Джеймс Чейз - Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы
Доктор удивленно вскинул голову.
— Я имею в виду то, что, находясь в больнице, пациент, ставший наркоманом, понимает, что, если его уличат, его сразу же лишат наркотиков, и ведет себя смирно. Но как только его выписали из больницы, ему приходится доставать препараты на стороне за куда более дорогую цену, а без них он уже не может обходиться.
— Все начинается с неконтролируемой зевоты, — сказал доктор, — настолько сильной, — что получается вывих челюсти. Дикий озноб. Вернее сказать, человека колотит, одновременно он весь покрывается потом. Если человек везучий, он засыпает после такого приступа, но вскоре просыпается. Из носа течет столько слизи, что с ней не справиться никакими платками, потом — обильное слюноотделение. Известны случаи, когда больные захлебывались собственной слюной. Человеку холодно, он не может ничем согреться. Следующий этап — рвота и непроизвольное мочеиспускание. Мускулы перестают ему подчиняться. Он хочет натянуть на себя одеяло, а вместо этого ногами скидывает его. Если у него есть силы, он поднимается и начинает безостановочно ходить туда-сюда, но это не помогает. Ничто не помогает. Озноб продолжается. Он падает на пол и кричит. Ему необходим наркотик.
— Естественно, что цены на них бешено растут, — усмехнулся Дэйв.
Руки у де Калба сжались в кулаки.
— Я непременно узнаю, кто это делал!
Дэйв покачал головой.
— Позвоните в полицию, обратитесь персонально к капитану Кзмпосу. Он согласился с вердиктом о случайной гибели Джона Оутса, но только потому, что был завален работой, а это экономило время. Ваш звонок настроит его на боевой лад, с заданием он прекрасно справится.
Дэйв поднялся.
— На своей работе я сталкиваюсь с офицерами полиции. Как мне кажется, Кэмпос — один из самых сообразительных.
Де Калб тоже поднялся.
— Утром же позвоню ему.
— Зачем ждать до утра. Позвоните ему сейчас. Я видел его сегодня.
Телефонный аппарат стоял на столе. Дэйв снял трубку и протянул ее доктору.
— Если его нет на месте, звоните ему домой. Когда он узнает, в чем дело, он не станет возражать.
Появилась маленькая девочка. Она размахивала открытой книгой.
— Папочка, папочка! Почитай мне. Мамочка говорит, что она не любит змей.
В ее голубых глазах стояли слезы, губки дрожали.
— А ты мне обещал, обещал!
Де Калб положил трубку на рычаг и поднял дочурку на колени.
— Я обещал и почитаю тебе, но сперва мне нужно позвонить одному дяде по телефону.
Он вытер ей на лице слезинки тыльной стороной ладони.
— Я пошел, — сказал Дэйв.
8
Торговый центр был вызовом света надвигающейся темноте окружающих гор. Его реклама сверкала яркими красками. Большого наплыва покупателей не было. На площадке, где свободно могло разместиться полсотни машин, стояло всего три. Дэйв оставил свою машину возле аптеки и вошел внутрь.
Здесь царила тоскливая тишина, нарушаемая едва слышным стуком пишущей машинки где-то в заднем помещении. Дэйв двинулся туда между витринами с зубной пастой, дезодорантом и лосьонами. Стойка была очень высокой, сверху стояли старомодные банки с сушеными травами. Наверху имелась надпись: «Лекарства по рецептам». Между банками торчала голова молодого человека, его черные кудрявые волосы посередине разделялись пробором и спускались на уши. Карие глаза имели мечтательное выражение, а рот можно было сравнить с темно-красной розой. Он мог бы позировать для рисунков Росетти.
— Мак-Фейл? — спросил Дэйв.
— Мак-Саксид, — ответил парень. — Во всяком случае, так меня звали до сегодняшнего дня. Что случилось?
— А что должно было случиться?
— Вы не сказали «мистер Мак-Фейл» и не сказали «Джей Мак-Фейл». Почему-то это звучит официально. Да и вид у вас официальный. Я что-то напутал в рецептах?
— Вы приятель Питера Оутса. Я разыскиваю его. Я из компании, которая застраховала его отца. Страховку должен был получить Питер.
— Секундочку.
Он что-то допечатал на машинке и прошел к тому концу стойки, где она была значительно ниже. На краю лежал кассовый журнал, прозрачный ящик с лезвиями для безопасных бритв и маленькие батарейки для карманных фонариков. Парень был одет в белую куртку, под ней виднелась полосатая рубашка, и красные брюки с широченным ремнем с заклепками. В руке у него поблескивала бутылочка с какими-то пилюлями. Лизнув напечатанную им этикетку, он деловито приклеил ее к склянке, после чего сообщил:
— Я довольно давно не виделся с Питером. Я продолжаю учиться, а он ушел из колледжа. Поверите ли, заделался актером.
