Бернар Миньер - Не гаси свет
«Вранье, — вмешался голос, поселившийся в голове журналистки в те ужасные темные годы. — Не пудри себе мозги, милая моя. Видела их руки? Ты прекрасно знаешь, что дело не только в неумении доверять, так ведь? Ты просто снова боишься посмотреть правде в глаза».
— Почему вы обратились к нам только сейчас?
Лицо полицейского, беседовавшего с Кристиной, оставалось невозмутимым. Непроницаемым. Он был совершенно спокоен, только пальцы его теребили галстук. Дешевый, дрянной. Женщина ответила не сразу:
— Письмо бросили в ящик в канун Рождества. Я… у меня была назначена встреча с родителями жениха. Первая, понимаете? Я не хотела опаздывать.
— Ясно. — Полицейский посмотрел на часы. — Сейчас четверть второго. Вы могли бы явиться в комиссариат пораньше.
— Я работаю на радио, у меня был утренний эфир. А потом я сорок минут ждала своей очереди.
На лице сыщика появился интерес:
— Чем вы занимаетесь на радио?
— Веду ток-шоу.
Мужчина улыбнулся:
— Я знал, что уже слышал ваш голос… Через полчаса у меня совещание, так что много времени я вам уделить не смогу.
Он начал перечитывать письмо, и Кристина спросила себя: «Интересно, он решил проявить большее усердие, потому что узнал, где я работаю, или дело в профессиональной добросовестности?»
— Что думаете? — спросила она, когда ее собеседник отложил листок.
Тот пожал плечами:
— Ничего. Я не мозговед. В любом случае, вчера вечером не было зарегистрировано ни одного самоубийства. Как и сегодня утром. Надеюсь, это вас утешит…
Полицейский произнес эти слова почти равнодушно, как если бы речь шла о взломе или краже сумочки.
— Письмо и вправду странное, — добавил он. — Что-то с ним не так.
— О чем вы?
— Не знаю… Наверное, все дело в тоне… Кто сейчас изъясняется подобным образом? Кто так зовет на помощь? Никто…
«Он прав», — подумала Кристина. Она и сама это почувствовала, когда в энный раз перечитывала текст. В нем было нечто странное, какая-то невысказанная угроза.
Полицейский не спускал с нее глаз.
— Что, если письмо попало в ваш почтовый ящик не случайно? — спросил он внезапно.
— Я не понимаю…
— Возможно, оно написано специально для вас?
Мадемуазель Штайнмайер похолодела.
— Абсурд… Я не понимаю, что хотела сказать эта женщина.
— Уверены? — Глазки инспектора выражали… Сомнение? Недоверие?
— Конечно!
— Хорошо. Кто-нибудь еще держал письмо в руках?
— Мой жених. Так вы этим займетесь?
— Посмотрим, что можно сделать. Как называется ваша передача?
Неужели этот тип флиртует с нею? Кольца у него на пальце нет…
— «Утро с Кристиной». На «Радио 5».
Сыщик кивнул:
— Да, конечно. Мне нравится эта станция.
5. Кончертато[18]
— Расскажите нам, чем именно вы занимаетесь, Жеральд.
Голубые глаза матери Кристины выражали искренний интерес — совсем как в те времена, когда она вела передачу на Первом канале и брала интервью у «цвета нации». К ней в гости приходили актеры, политики, барды, философы, иногда (не слишком часто) комики… Реалити-шоу, этот телеаналог клоаки под открытым небом, придумали много позже.
Кристина смотрела на родителей. Ее идеальные предки. Сидят рядышком на диване, держатся за руки, как новобрачные, а ведь живут вместе уже сорок лет. Штайнмайеры идеальны, Во всем. В мельчайших деталях. Безупречный вкус в одежде. Изысканные вкусы в еде. Общие художественные пристрастия… Кристина уловила легкую неуверенность в голосе пустившегося в разъяснения жениха: он пытался говорить просто и ясно, но выходило скучно.
«Чего ты точно не ожидал, так это оказаться на некоем подобии телевизионной площадки: я виновата, нужно было предупредить. Что и говорить — сюрприз вышел на славу…» — думала радиожурналистка.
— Я понимаю, все это не слишком вам интересно, — заключил ее друг и покраснел. — Хотя дело, которым я занимаюсь, по-настоящему… увлекательно, поверьте. Во всяком случае, для меня.
«Боже, Жеральд, и куда только подевалось твое чертово чувство юмора?!»
