала ведь, что с чувством юмора у нее плохо. К тому же, она не девочка уже, чтобы с ней такие шутки шутить. Сорок восемь лет скоро. Сорок восемь лет – поверить невозможно! Невозможно в это поверить! Елена Петровна мельком взглянула на свое отражение в стекле горки, поморщилась и взяла газету. С некоторых пор на свою физиономию она смотреть без содрогания не могла. Вроде никогда себя особо не любила и всегда поражалась, что женщины ради красоты и молодости готовы лечь на стол хирурга. В последнее время все изменилось. Она стала лучше этих женщин понимать, особенно с утра, когда из маленького зеркала над раковиной на нее таращилась незнакомое помятое и опухшее созданье с мешками под глазами и морщиной на лбу. Потерпевшая, вероятно, тоже подумывала об этом. Клиника пластической хирургии доктора Шахова. Доктора Шахова… Где-то она уже слышала эту фамилию, вероятно, по телевизору рекламу пускали. Клиника доктора Шахова… Современные методы омоложения. Ринопластика, маммопластика, SMAS-лифтинг, эндоскопический лифтинг лица, флефаропластика, ментопластика…
– Ментопластика, – вслух прочитала Елена Петровна и хихикнула. – Прелесть какая!
– Все дружно записываемся к доктору Шахову на прием, пущай всем нам ментопластику делает, – влез Рыжов и заржал. Понятые, притихшие в уголочке, тоже издали некий звук, похожий на эмоцию радости. Лишь судмедэксперт, Сергей Павлович Веснин, остался невозмутимым.
– Это пластика подбородка, отсталые вы люди, – объяснил он лениво. – К слову, потерпевшая ее делала. Она вообще, похоже, со стола не слезала операционного. Совсем девки одурели, под скальпель лезут, вместо того, чтобы не жрать, что попало, и спортом заниматься, – пробурчал он.
– Ага, ты, Палыч, верно говоришь, не надо жрать, что попало, – радостно уточнил Рыжов и выразительно зыркнул на судмедика.
– Я не баба, – пафосно заявил Веснин и гордо унес свое пузо в спальню. Палыч стройностью фигуры не отличался и походил на Карлсона, круглого и добродушного. Хлопнула входная дверь.
– Нашел! – радостно проорал Трофимов из прихожей и ворвался в комнату, румяный от мороза. – Она на дереве повисла. Пришлось макаком поработать. Кошелек в кармане, а в нем водительские права и документы на тачку. Тачки во дворе нет. Похоже, она действительно шифровалась, поэтому парковалась где-нибудь в соседнем дворе. А теперь приготовьтесь не упасть, Елена Петровна. Наша Маша Иванова оказалась Мариной Ваниной. Чума какая! Просто чума!
– Ошиблись чуть-чуть хозяева, созвучная фамилия, – не разделила эмоций опера Елена Петровна.
– Да нет! Не о том я. На фото взгляните, – Вениамин сунул под нос следователю водительские права. – Плохо снято, но это она! Точно, она!
– О господи! Ну почему, почему это случилось со мной? – запричитала Зотова. – Лучше бы она была Машей Ивановой. Ванина – это же настоящая фамилия актрисы Марины Гольц!
– Ага, Марина Гольц – псевдоним, а Ванина – это ее настоящая фамилия. Палыч, где были твои глазырки, когда ты труп осматривал?
– А где ваши были глазырки, когда вы рядом крутились? – огрызнулся Палыч. – К слову, я не в курсе, кто такая Марина Гольц.
– Дикий ты человек, Палыч! Даже Леночка Петровна знает, – поддел ее Рыжов.
– Что значит – даже? – возмутилась Зотова. – Я очень даже смотрю сериалы! И реалити-шоу… с некоторых пор. И вообще, я люблю кино, всякое-разное!
– Особенно то, которое режиссер Варламов снимет? – подколол ее Трофимов.
– Все, довольно глупостями заниматься! Смерть – не самое приятное украшение, неудивительно, что актрису в убитой никто не признал, – перевела разговор на другую тему Елена Петровна, пытаясь скрыть смущение.
Гады какие, все-то они знают, все-то подмечают! Лучше бы улики понимательнее искали. Фильмы Варламова она любила, но ведь их связывала только дружба! Они даже спали в разных комнатах, когда Варламов оставался у нее на ночлег. Ну да, она его оставляла на ночь! Такого попробуй выстави. Варламов являлся к ней с чемоданом, нагло заявлял, что терпеть не может гостинцы, поэтому будет у нее жить, и требовал пельменей со сметаной, которые, как выяснилось позже, он ненавидит. Спал режиссер на диване, а с утра подавал ей завтрак и кофе в постель, как какой-то барыне. Невозможный, невозможный человек! Когда же наконец Пашка с Полиной помирятся? Дураки какие-то.
– Да, смерть – не самое лучшее украшение, тем более такая, – согласился Палыч. – Размазанная по лицу косметика – тоже.
– Да уж, красивая ведь баба! – Рыжов сокрушенно вздохнул.
– Была, – поправила криминалиста Елена Петровна и тоже сокрушенно вздохнула.
– Ей, оказывается, тридцать девять лет, – озадаченно сказал Трофимов. В отличие от Рыжова красивые женщины его занимали мало, как и все прочие. Он являл собой образец женоненавистничества и женщин презирал как вид. Недуг этот он приобрел не с рождения, а в процессе жизненных обстоятельств. Обломала Веню сумасшедшая любовь, которая завершилась предательством подруги сердца. Простить подругу Трофимов так и не смог, мало того, вину за случившееся бывшая пассия разделила поровну со всеми представительницами слабого пола разом. – Хорошо тетка сохранилась, – пренебрежительно заметил он.
