Виктор Пронин - Божья кара
– Похоже на то...
– По ножу ходит. Поставь себя на место этого маньяка... Пока она жива, ему не будет спокойной жизни. Убирать ему надо твою Светку. Согласен?
– Я ей вчера замки поменял.
– Знаю. Но я вот что тебе скажу... Меня бы эти замки не остановили. Судя по тому, что он с девочкой проделал... Его тоже не остановят эти твои запоры. Одно слово – маньяк. Не наш он, не местный. Если бы он был коктебельский, давно бы засветился.
– Но чужаки тоже на виду?
– Да не так, чтобы очень... Люди разбогатели, дома строят, строители понаехали разные... Сегодня Коктебель – это совсем не то, что было хотя бы пять лет назад... Ты же ведь не каждый год здесь бываешь.
– Не кати на меня бочку, Сергей... Когда могу, бываю... Никого не кинул, ни от кого не отрекся.
– Не все так думают, Андрюша.
– А если я тебе скажу, что не я, а Света меня кинула?
– Не поверю, – твердо сказал Воеводин. – Баба не может кинуть мужика, если он сам того не захочет. Если она тебя кинула, значит, ты этого хотел. Могу сказать иначе – ты не возражал. Подожди, не перебивай. – Сергей выставил вперед крупную, жаркую ладонь. – Я знаю коктебельских девочек. Еще по прежней своей работе. У них есть недостатки, они легкомысленны и жизнелюбивы... Видишь, какие щадящие слова я подбираю, чтобы не зацепить тебя ненароком... Ты все знаешь о Свете?
– Как я могу все знать... Она сама не знает о себе все.
– Хорошие слова. Но это только слова. Она ведь сидела некоторое время... В наших казематах.
– Некоторое время – это сколько?
– Год. Ее попросту выкупили добрые люди. И я принимал в этом участие. Переписали некоторые протоколы, заменили свидетелей... Поговорили, плотно так поговорили со слишком уж принципиальными очевидцами... В общем, вытащили девочку. За отсутствием состава преступления.
– А по какой статье она проходила?
– Разбой.
– Ни фига себе! – вырвалось у Андрея.
– Это статья звучит страшновато... А можно все подать как глупые шалости...
– Но с оружием?
– Оружие было, как мне помнится, но не в ее руках.
– А что было в ее руках?
– Если сказать красиво... Судьбы людские были в ее руках. Она ведь красивая девочка даже по нашим, коктебельским понятиям... А уж мы тут так избалованы... Ей и сейчас достаточно чуть шевельнуть мизинцем, сделать такое маленькое, почти неуловимое движение пальчиком...
– И что произойдет?
– Завтра утром этого маньяка будут находить по частям в самых неожиданных местах. Ты мне вот что скажи, Андрей... Только ты можешь мне ответить на этот вопрос...
– Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь.
– Не надо догадываться. Я спрашиваю в лоб, как говорится... Леночка – твоя дочь?
– Не знаю. Я спрашивал у Светы... У нее тоже нет твердого ответа. Колеблется.
– Тогда я тебе дам твердый ответ. Это твоя дочь. И перестань терзать этим вопросом Свету. Она не колеблется, она знает точно. Но бережет тебя, дурака. Щадит. Я слова подбираю помягче, она делает то же самое. Не буду говорить о том, что Лена была на тебя похожа, об этом тебе скажет каждый, кто знал ее... Про ушки-конопушки знает каждая бабка на нашем рынке... Я скажу о другом. Света ведь не избавилась от ребенка. Она родила. Если бы она не знала, от кого дите... Она бы избавилась от него, не задумываясь. У вас все пошло всерьез. Сказал ты ей какие-то слова, в которые она поверила, сказал... И она поверила.
– Когда я позвонил ей весной... Она меня послала.
– И правильно сделала. Это была проверка. Она дала тебе шанс слинять. И ты этим шансом воспользовался. Слинял. С чувством правоты и легкой обиды. Света великодушно взяла вину на себя. Освободила тебя от тяжких раздумий, колебаний, решений.
Воеводин помолчал, подвигал по столу опустевшие кружки, потом сходил к холодильнику и принес еще две бутылки. Не торопясь, откупорил.
– Ты на меня не обижайся, мы говорим, понимая друг друга...
– Да нет, все нормально, Сергей. Наверно, все, что ты сказал... Ты имел право сказать. Но я ведь не знал всех подробностей, не знал о ребенке... И потом, чего дурака валять... Меня послали – я пошел. Да, я мог прыгнуть в самолет и через три часа быть здесь.
– Ну и прилетел бы... – усмехнулся Воеводин. – Другая жизнь была бы и у тебя, и у Светы.
– Это сейчас все выглядит иначе... На фоне смерти. На фоне смерти все меняется. Я жив, значит, виноват. И любые слова, любой телефонный звоночек, самый невинный поступок вдруг наливается тяжестью, значением, а то и подлостью... На фоне смерти.
