Андрей Константинов - Тульский – Токарев
Артем солидным жестом остановил отца:
– Не надо, пап, я осилю.
Василий Павлович удивленно-иронично взметнул вверх брови, но тут к нему обратился дежурный Воксов:
– Товарищ самый оперативный начальник! К вам из Средней Азии – человек восемь!
– И все за талонами на повидло? – удивился зам по розыску.
– Нет, – ухмыльнулся Воксов. – Все принесли по подушке и хотят найти фокусников, которые их им впарили вместо афганских платков.
Токарева аж перекосило всего:
– Какая скотина науськала их хороводом жаловаться?
Воксов пожал плечами:
– Так Птица по гостинице развесил объявление, чтоб гости Города трех революций звонили нам, как кто-нибудь предложит на продажу платки.
– Так ДО звонить надо, а не ПОСЛЕ! – заорал в голос Токарев.
Дежурный удивленно посмотрел на него и чуть нахмурился:
– Я фиников не люблю, а ты будешь не любить узбеков. Вот на них и срывайся!
Василий Павлович обернулся в коридор ОУРа и рявкнул:
– Арцыбашев? Гостиница – твоя земля?
Из кабинета, чуя недоброе, высунулся оперуполномоченный Арцыбашев:
– Это как посмотреть. Считается, что моя, но, с учетом вакансий в отделе и отпуска Терещенки…
Токарев-старший перебил его, категорически мотнув головой:
– В дежурку! Там толпа узбеков правду ищет. Извивайся как хочешь, но чтобы все заявления были зарегистрированы как один материал.
– Это каким же образом?
Проигнорировав вопрос опера, Василий Павлович обернулся к сыну:
– Ты еще здесь? Дуй за харчами! Да, в школу сначала забеги, извинись там. Вперед – марш!
Артем выбежал из отделения, потянулся на солнышке и, не особо торопясь, направился к школе. Занятия там уже закончились, и по дороге он встретил Аню Торопову – одноклассницу, с которой были планы на поход в кино. Аня шла домой, помахивая портфелем, – увидев Артема, она округлила глаза и прижала ладонь ко рту:
– Темка! Ты что натворил? В школе шухер такой был, когда ты в окно выпрыгнул… Брунгильда сразу к Алисе побежала, вся в истерике… А сейчас к ним обеим из милиции пришли, допрашивают в учительской… Что случилось-то? Тебя же до экзаменов могут не допустить.
– Допустят, – улыбнулся Артем и уверенно, солидно добавил: – Решим проблему.
В Ане пробудилась известная женская любознательность, именуемая отдельными мэйл-шовинистами любопытством:
– Тема, ну расскажи! Что случилось-то? Говорят, убили кого-то?
Артем интригующе молчал сколько мог, а потом, нарочито нехотя, кивнул:
– Вообще-то это секрет… Причем не мой, а служебный, но… Так и быть – скажу. Но с одним условием.
– С каким? – оживилась Аня, ощутив возможность первой в классе узнать какую-то сногсшибательную новость. – Честное слово, я никому…
– Поцелуй! – перебил ее Артем. – За поцелуй – скажу.
Аня смутилась, потупилась и даже подалась назад.
– Ну, как знаешь, – с деланым равнодушием пожал плечами Артем и сделал вид, что собирается отправиться дальше. Этого Аня пережить уже не смогла – тайна уплывала прямо из рук:
– Подожди, – решительно сказала она и оглянулась. – Но не здесь же… Не на улице же…
Они забежали в подъезд, поднялись на один пролет… Одним поцелуем, разумеется, все не обошлось… Целовались долго, неумело, намяв друг другу губы до боли, компенсируя неумелость юношеским пылом. Когда ошалевший вконец Артем, уже не чувствуя собственных губ, попытался непослушными пальцами расстегнуть на груди Ани нерасстегивающиеся декоративные пуговицы, она, тяжело дыша, оттолкнула его от себя:
– Не надо… Погоди… Ты… Ты обещал… Рассказать…
Артем мотнул головой, провел рукой по взмокшим (как на тренировке) волосам и выдохнул:
– Ну, раз обещал… Знаешь, отец читал в детстве мне сказки про драконов, которые едят людей, и всегда говорил при этом, что их не существует… А сегодня я понял, что они есть… А значит – где-то есть и их логово. Не понимаешь?.. Ну, тогда без лирики… Там мужика закололи на скамейке. А я одного из его убийц поймал.
Он улыбнулся – и эта улыбка его и подвела. Аня решила, что одноклассник над ней издевается. Ее глаза мгновенно налились обидой:
– Дурак ты, Токарев! И… И…
Топнула ножкой и помчалась вниз, к выходу из подъезда.
