Сирил Хейр - Трагедия закона
С уважением,
Фарадей, Фотерджил, Крипс и Ко".
Некоторое время леди Барбер молча обдумывала содержание письма. Казалось, она размышляла, как отнестись к неблаговидному поступку мужа. Когда же заговорила, стало ясно, что относится к нему скорее с сожалением, чем с негодованием.
– Уильям, ты неисправим,- заявила супруга.- Ты сам вел машину?
– Сам.
– Значит, это целиком твоя вина?
– Что касается…
– Конечно, виноват ты!- перебила его леди Барбер.- Сколько раз я говорила тебе, что ты не умеешь водить машину в темное время. Прискорбный случай для любого в таком положении. Слава богу, что твое имя не попало в газеты. Я видела сообщение о том, что Себальд-Смит был сбит машиной, но, разумеется, не могла подумать, что это имеет какое-то отношение к тебе. Я знаю, ты не ходишь на концерты, но да будет тебе известно, что своей выходкой ты нанес непоправимый урон музыкальной жизни Лондона. Себальд-Смит! Такие люди, как он, страхуют свои руки на тысячи фунтов стерлингов.
При упоминании о страховке судья вздрогнул.
– Может быть, мы обсудим этот вопрос после ужина?- предложил он.
– Не знаю, что здесь обсуждать,- ответила его жена, выходя из комнаты первой в нарушение славной традиции пропускать вперед судью Его Величества.
Дерик прибыл на ужин в предвкушении продолжения оживленной беседы, доставившей ему массу удовольствия за чаем. К концу вечера он вынужден был признаться себе, что несколько разочарован, и виной тому – судья. Мало того, что он не произнес ни слова,- его молчание сковывало и сидящих за столом. Леди Барбер выглядела еще более жизнерадостной, чем раньше, ее глаза блестели ярче, чем прежде., однако Дерику показалось, что красноречие дамы, которое так очаровало его, неестественно и дается ей с трудом. Кроме того, он заметил, что она не делала попыток вовлечь в беседу мужа. Леди Барбер обращалась исключительно к Дерику, говоря о том и о сем, но ее мысли были явно заняты чем-то другим. Пару раз Дерик уловил, будто слова леди Барбер предназначены не ему, а молчаливой фигуре, сидящей во главе стола, и его охватило неприятное чувство тревоги. Он начал мямлить нечто невразумительное и очень обрадовался, когда Сэвидж поставил на стол портвейн, а леди Барбер удалилась.
Судья выпил три бокала портвейна. Наполняя бокал, он каждый раз поглядывал на Дерика, точно хотел сказать ему нечто очень важное. И каждый раз, словно натыкаясь на невидимую преграду, говорил что-то несущественное о работе на предстоящей сессии. Наконец, как бы смирившись с неизбежным, бросил на стол салфетку, встал и, направившись к двери, буркнул:
– Пожалуй, нам пора присоединиться к моей жене.
Атмосфера в гостиной была еще тоскливее, чем за столом. Тишину нарушал лишь зловещий перестук вязальных спиц леди Барбер. Она угрюмо молчала, а ее муж пребывал в нервном ожидании какого-то события. При всей своей неопытности Дерик догадался, что судья ждет, когда он останется наедине с супругой, и не испытывает особой радости по этому поводу. Дерик понял молчаливый намек. Немного посидев, чтобы соблюсти приличия, он сослался на необходимость написать давно обещанное письмо домой и покинул гостиную.
Как только за ним закрылась дверь, леди Барбер подняла глаза от вязанья и сказала:
– Какой приятный юноша. Он был с тобой в машине той ночью?
– Да, был,- ответил судья и, воспользовавшись предоставленной ему возможностью, поспешно добавил: – Поскольку мы заговорили об этом, я хотел бы обсудить с тобой несколько вопросов, Хильда.
– Раз он был с тобой и все знает,- продолжила свою мысль ее светлость,не надо было отсылать его раньше времени.
– Я не отсылал его.
– Мой дорогой, ты дал понять со всей очевидностью, что ему пора уйти. Впрочем, это твое дело. Меня это не касается. Как я сказала тебе перед ужином, не вижу смысла что-либо обсуждать в этом деле. Бог свидетель, я вовсе не собираюсь раздувать из мухи слона.
Судья промолчал, и она предложила:
– Если ты дашь мне это письмо, я сама займусь им. Не стоит утруждать себя. Сам знаешь, насколько ты непрактичен в своих личных делах. Кстати, ты отправил запрос в свою страховую компанию? Твоя страховка в "Эмпайран"?
Судья промолчал.
– Так ведь?
Судья прокашлялся:
– Это как раз тот вопрос, который я хотел с тобой обсудить.
Чего никогда нельзя было сказать о леди Барбер, так это то, что она медленно соображала. Женщина отложила вязанье и выпрямилась в кресле, широко раскрыв глаза.
