Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов
Эта тема явно не давала ему покоя.
— Ты, кстати, еще не узнал, кто это постарался? — спросил я небрежно.
— Да я и так знаю. Поймать только не могу. — Пономарь сжал в кулаке пластиковый стаканчик так, что вино из него расплескалось. Когда он сердился, его детское лицо принимало обиженное выражение. — Мразь бродячая. Которую из бригад повыгоняли. Я уже со всеми нормальными бригадирами встретился. — Он понизил голос до шепота и заговорил неразборчиво. — Они сами в шоке. Говорят, только покажи пальцем, порвем, как газету.
— Это мусора сотворили! — вдруг убежденно заявил Плохиш. — Гляди их тут сколько. И всем денег надо. У них прямо на рожах написано.
— Ты тоже не похож на филантропа, — сказал я.
— На кого не похож? — подозрительно нахмурился Плохиш. Его редкие рыжие волосы встопорщились. — А мри чем тут вообще я? Вечно на меня стрелки переводят! Я, что ль, это подстроил? Точно говорю, мусора! Они всегда так делают. Под шумок устроят пакость, стравят пацанов. Потом начинается война, они и тех и других хватают — и в каталажку. А сами чужих коммерсантов прикручивают. А закроют-то, между прочим, нас с Саней! Мы вечно у мусоров крайние.
С полгода назад Плохиша неделю продержали в камере по жалобе обобранного им уличного торговца. Плохиш откупился и с тех пор считал себя бывалым уголовником.
— Может, конечно, и мусора, — непоследовательно согласился Пономарь. — Хотя я больше грешу не на них.
Пономарь врал. И врал неубедительно. Шпана на него бы не полезла, не ее масштаб. Что же касается ментов, то их он прикормил еще в дни своей торгашеской юности.
За нападением на его офис явно крылось что-то другое, и он точно знал что. И еще он был очень напуган. Что было ему вовсе не свойственно и что он всеми силами пытался скрыть. В глазах губернского бизнеса и криминала ему, во что бы то ни стало, нужно было сохранить лицо. Поэтому он и топтался здесь, вместо того, чтобы отсиживаться на Кипре, где у него, как, впрочем, и у Плохиша, был свой дом.
Я видел, что правды я от него не добьюсь, и сменил тему, поинтересовавшись, нравится ли ему праздник.
— Хороший праздник, — сдержанно ответил Пономарь. — Молодцы ребята. Поднялись. Знают, с кем дружить. Не то что мы.
А это уже был скрытый упрек нам, которые упорно не давали ни Пономарю, ни Плохишу квоты на нефть, хотя они постоянно просили.
— Да уж, — завистливо подхватил Плохиш. — А тут бьешься как рыба об лед и, кроме тюрьмы, ничего не видишь. — Он обиженно развел руками с короткими толстыми пальцами, на которых сверкали бриллиантовые кольца. — Вы бы хоть с Храповицким что-нибудь подкинули, а то помрем скоро с голоду.
— Это ты с голодухи так опух? — поинтересовался я, ткнув Плохиша пальцем в круглый живот.
Если Плохиш и обиделся, то предпочел этого не показывать. Кстати, Пономарь тоже носил кольцо с огромным бриллиантом на безымянном пальце. Но в отличие от Плохиша в официальных учреждениях поворачивал его камнем внутрь, чтобы оно походило на обручальное.
— А помнишь, Сань, — уважительно обнял Плохиш Пономаря. — Как мы Ефима в багажнике возили? Он тогда со своими грибами носился, а нам денег за крышу не платил.
— Брось ты выдумывать! — отмахнулся Пономарь. Он немного стеснялся рассказывать при мне о своих бандитских проделках.
— Че выдумывать! Правду говорю! — не унимался Плохиш. Его, напротив, распирало от гордости. Он возбудился. — Там, главное, и сумма-то была — копейки. Саня меня послал с пацанами. Я приезжаю к этому подвалу, где Ефим свои мухоморы выращивал, а там, понял, сырость такая! Мрак. В натуре, хуже, чем в камере. Пацаны говорят, слышь, мы туда не пойдем. Че тут брать-то! Короче, я иду один, хватаю клюшку для гольфа, слова худого не говоря, как шарахну Ефима по башке! Он — с копыт. Вытаскиваю его на улицу, братва сует его в багажник и везем к Сане. Еле живой был, когда доставали. Я, в натуре, думал, окочурится.
— Попадешь ты когда-нибудь за свой язык, — оборвал его Пономарь. — Ефим теперь сам кого хочешь в багажник засунет.
Гозданкер в это время неспешно беседовал с губернаторской четой о чем-то важном. Почувствовав мой взгляд, губернатор повернулся в нашу сторону и заговорщицки мне подмигнул, вероятно намекая на завтрашнюю поездку. Следом за ним обернулся и Гозданкер и небрежно помахал нам рукой.