– Остановись, Андрей... Не надо так круто... Жизнь продолжается. Светит солнце, в пяти минутах отсюда плещется море, у нас в кружках холодное пиво, а мы с тобой полны решимости найти эту сволочь и оторвать яйца.
– Яйцами он не отделается. Ему голову оторвать надо.
– Я имел в виду очередность, с чего начать... Не кати на меня бочку... Я должен был тебе это сказать... Чтобы ты правильно воспринимал слова, которые еще услышишь здесь. А ты их услышишь. Пиво нагревается, Андрей, не забывай про пиво. Ментовское чутье подсказывает мне – отловим. Он где-то рядом.
– Света сказала, что он заглядывал в «Ветерок», когда мы с ней были там.
– Ну, вот видишь... – Воеводин поднял свою кружку, и Андрею ничего не оставалось, как чокнуться. – Только ты, это... За Светой-то приглядывай... Пореже бы ей из дома выходить... Рискует девочка.
– Я знаю. И она знает.
– Все знают, и все за ней приглядывают. – Воеводин нажал кнопку зазвонившего телефона, молча выслушал кого-то и обронил одно только слово «понял». Отложив телефон, повернулся к Андрею: – Света на набережной. Заглянула в ресторан к Славе.
– Ничего, – проговорил Андрей, – разберемся. Как там у вас говорят... Следы всегда остаются.
– Следы-то остаются... Но наши сыскари, кроме отпечатков, ничего не нашли. А отпечатков там... Достаточно.
– Расскажи, как там все случилось...
– Как случилось... Средь бела дня Света отлучилась в Феодосию. Какие-то дела там у нее были. Лена оставалась дома. Выходила во двор, заглянула в магазин, в школу... Света вернулась часа через три-четыре. Дверь была закрыта, на звонок никто не отвечал.
– Значит, этот придурок ушел и закрыл за собой дверь на ключ?
– Да. И это была его ошибка. Он дал понять, что у него был ключ.
– Могло быть иначе, – заметил Андрей. – Ключ он взял уже дома. Лена пустила его, когда он позвонил... А уходя, взял ключ со стола. И пустил ваших ребят по ложному следу. И еще... Света сказала мне, что ключ он оставил, уходя. В дверях. И еще... В квартиру он впустил Свету, а не она его. Он дожидался Лену в квартире. Так что никакой ошибки он не сделал, у него был свой ключ. Постоянно. И в этой квартире он был своим человеком.
– Не исключено, – согласился Воеводин. – Продолжаю. Света вернулась... Заглянула на кухню, прошла в комнату. Что она увидела, описывать не буду. Можешь себе представить. После этого она вернулась на кухню, достала из холодильника бутылку водки, боюсь, что она всю ее и выпила. Позвонила мне. Я первым пришел. Вызвал наших ребят... Они были в квартире уже через десять минут. И все завертелось.
– Я могу посмотреть уголовное дело?
– Похлопочу, – кивнул Воеводин.
– И поговорить бы с патологоанатомом.
– Тяжелый будет разговор.
– Стерплю.
– Я смотрю, у тебя серьезные намерения?
– Пройдусь по полному кругу.
– Зачем, Андрей?
– Следы всегда остаются.
– Не доверяешь нашим ребятам?
– Хочу на все посмотреть с другой колокольни. Я же не отказываюсь от их поисков и находок. Ты говоришь, что собрана целая коллекция отпечатков? Гостеприимный дом был у Светы?
– Значит, так, Андрюша... Я понял смысл твоего вопроса. Да, у нее был гостеприимный дом. И я в этом доме тоже бывал. Возможно, и мои отпечатки есть в той коллекции, о которой ты упомянул. Хочешь пройтись по нашему, ментовскому кругу... Отчего ж, пройдись. Дело хорошее. Тебя везде примут и покажут все, что захочешь посмотреть. Снимки, экспертизы, заключение о вскрытии... Да, ведь он нож оставил в теле... Это уже чистое зверство... Хотел сделать побольнее... Сделал. Знаешь... Я его найду. Я уже работаю.
– Значит, наши шансы удвоились. – Андрей допил пиво, подошел к краю террасы и некоторое время смотрел сквозь листву на проносящиеся по улице машины. Наконец, вернулся к столу. – Ей, видимо, приятно знать, что он как бы в ее власти. Вообразила, что он переживает, мается, не знает, как ему поступить.
– Она заблуждается. Если у нее и была власть над ним, над маньяком, то эта власть испарилась. Следы исчезают.
– Какие следы, Сергей!?
– Он был в шоке, в панике, в истерике... А сейчас уже спокоен. Два месяца назад он мог проговориться, что-то сказать по неосторожности... Сейчас его трудно будет расколоть.
– А зачем нам его раскалывать? – удивился Андрей.
– Но хотя бы для себя, не для суда. Сами-то мы должны быть уверены, что взяли того, кого искали. Андрей, мы не суд, а потому ошибаться не можем.
