Иван Лазутин - Матросская тишина
— Это что, шутка или плод раздумий? Или даже статистика? — серьезно, но на всякий случай улыбнувшись, спросил Яновский.
— Как проблемой этим вопросом — генетикой талантов и способностей — не занимался, а после того, как прочитал речь одного знаменитого русского писателя над гробом не менее знаменитого соотечественника, то задумался.
— И что же вы заключили из этой речи? — теперь уже без улыбки спросил Яновский.
— Заключил то, что я вам уже высказал: во всякой родовой династии есть свой пик, свой звездный час. А дальше — если не падение в пропасть, то, как правило, крутой спуск, блеск солнца сменяется мерцанием лунного свечения. Когда-нибудь я, может быть, займусь статистикой судеб наследников гениев и великих людей мира сего. А сейчас полюбуйтесь: грустная картина. Почти ни у одного из живших здесь академиков, теперь уже умерших, каждый из которых был заметной вершиной в своей области науки, ни дети, ни внуки еще не сказали своего слова в науке.
Там, где кончалась территория поселка академиков, стояли высокие ворота. Почти сразу же за воротами начинался пологий спуск вниз. Асфальтированная шоссейная дорога расстилалась широкой темно-серой лентой, которая за глубокой ложбиной, у пруда, поднималась вверх, разрезая собой зеленое пшеничное поле.
Стараясь мысленно выключиться из разговора, который вел Гордей Каллистратович, знакомя гостя с окрестностями поселка академиков, Яновский некоторое время шел молча и думал о своем. Не доходя до пруда, Гордей Каллистратович начал разговор о том, во имя чего Яновский приехал на дачу к своему научному руководителю.
— Я прочитал главы вашей диссертации. В целом она сложилась, хотя кое-что в ней придется вам отсечь, кое-что дописать. Главный недостаток вашей работы заключается в том, что некоторые разделы вы засушили абстрактным академизмом, ссылками на классиков. Кое-где вы в этом плане потеряли меру, часто доказываете, что Волга впадает в Каспийское море. Значит, первое — это сократить вдвое цитаты. Эти места я отметил карандашом на полях. В своей работе вы говорите о подростках и о их воспитании в семье только в тот период, когда они находятся под непосредственной родительской опекой. Вы даете множество очень ярких и сочных примеров дурного воспитания, а также воспитания примерного, что называется образцового. И как следствие первого и второго вы показываете результаты. У хороших, умных и нравственно светлых и благородных родителей вырастают дети примерные, преданные Родине, нравственно здоровые. Они у вас поступают в университеты, сознательно после восьмого класса идут учиться в производственно-технические училища и тем самым пополняют передовые ряды современного рабочего класса, который с чьей-то легкой руки провозглашен Его Величеством. Сказано красиво, образно и верно, если отмести от них мусор халтурщиков и пьяниц, у которых трудовая книжка так распухла от вкладышей, что не помещается в кармане. Все это у вас правильно. Но эту эволюцию души подростка вы высвечиваете до момента, когда он становится совершеннолетним, а в других случаях до получения паспорта, который дает право подростку именовать себя гражданином СССР. Эти страницы вашей работы написаны убедительно, ярко. Я это отметил на полях. Хорошо также и то, что вы от начала и до конца в своей работе не забываете главный маяк, освещающий все полотно вашей работы. Старая русская пословица «Яблоко падает недалеко от яблони» живет в диссертации во множестве жизненных вариаций. Эту стержневую мысль вы проводите четко и не навязываете ее, а даете мягко, логично, на типичных примерах, опираясь на партийные документы и высказывания классиков марксизма-ленинизма, а также наших великих педагогов прошлого. — Словно вспомнив что-то очень важное и боясь, что это важное вдруг ускользнуло из памяти, Гордей Каллистратович остановился и достал из нагрудного кармана легкого спортивного пиджака бумажку, развернул ее и пробежал глазами по каким-то заметкам. И тут же, свернув бумажку вдвое, положил ее в карман. — В мои немолодые годы не только серебро лезет в шевелюру, но и каналья память дырявится. — И снова, поднимаясь в горку, некоторое время шли молча. По лицу профессора Яновский видел, что он в уме как бы формирует то, что хочет сказать своему аспиранту. И он не ошибся. — Вторая глава, где вы говорите о воспитании подростка трудом, — продолжал Гордей Каллистратович, — написана грамотно и прочно. Убеждают примеры, никого не повторяете, язык сочный, выразительный, но тему сузили городом. И не городом вообще, а столицей, как будто подростки живут только в Москве. А ведь если говорить о труде и его влиянии на формирование личности подростка глубже, то самым благодатным и убедительным полигоном для доказательства этого тезиса является деревня, село или небольшой городишко. Я сам родился и вырос в деревне. В семь лет я верхом на какой-нибудь Карюхе или Гнедке возил копны, в десять лет на конных граблях сгребал в валки сено. В эти же десять лет запрягал лошадь, начинал с отцом и старшими братьями косить, да уже в пять лет деревенский мальчишка, у которого из ноздрей висит зеленая вожжа, видя, что взрослые пилят дрова, старается включиться в их труд.