— А ты заметил, что Кулакова нет? — вдруг спросил Пономарь.
— Может, не пригласили? — предположил Плохиш.
— Чтобы мэра да не пригласили! Скажешь тоже! — Как и многие бизнесмены, Пономарь считал себя знатоком политических раскладов. — Черносбруев-то вон крутится. А кто он такой, по сравнению с Кулаковым! Нет, это Кулаков специально к врагам не пошел. Чует засаду.
Но я уже не слушал их. Я смотрел в другую сторону. И было на что посмотреть.
4Она стояла в другом конце зала. Высокая, лет двадцати двух, с густыми черными волосами в художественном беспорядке, черными, ночными, блестящими глазами, тонким носом и подвижным большим ртом. Она с нескрываемым любопытством наблюдала за всем происходящим, и смена впечатлений легко читалась на ее выразительном лице.
На ней был оранжево-красный тесный пиджак, такая же короткая юбка и рыжие замшевые сапоги. Среди губернского бомонда она выглядела как-то крамольно, как всполох пламени.
Даже не знаю, что мне нравится в женщинах больше: породные носы или отсутствие вызова в глазах. И то и другое у нас большая редкость. Порода в России вывелась давно, и незнакомые женщины обычно смотрят на вас с высокомерным вызовом. Как будто это вы вчера, будучи пьяным, тупо приставали к ней на вечеринке и были с позором выведены из зала ее мужем.
Может, они считают, что именно таким взглядом должны встречать мужчину настоящие дамы, а может быть, просто бессознательно копируют агрессию проституток, которые также диктуют моду нашим женщинам, как бандиты мужчинам.
Я пробрался сквозь толпу и, поравнявшись с девушкой, некоторое время постоял рядом, нарочно не глядя открыто в ее сторону, чтобы не спугнуть.
Краем глаза я отметил ее тонкие запястья и длинные ноги с узкими коленками. Между тем, худой она не была. Я обожаю эти боттичеллиевские линии: прямые плечи, высокая талия, скрипичный изгиб бедра и изящные лодыжки.
Такие женщины сохраняют летящую легкость, даже набирая лишний вес. И, лаская их, вы сходите с ума оттого, что ваши руки знают тайну, скрытую от глаз.
Поглощенная своими наблюдениями, она не расслышала мотива судьбы из Пятой симфонии Бетховена. Она слышала дребезжание нашего раздолбанного оркестра и нестройный шум голосов. А зря. Я был уже близко.
Между нами говоря, вовсе не обязательно спать с женщиной для того, чтобы понять, стоило ли это делать. Обладая некоторой наблюдательностью и опытом, вы через полчаса общения можете определить, следует ли приглашать даму к себе сегодня, не лучше ли это сделать через неделю или вовсе отказаться от подобной затеи.
Посторонних мужчин рядом с ней не наблюдалось, и не было похоже, что она кого-то дожидалась. Странно, что я ее прежде не встречал.
— Простите, вы не на телевидении работаете? — начал я. — Мне кажется, я видел ваше лицо.
— Нет, — ответила она весело. — И никогда не работала. Равно как в «Потенциале». Даже «крышу» им делаю не я. Хотя, говорят, я похожа на бандитку. — Она состроила забавную гримасу. — Я здесь вообще случайно. По чужому приглашению. Практически никого здесь не знаю.
Голос был с легкой хрипотцой, не высокий и не звонкий. Стоило попробовать.
— Какое совпадение, — фальшиво обрадовался я. — Я тоже попал сюда случайно. Зашел в филармонию, после работы, думал, отдохну душой, послушаю музыку. Я, кстати, врач по профессии. Терапевт. Моя фамилия…
— Хватит врать-то, — прервала она бесцеремонно, обжигая меня взглядом. — Вас зовут Андрей Решетов. Вы у Храповицкого работаете. Вас весь город знает. Раньше вы выпускали интересные газеты, всех разоблачали. А потом продались нефтяникам и стали писать всякую чушь.
Это замечание мало походило на комплимент. Оно наводило на мысль о том, что город знает меня не с лучшей стороны, и приятного продолжения знакомства не сулило.
Можно было, конечно, ответить, что я не интересуюсь чужим мнением о себе. Но эта гордая реплика наталкивалась на легкое опровержение: тогда какого черта я старался ей понравится?
Пока я раздумывал над достойным ответом, она продолжала:
— Да вы не обижайтесь. Вы тут далеко не худший экземпляр. — Она примирительно улыбнулась своими полными губами.
— Я надеюсь, — отозвался я со сдержанным достоинством. — Стремлюсь к совершенству. Просто не всегда получается…
Она не слушала.
— Не понимаю, что люди находят хорошего в подобных мероприятиях? — рассуждала она вслух. — Все обнимаются, а сами ненавидят друг друга.
