Михаил Михеев - Запах «Шипра». Сочинский вариант
Как бы посмотреть на эту фактуру?…
— Что поделывает ваша Рита Петровна?
— В хлопотах, как всегда.
— Досаждает она своим усердием?
— Привыкла уже.
Я чуть передвинулась на диване, чтобы увидеть ящик, в который Аллахова положила фактуру. В замочной скважине ящика торчал ключ.
Закрывает ли она замок, когда уходит? Если и закрывает, то не каждый раз. Кругом свои люди, чего ей опасаться. А фактура, пока она еще в ящике стола, не является ни уликой, ни вообще документом. И прятать ее пока нечего, никто не сможет доказать, что она выписана с преступными намерениями.
— Светлана Павловна, — сказала я. — Разрешите мне воспользоваться случаем, что я у вас здесь. В Управлении Торга Главный склад ставится в пример всем другим, и вы занимаете первое место. Я еще молодой товаровед, мне можно у вас поучиться многому. Потратьте на меня полчаса времени, покажите, как работает ваш склад, как работаете вы и ваши помощники.
— Пожалуйста!
— Если вас не затруднит.
— Конечно, нет.
Я поднялась с дивана.
Только бы Аллахова не закрыла стол!
— Не хочу сказать, что мне нечему учиться у Риты Петровны, — продолжала я. — Но наш складик не сравнишь с вашим.
— Конечно! — согласилась Аллахова.
Она вышла из-за стола, и я вздохнула облегченно. Оставалась еще дверь, на ней американский защелкивающийся замок.
Аллахова подошла к вешалке в углу, откинула занавеску, достала два синих халата и предложила один мне. Там же, на вешалке, я заметила черное мужское пальто. Несомненно, это было пальто Королёва, которое он оставил, надев новое вместо него.
В дверях кабинета Аллахова пропустила меня вперед. Я ожидала щелчок закрывающегося замка, но дверь прикрылась бесшумно. Очень хорошо!…
Моя экскурсия по складу заняла минут тридцать. Я шла за Аллаховой, слушала, задавала вопросы, испытывая невольное уважение. Сколь ни плохо я еще разбиралась в торговых делах, но могла заключить, что внешне порядок на складе был образцовый. И Управление Торга имело основания занести фамилию Аллаховой на доску Почета.
А сейчас мне нужно было как-то вернуться в кабинет.
Мне помогла Тиунова.
Она попросила Аллахову взглянуть на разбитый ящик, в котором пришли поврежденные товары. Я не пошла за ними, а направилась к выходу.
— Извините меня, — сказала Аллахова. — Я ненадолго.
Не торопясь, я пересекла двор, у дверей конторы оглянулась. Аллахова только появилась в дверях склада. Ей предстоит еще пройти по двору, и даже если ее никто и ничто не задержит более, у меня есть в запасе не менее десяти секунд.
Если все точно и заранее рассчитать, за десять секунд можно сделать многое.
Когда Аллахова вошла в кабинет, я стояла возле вешалки и снимала халат. Не думаю, чтобы у нее могли возникнуть какие-нибудь подозрения. Вот если бы только она сняла отпечатки с ручки ящика своего стола…
Уже на трамвайной остановке я достала карандаш и в телефонном блокнотике записала: «Фактура № 895 на отпуск со склада 57 меховых воротников, на сумму 6576 рублей».
Эта фактура могла оказаться подлинной, по которой какое-то ателье или магазин вполне законно получат для продажи меховые воротники.
Эта фактура может и не выйти со склада — ее, как ненужную, изорвут и бросят в мусорное ведро.
Но фактура могла оказаться и той самой «зацепочкой», которую дожидается полковник Приходько… И тогда моя запись — это начало конца «фирмы» Аллаховой.
Положив блокнотик в свою сумку, на самое дно, я невольно вспомнила холодный коридор, дверь, лязгающую замком, узкое окно, перечеркнутое железным переплетом, и свою мать в черном бушлате, бредущую по коридору впереди конвойного, с руками, закинутыми за спину…
7
Назавтра была суббота — выходной день.
Еще с утра я почувствовала себя неуютно. Или не выспалась, или же устала от общения с людьми, которых не любишь и не уважаешь, с которыми приходится приветливо говорить, подчиняя расчету свои слова и поступки.
Хотела заняться простыми и бесхитростными делами.
Я решила начать с кухни.
Пришла пора внести разнообразие в наше полуфабрикатное меню. А что, если испечь оладьи?
Не имея никаких кулинарных талантов, я все же знала, что оладьи — это не бог весть какая сложная проблема, если у тебя есть под руками блинная мука. А муку я купила заблаговременно. Настало время проверить, что из нее может получиться. К оладьям имелась банка сардин в масле, а на сладкое — абрикосовый джем.