– Уильям!- произнесла она угрожающе спокойным тоном.- Не хочешь ли ты сказать, что ты не застрахован?
– Я… Боюсь, что нет, Хильда.
В наступившей тишине леди Барбер несколько раз порывалась что-то сказать, но каждый раз не находила нужных слов. Наконец встала с кресла, подошла к камину, взяла сигарету с каминной полки, закурила и некоторое время стояла молча, спиной к мужу, глядя на огонь. А когда повернулась к нему лицом и судья начал что-то говорить, резко перебила его:
– Ты понимаешь, что это значит? Для тебя, для нас?
– Естественно,- отозвался судья брюзгливым тоном.- Я обдумал ситуацию со всех сторон. Но должен признать: то, что ты сообщила мне перед ужином, значительно осложняет дело. Я имею в виду то, что этот человек – пианист.
– Себальд-Смит!- воскликнула леди Барбер, впервые теряя самообладание.Ну почему, мало того что ты сбил человека, им должен был оказаться не кто иной, как Себальд-Смит?!
– Да, прискорбно,- признал Барбер.- Честно говоря, я не ожидал, я не рассчитывал, что…
– Это значит, что он потребует за ущерб в десять раз больше, чем любой другой человек на его месте,- закончила за него жена.
– Вот именно. Боюсь, его иск за поврежденный палец будет слишком большим.
Некоторое время оба молчали. Когда леди Барбер заговорила, в ее голосе прозвучала насмешка:
– Не могу понять, как ты мог свалять такого дурака, Уильям.
Судья мудро промолчал, а ее светлость, возможно сообразив, что последнее замечание не соответствует ее стилю, постаралась исправить оплошность.
– Происшествие действительно произошло по твоей вине?- поинтересовалась она.- Не мог бы ты сослаться на небрежность истца?
– Моя дорогая Хильда, мы не будем обсуждать этот аспект дела. В моем положении я не могу себе позволить оспаривать иск. Это совершенно ясно. Мне придется согласиться на любые приемлемые для меня условия.
– Но, Уильям, это может нас разорить!
– Нам будет еще хуже, если в результате тяжбы мне придется уйти со своего поста.
– Уйти с поста?
– Видишь ли, Хильда, надо смотреть фактам в лицо.
Снова повисла тягостная пауза. Наконец леди Барбер спросила:
– Уильям, сколько у тебя вообще денег, не считая жалованья?
– Дорогая, мы говорили на эту тему довольно подробно всего месяц-два назад.
– Я помню, но тогда речь шла об оплате нескольких моих несчастных счетов. Сейчас дело обстоит намного серьезнее.
Неожиданно судья рассмеялся громким хриплым смехом:
– Ты воображаешь, что я нарочно сгущал краски и преуменьшал свои возможности? А на самом деле у меня припрятано несколько тысяч, о которых я тебе не хотел говорить?
– Разумеется,- уверенно ответила ее светлость.- Так подсказывает здравый смысл.
– Здравый смысл здесь ни при чем. Я был совершенно откровенен с тобой. Ситуация именно такова, как я тебе объяснил. Кстати, я объяснял тебе ее в течение всей нашей совместной жизни. В течение многих лет мы тратили практически каждый пенни, который я зарабатывал.- От леди Барбер не ускользнули интонации мужа, точнее, то, что он делал ударения на местоимениях.- Кроме весьма скромной страховки, у нас ничего нет. Кроме весьма скромной пенсии – если мне позволят ее выслужить,- нам не на что надеяться. Если со мной что-нибудь случится…
– Благодарю тебя, это я уже слышала,- поспешно заметила леди Барбер.Вопрос состоит в том, где ты собираешься найти десять тысяч фунтов или около того, которые Себальд-Смит, скорее всего, потребует за свой палец?
Судья жадно глотнул воздух. Он не ожидал, что сумма будет так велика, даже при худшем стечении обстоятельств. Барбер уже собирался напомнить жене, что она знает значительно меньше, чем он, о суммах компенсаций за ущерб, нанесенный в результате дорожных происшествий, но вовремя вспомнил, что Хильда несомненно лучше знает, сколько зарабатывают пианисты.
– Боюсь, нам придется резко сократить наши расходы,- произнес он.
Ее светлость взглянула на свое элегантное отражение в зеркале над камином и состроила гримасу.
– Мрачная перспектива,- заметила она. Затем, взяв себя в руки, заговорила отрывистыми фразами в своей обычной деловой манере: – Так вот. Я считаю, что на письмо Фарадея надо ответить, и сделать это профессионально. Могу я написать Майклу от твоего имени и попросить его заняться этим? Думаю, ты захочешь, чтобы он представлял твои интересы?
– Пожалуй, да,- ответил судья без всякого энтузиазма. Он не очень любил своего шурина, но тот был, без сомнения, компетентным поверенным.