— А что тут странного?
— Он же всегда был таким тихоней. Правда, учился игре на гитаре. У него хороший голос. Но стал бы он петь для кого-то? Нет, черт возьми. Стесняется. Он любит одиночество, ходит по горам, ездит верхом, плавает. С виду не скажешь, что он очень сильный, но это так. Его излюбленное занятие — чтение, слушает записи классической музыки. И вдрут неожиданно стал играть на сцене. У Виттингтона, слышали про такого?
— Вы с ним катались на лодке на пасхальной неделе. С ним, с его отцом и доктором де Калбом.
— Верно. Это лодка моих родителей. Вот тогда-то я и видел Питера последний раз… Хотя нет, потом встречал его в городе с Виттингтоном. Всегда с ним. Господи!
Он надписал имя и адрес на желтом фирменном конверте, положил в него бутылочку с пилюлями и сунул под стойку.
— Такое несчастье с его отцом. Я был искренне огорчен.
— После того вы его тоже не видели?
Мальчик выпрямился, повернул голову, наблюдая за Дэйвом краешком глаза.
— Я же сказал…
— Я слышал, что вы сказали. Но Джон Оутс жил на морфии, а морфий отпускается по рецептам.
— У него не было никаких рецептов. Здесь он покупал крем для бритья и зубную пасту.
— Я говорю не о том, что он покушал. Он вам нравился. Он был отцом вашего лучшего друга. Давали ли вы ему то, в чем он нуждался?
Мальчик ударил кулаком по стойке.
— Теперь это уже его не обидит, — сказал он, — и не повредит никому. Нет, я не дал ему то, что он просил. Я нашел его здесь однажды утром, когда открывал аптеку. Он рылся в темноте вон там…
Парень кивнул головой.
— Он был совсем болен, лицо у него было все в поту. Да, он хотел украсть наркотики, забрался тайком в помещение, но не сумел ничего найти. Тогда он стал умолять меня дать ему хотя бы одну ампулу. Господи, какой это был кошмар!
— Вы не сообщили об этом никому?
— Он же был отцом Питера, хорошим человеком, замечательным человеком. Разве я мог с ним так поступить? А что бы вы сделали на моем месте?
— А что сделали вы?
— Предложил ему позвонить его доктору де Калбу. Но он мне не разрешил. Его доводы показались мне бессмысленными, впрочем, это и не были доводы. Он был напуган, смущен, чувствовал себя виноватым. Кончилось это тем, что я отвез его домой. Очень мило с моей стороны, не так ли?
Последняя фраза была произнесена с издевкой.
— Зачем мучить себя угрызениями совести? Вы поступили правильно.
— Я в этом не уверен. Может, он и умер-то потому, что я отказался ему помочь в трудную минуту.
— Кто-то помогал ему, если это слово вам кажется здесь уместным. Так что не переживайте напрасно.
— Я не мог дать ему этот проклятый наркотик! Меня бы уличили, выяснили бы, откуда он получил морфий. А я изо всех сил стараюсь стать фармакологом, а потом выучиться на врача. Если бы меня поймали, можно было бы поставить крест на моем будущем. В тот момент я мог думать только о себе.
Он вымученно улыбнулся.
— Это делает меня несимпатичной личностью, верно?
— Вы рассказали Питеру про этот случай?
— Господи, нет! Как бы я рассказал ему такое?
— И вы не знаете, куда он уехал?
— Иногда, когда ему становилось невмоготу — он ведь не ладил со своей матерью — он брал спальный мешок и уходил на несколько дней в горы. Какое несчастье, что утонул его отец. Питер его очень любил.
— Так все говорят, — сказал Дэйв.
Он вылез из машины и невольно поежился от пронзительного холодного ветра, поднял воротник и, наклонившись, пошел по песку к розовому домику. Дверь гаража не была спущена вниз, развалюха-машина стояла на прежнем месте, белея в темном проеме. Дэйв поднялся на высокое крыльцо и нащупал кнопку звонка. Его звон показался ему слишком громким.
Никто не спешил открывать дверь. Он толкнул ее рукой. Открыто.
Дэйв посмотрел на стрелки часов: 9.50 вечера. Двенадцать часов прошло с тех пор, как он впервые появился в этом доме. Может, она устала от уборки и рано легла спать?
Он снова нажал на кнопку: звонок расколол тишину. И тут он услышал шаги внизу. Под грохот вечернего прибоя ее голос показался ему тонким и слабым.
— Питер? Это ты?
Она быстро взбежала наверх по ступенькам.