Петр Иванович, ошеломленный моей кухонной суетой, попросил разрешения присутствовать и уселся в сторонке на табуретку, попыхивая своей трубочкой. Я забыла сказать, что он изредка, под настроение, покуривал.
— Давно не видел, как женщины пекут оладьи, — изрек он. — Особенно молодые женщины, возраста моей дочери.
— А ваша дочь разве не пекла вам оладьи?
— Моя дочь? Да она отроду не пекла оладьи ни для кого. Притом, если бы вы были моей дочерью — это было бы совсем другое. Вы хотя по возрасту и годитесь мне в дочери, но все же не моя дочь, на которую распространяется родительский комплекс… А вообще-то, чего ради на вас напало сегодня такое творческое настроение?
— Сама не знаю. Кухонная стряпня — удел семейной женщины. Возможно, решила вспомнить, что когда-то была семейным человеком.
— Скажите, как расхвасталась. Она была семейным человеком. Жила вдвоем с мужем — какая же это семья?
— А что же это такое, когда вдвоем с мужем?
— А так, ничего. Разнополое содружество.
— Содружество все-таки… А если и дружбы нет?
— Тогда — симбиоз. Семья начинается, когда есть дети.
Я резко шлепнула тесто на сковородку, горячее масло брызнуло мне на руку, я зашипела и чертыхнулась, конечно, про себя.
— Да, — согласилась я. — Значит, семьи у меня не было.
— Ничего, какие ваши годы. Еще будет.
— Конечно. Куда денешься.
Я сняла со сковороды первую порцию.
— А как вы, Петр Иваныч? У вас была дочь, но не получилось семьи?
— Петр Иваныч посопел потухшей трубкой. Я достала с полки спички.
— Не получилось, — согласился он. — Вероятно, здесь виноват Джек Лондон, его возвышенное отношение к женщине, которую он воспевал в своих романах. Если бы в своей юности я увлекся не им, а, скажем, Чеховым, все было бы иначе.
— Да, к женщинам они относились по-разному.
— Конечно! В чеховских рассказах не найдешь женщин, в которых юноше захотелось бы влюбиться. Зато все литературные героини Джека Лондона ослепительно хороши. Я поверил ему на слово. Как только знакомился с девушкой, возносил ее на пьедестал и начинал на нее молиться. Каждая девушка не против того, чтобы на нее молились, но не хочет вечно обитать на небесах. Поэтому все мои романы заканчивались тем, что моя богиня находила себе более практичного поклонника.
— А ваша жена?
— Моя Мария Семеновна тоже была практичной девушкой и решила, что мой идеализм — временное явление. Вроде юношеских прыщей на носу. Что все это пройдет, как только в силу вступят нормальные земные отношения. И правильно, мой идеализм прошел. Весьма быстро я убедился, что моя Машенька — это не Мод Брустер из «Морского волка». Появившаяся дочь уже не могла ничего изменить. Разочарование мое было слишком велико, чтобы остаться незамеченным… Моя жена тоже поняла, что я не герой ее романа. Она была женщина решительная, и у нее появился другой муж.
— Более материальный, — вставила я.
— Да, он был главный бухгалтер какого-то там комбината.
— И он принес ей счастье?
— Нет, не принес. Но это уже другая история. А я посвятил свою жизнь журналистике.
— Конечно, журналистика этого стоит… Ну, оладьи готовы.
— Выпьем марочного?
— Не искушайте.
Мы быстренько прикончили первую порцию оладий с сардинами, принялись за вторую, и тут зазвонил телефон.
— Вот! — заворчала я, — Спокойно не поешь.
Я сняла трубку, не успев проглотить очередную оладью. Ответ мой прозвучал невнятно, пришлось повторить:
— Да, да! Это квартира. Совершенно верно: Бухова Петра Иваныча. Почему вам отвечает женский голос?… Этот голос появился здесь недавно. Как я понимаю, вам нужен мужской голос.
Подошедший Петр Иваныч взял трубку.
— Так это ты, Максим! Давно приехал?… Ну, как там живут в Якутии?… Хорошо живут? Вот и мы хорошо живем. Женский голос?… Как тебе сказать. Ты приходи сам. Вот я и говорю — приходи! На оладьи. Да, даже так! Послушай-ка… вот, не успел ему сказать…
— Чего не успели сказать?
— Мужской секрет.
— Люблю мужские секреты.
— Я тоже люблю… Значит, сейчас к нам придет Максим Крылов, работник Ордынской районной газеты. Максиму чуть больше тридцати — старый журналист. Еще школьником приносил ко мне свои очерки. С отличием окончил институт. Итак…