— Каким образом? — спросил Яновский, когда профессор смолк и, наклонившись у обочины дороги, сорвал полевую ромашку.
— Очень просто. Садится верхом на бревно, зажимает его своими коленочками, как клещ вцепляется в бревно ручонками и считает, что он держит бревно, он помогает. И он действительно помогает, хотя в нем и пуда-то еще нет вместе с мокрыми подшитыми валенками. А тут еще и отец подхваливает: «Молодец, Мишутка… Держи, а то оно, язви его, катается…» И этот карапуз, счастливый от похвалы отца, уверовавший, что и он работает, старается изо всех сил держать бревно. Если верна горькая пословица о том, что «река начинается с ручейка, вор — с пятачка, а пьяница — с рюмки», то нужно выдумать пословицу о том, что любовь к труду, как к жизненной необходимости человека, начинается с первых шагов ребенка, когда он из кубиков начинает складывать вначале пирамиду, а потом домики. И так постепенно, постепенно, год от года наращивать и усложнять трудовые операции, чтобы ребенок, а потом уже подросток радовался продуктам своего труда, видел в нем не только утилитарную пользу, но и душевную красоту. — Гордей Каллистратович вдел ромашку в нагрудный карман и наклонился, чтобы сорвать новую ромашку. — Недавно я купил сборник пословиц и поговорок русского народа. В нем собраны крылатые мысли времен писаной истории. Там есть особая глава о труде. Подобраны такие мудрые формулы в оценке труда и его роли в жизни человека, что я читал и восторгался. Хоть бери ручку и выписывай каждый афоризм.
Каждое слово своего научного руководителя Яновский ловил с жадностью. Он даже подумал: «Был бы сейчас портативный магнитофон — включил бы и записал дословно все, что он говорит».
У входа в музей остановились. Гордей Каллистратович показал рукой на аллею старых могучих лип. Некоторые из них уже доживали свой век.
— По этой вот аллее ходили Тургенев, Гоголь, Суриков, Шаляпин, Васнецов… Искусствоведы ее почему-то называют «гоголевской», хотя вряд ли Гоголю в последние годы жизни, когда он находил приют у Аксакова, было до посадки деревьев… Видите, сколько «Икарусов» привезли туристов?! И замечаю — год от года Абрамцево все увереннее становится местом паломничества любителей и ценителей искусства.
Яновскому еще издали, шагах в двухстах от ограды музея, бросились в глаза разноцветные одежды туристов, снующих между входом в музей, киоском с сувенирами, кафе и продовольственным магазином. Все одеты модно, празднично, на всех лицах светились улыбки, удовлетворенность, покой… Суббота… Выходной день… Солнечно, тепло. Дремучая листва старых лип не шелохнется. На бетонной площадке рядом с кафе над походной шашлычной клубился дым, и оттуда доносились запахи жареного мяса и лука. У фанерного ларька табунилась очередь за пивом. Просторная площадка для легковых машин была заставлена сверкающими на ярком солнце машинами различных марок и расцветок.
Спускаясь к речушке, Гордей Каллистратович остановился на обочине дороги и взглядом показал поверх ограды музея, за которой на взгорке стояла скамья под стеклянным куполом.
— Видите, это скамья Врубеля. Изразцы и обжиг его собственной работы. Недавно скамью обнесли стеклянным колпаком. Чтобы сохранить для потомков.
— Я бы очень хотел побывать в музее и все это посмотреть, — сказал Яновский, глядя в просветы железной изгороди на возвышавшуюся на пригорке и переливающуюся всеми цветами радуги полукруглую скамью, украшенную врубелевскими изразцами.
— Посмотрите. После обеда. У меня гостит старшая сестра, из Воронежа. Она еще ни разу не была в музее. Оксана вас сводит. Она сегодня свободна. Обратите внимание на избушку на курьих ножках. Сделана по проекту Виктора Васнецова. Неподалеку от избушки церквушка — тоже возведена по проекту Васнецова. — Гордей Каллистратович при подходе к плотине рукой показал влево: — А вон видите: камыши и небольшая заводь, к которой переброшен деревянный мостик?