Жених посмотрел на Кристину, ища поддержки, и она успела заметить снисходительную улыбку матери. О, как хорошо она знала и эту улыбку, и этот взгляд! Именно так двадцать лет назад мадам Штайнмайер смотрела на гостя, оказавшегося недостаточно харизматичным. Ее программа «Воскресенье на Первом» шла по последним дням недели и начиналась в 17.00. Позже, когда ее телевизионная карьера подошла к концу, она некоторое время руководила еженедельным журналом. Но с появлением Интернета печатное издание впало в кому: большинство читателей решили, что пишущие журналисты — продажные бездари, и всем стало казаться, что бесплатная трехстрочная информация или твит в 140 знаков — абсолютно достаточная порция интеллектуального корма.
— Нет-нет-нет! — нагло соврала Клэр Штайнмайер. — Ваш рассказ действительно увлек меня, я говорю совершенно искренне.
«Не доверяй людям, которые жонглируют словами действительно, искренне, честно» — эту науку Кристина восприняла именно от матери!
— Хотя скажу честно — поняла я далеко не все, — продолжала знаменитая телеведущая. — Почему бы тебе не пригласить Жеральда к себе на эфир, дорогая?
«Зачем? — вздохнула про себя ее дочь. — Чтобы усыпить слушателей? Нет, это было бы слишком жестоко…»
А что же все это время делал ее отец? Улыбался, кивал и позволял всем присутствующим поддерживать разговор. Смотрел отсутствующим взглядом и думал о чем-то своем.
— Я… превосходное вино, — сказал друг Кристины.
— Совершенно с вами согласна. Знаешь, дорогой, Жеральд прав — твое вино просто восхитительно, — поддакнула ее мать.
— «Гран-Пи-Лакост» две тысячи пятого года, — последовал лаконичный ответ отца.
Он наклонился, чтобы долить вина в бокалы. «Интересно, когда и как милый папочка заведет речь о Мадлен?» — подумала Кристина. В том, что рано или поздно он это сделает, сомнений не было. Пусть даже вскользь, но с дрожью в голосе. Упоминание о ее сестре было таким же неизбежным, как рождественская индейка. Мадлен умерла девятнадцать лет назад, и с тех пор отец носил траур. Он был в вечном трауре — как профессиональный плакальщик. «Ваша профессия? — Я был журналистом, писателем, работал на радио и телевидении, вы наверняка слышали о передаче “Большой Скандал”… — А чем занимаетесь сейчас? — Скорблю. Так и запишите — “он в трауре”»… Посвященная ему статья в «Википедии» содержала следующие сведения: «Ги Дориан (настоящее имя Ги Штайнмайер), французский журналист и писатель, родился 3 июля 1948 года в Саррансе (Атлантические Пиренеи), двадцать лет вел самую известную во Франции ежедневную радиопередачу, запущенную в эфир в январе 1972 года и имевшую 6246 выпусков». Он беседовал с самыми знаменитыми артистами, политиками, спортсменами, писателями и учеными Франции, а также с тремя президентами — одним бывшим и двумя действующими. (Кристина помнила несколько имен — Брижит Бардо, Артур Рубинштейн, Шагал, Сартр…) Перешел на телевидение, где успешно работал до тех пор, пока рекламные агентства, покупавшие время на канале, не решили, что передача, куда ежевечерне приглашают одного человека и говорят о значимых, умных и даже интимных вещах, — слишком большая роскошь для прайм-тайма…
— Мы так рады, что познакомились с вами, — сказала Клэр. — Кристина очень много о вас рассказывала.
«Правда? И когда же это?» — мысленно хмыкнула ее дочка.
Ларше взглядом попросил ее о помощи:
— Да… Мы с нею тоже часто о вас говорили.
«Вранье чистой воды, и все это знают».
— И мы счастливы, что она наконец нашла себе ровню, — отозвалась старшая Штайнмайер.
«Боже, сжалься надо мною!»
— Кристина из тех, кто знает, чего хочет, — произнес вдруг Ги.
«Ну вот, благородный отец вступил-таки в разговор…»
Родители повернули головы к журналистке, как пара идеально синхронизированных роботов.
— Именно поэтому мы так гордимся нашей дочерью, — подала свою реплику мадам Штайнмайер, но в ее взгляде читалась скорее попытка убедить себя саму в собственных словах. — Она решила пойти по нашим стопам и очень много работает, чтобы добиться успеха.
— Да, мы очень ею гордимся, — веским тоном произнес отец Кристины. — Мы всегда гордились нашими дочерьми.
— У Кристины есть сестра? — удивился Жеральд.
Началось… Его невеста сглотнула горькую слюну.
— Мадлен была старшей сестрой Кристины, — поспешил объяснить мсье Штайнмайер, и его голос прозвучал на удивление молодо. — С нею произошел… несчастный случай. Мэдди была невероятно разносторонней и исключительно талантливой девочкой… Кристине было нелегко жить в ее тени, но она справилась. Проявила несгибаемую волю…