– Ань, подожди, но я правда… – бросился было за ней Артем, но вдруг, вспомнив случайно услышанный сегодня разговор отца с матерью, остановился. Поскреб в затылке, вздохнул, вышел из подъезда и направился в школу. Там он забрал из пустого класса свой брошенный в суматохе портфель и поднялся на второй этаж, где располагалась учительская и кабинет завуча. Кабинет Алисы Гивановны оказался незапертым, но в нем никого не было. А вот через наполовину застекленную дверь учительской доносились голоса. Токарев осторожно подошел, чуть шире приоткрыл дверь, заглянул внутрь через полупрозрачное стекло. Увиденная картина радовала – веселый оперуполномоченный Птицын что-то втолковывал Брунгильде – симпатичной математичке – и Алисе Гивановне. Обе смеялись и даже слегка кокетничали с Птицей – так уж он был устроен, с ним почему-то кокетничали все женщины – от школьного возраста до пенсионного. Во взгляде Птицына удивительным образом сочетались детская беззащитность и накладываемая профессией брутальность. Представительницам прекрасного пола немедленно хотелось начать заботиться о Птице – таким он выглядел неустроенным. Конкретные проявления заботы очень быстро заканчивались постелью – причем даже трудно было понять, кто же кого туда в итоге затащил…
Алиса Гивановна Сакоян – строгая армянка лет сорока пяти – сидела на столе (!), кокетливо закинув ногу на ногу – так, что выше приличной нормы задралась узкая юбка, – и хохотала:
– Это ПЭРПЭТУМ МОБЭЛЭ какой-то… Растим ВЫТЯЗЭЙ! Нэт, я горжусь… Мэня допрашивают!
Птица виновато, неустроенно и в то же время игриво улыбался. Токарев-старший знал, кого послать в школу…
Артем помялся, улыбаясь, а потом решил, что извиниться за то, что, ничего не объяснив, выпрыгнул в окно, сможет и завтра. Да и Алису в неловкое положение ставить не хотелось – при школьниках она никогда не позволяла себе сидеть на столе. Честно говоря, Токарев-младший вообще не предполагал, что она может сидеть на столе и шерудить ногами перед мужиком, поскольку всем в школе завуч казалась дамой очень строгой во всех отношениях…
…Обратно в 16-е отделение Артем вернулся через пару часов, нагруженный едой и пивом. Пиво ему удалось купить не без проблем – оно в те времена, между прочим, продавалось не всегда и не везде, да и возраст Токарева-младшего был еще совсем не «пивным». Но он справился с проблемой – ему очень хотелось сделать что-то приятное для отца плюс к тому же, по оперской традиции, с первого «крестника» полагалось проставляться, так что Тельняшкины капиталы пришлись весьма даже кстати…
…В дежурке жизнь текла своим чередом. В клетке на скамейке развалился Тельняшка, не обративший на вошедшего Артема никакого внимания; другой задержанный – по виду обычный гражданин, никак не связанный с преступным миром, – стоял у решетки и пытался договориться с помощником дежурного – не молодым уже старшиной:
– Товарищ старшина, позвоните жене, пожалуйста… У меня и так неприятности будут… Ну пожалуйста, ну что вам стоит…
– Не скули! – оборвал его презрительно Тельняшка. – От тебя падалью смердит!
Задержанный испуганно отшатнулся от решетки и присел в углу прямо на пол, так как все место на скамейке было занято налетчиком.
Тельняшка потянулся и крикнул старшине:
– Командир! Папироску бы!
– Перетопчешься, – зевнул в ответ старшина. – Оперчасть подаст.
– Так ведь скоро уже за амбар поведут стрелять! – возмутился Тельняшка и даже сбросил ноги со скамейки.
– Отстань, – беззлобно ответил что-то писавший старшина, – вот зарегистрирую эту белиберду, выйду…
Налетчик с надрывным завывом вздохнул-всхлипнул после короткой паузы:
– Да-а, вот умер товарищ Сталин, так за нас теперь и заступиться некому!
Из коридора ОУРа вышел дежурный Воксов, усмехнулся и протянул Тельняшке беломорину и одну спичку:
– Не туши только о стены.
– Благодарствую, – с достоинством ответил Тельняшка и тут же зажег спичку о свои брюки. В сторону Токарева-младшего он так ни разу и не взглянул. Артем угостил старшину и Воксова пивом и пошел к отцу в кабинет.
Василий Павлович, увидев принесенную сыном снедь, улыбнулся и присвистнул:
– Растем!
В этот момент зазвонил телефон. Артем начал выгружать припасы на стол, а Токарев-отец схватил трубку:
– Узбекфильм!
– Гюльчатай Прокуроровна беспокоит! – ехидно ответила трубка, и лицо Василия Павловича немедленно приобрело умильно-виноватое выражение.
