Данил Корецкий - Рок-н-ролл под Кремлем. Книга 5. Освобождение шпиона
Но эта идея ему сразу не понравилась. С какой стати он будет кровавого гада увековечивать, спрашивается? Лучше назвать именем какого-нибудь хорошего человека. Вот Пуля, например… Леший даже улыбнулся, когда представил, как на сегодняшнем свидании сообщит своей девушке, что назвал в ее честь добрый гектар подземной Москвы со всякими ржавыми лужами и загадочными летающими козявками. Тоннель имени Пули. Сдохнуть на месте…
— Чего это вы смеетесь, товарищ майор? — спросил Рудин.
— Это я так, о своем, — ответил Леший и погасил улыбку. — Смотри по сторонам внимательней. Скоро должна быть шахта.
Но шахты все не было. На некоторых стенах отчетливо видны следы проходческого бура — зигзаги и спирали. Бурили в сороковых-пятидесятых годах, Леший в этом не сомневался. Он судил по состоянию опорных свай, у которых отшил только внешний слой, не больше 4 сантиметров. В более поздний период деревянные опоры уже не использовались, тем более в Москве, с ее возможностями и богатым метростроевским опытом. В тоннеле обнаружилось немало всякого бумажного и прочего мусора: полуистлевшие сигаретные пачки, упаковки из-под продуктов, осколки бутылок, обрывки газет, где почти ничего уже нельзя разобрать, рваные сапоги и даже две монеты — 2-копеечная чеканки 1937 года и гривенник 48-го.
Но были и другие находки, куда более странные. Например, украшенные резным орнаментом опорные сваи. Резьба по дереву, кроме шуток. Волнистые линии, полукружия какие-то, буквочки — то ли «Т», то ли «Г». И пентаграммы. Звезды в смысле, пятиконечные нормальные звезды. Все это было тщательно и с любовью вырезано у подножия свай, где-то на уровне полуметра. Ровными такими рядочками: звездочка, буквочка, полукружие. Волнистая линия и потом снова: звездочка, буквочка… Всего таких свай они с Рудиным насчитали пятнадцать штук. Наверняка их было больше, потому что осматривать каждую у них просто не было времени. Иногда резьба покрывала наружный, полусгнивший слой, а иногда располагалась под ним — там старое дерево было стесано и зачищено до твердого тела.
Или вот еще — следы босых ног. Целая тропка из таких следов: началась неожиданно, тянулась метров триста по самому краешку тоннеля, в сторонке, а потом внезапно исчезала, словно всем этим босякам вдруг надоело ходить по грешной земле и они решали дальше перемещаться по воздуху. Откуда эти следы? Такие необычные — маленькие, как у ребенка, но при этом широкие, разлапистые такие, толстопятые.
Рудин сказал, что похожие следы у бамбуковых медведей, у панд. Он по телевизору видел, в какой-то передаче. Леший спросил: а крылья у этих панд есть? Рудин предположил, что крыльев нет, зато они должны уметь лазать по деревьям — не зря ведь зовутся бамбуковыми медведями.
— Ну, а деревья ты здесь видишь? — допытывался Леший.
— Сваи вижу, — упрямился Рудин. — Сваи, они почти как деревья, по ним тоже лазать можно!
Леший махнул на него рукой. Пусть думает, что здесь бродили бамбуковые панды, если ему от этого легче.
— Откуда они, эти панды, кстати? В какой стране живут? '
— В Китае вроде, — сказал Рудин не очень уверенно.
— Вот-вот, отлично. Китайские медведи в подземной Москве. Тебе бы, Рудин, передачу на НТВ вести, типа «Вам и не снилось»…
— А чего, поймали бы такого, я бы его Машеньке подарил, у нас ведь скоро свадьба, — вздохнул Рудин. — Правда, самим жить негде, куда медведя девать? У нас квартиру не получишь, а купить никак не выйдет. По крайней мере на зарплату.
— Тогда тебе надо на диггерский паек переходить, — усмехнулся Леший. — То серебро найдешь, то икону старинную… А если библиотеку Ивана Грозного отыщешь, то и особняк в Майами купишь.
— Зачем мне в Майами? Я английского не знаю…
В рации проснулся голос Пыльченко:
— Уперлись в северный торец тоннеля, товарищ майор. Здесь целый завал из кусков бетона и всякой дряни. Дальше ходу нет.
— Сколько прошли? — спросил Леший.
— Два шестьсот.
— Что-нибудь особенное?
— Ничего. Поддоны, гравий, мешки с камнями какими-то — цемент, наверное…
— На сегодня тогда все. Возвращайтесь на базу. Мы с Рудиным закончим проход.
— Вас понял, товарищ майор. До связи.
— О, опять стучит, — сказал Рудин. — Веселый барабанщик проснулся!
— Слышу, — сказал Леший.
Запахало сперва неуверенно, с перебоями. Потом звук стал четче, увереннее, будто и в самом деле барабанщик этот только проснулся и в палочках своих слегка запутался.
— Что там у ребят? Они сворачиваются уже? — судя по голосу, Рудин тоже был бы не прочь свернуться.
— Ты под ноги смотри лучше, — проворчал Леший. — Опять тропка, не видишь?
Рудин остановился, посветил фонарем — точно тропка.
— Падлы босоногие, — сказал он задумчиво.
— Панды, а не падлы, — уточнил Леший.
Глянув на свои часы, Рудин вздохнул.
— Все равно падлы…
Некоторое время они двигались молча. Вдруг идущий впереди Рудин вскрикнул, споткнулся, потерял равновесие, замахал руками… Леший прыгнул, схватил его за шиворот, дернул назад, потом посветил фонарем вниз. И ахнул.
; В землю были вбиты два колышка — наискосок, в полутора метрах друг от друга. Между ними натянута веревка. А чуть правее темнел провал. Идущий должен был споткнуться и провалиться в черную дыру!
Леший направил яркий луч в провал. Белый свет рассеялся в непроглядной бездонной тьме. Если бы не тренированное тело Рудина и не мгновенная помощь.
— Ни фига себе! — только и вымолвил Рудин, увидев ловушку. — Какая же падла этот капкан настрополила?
— Говорю вам всегда — будьте внимательны! — сказал Леший. — Теперь я пойду вперед!
В этой части ветки довольно сыро — никакой пыли, и козявки, кстати, тоже куда-то пропали. На влажной глине отчетливо отпечаталась цепочка маленьких следов, уходящая немного в сторону от основной тропинки. Подсвечивая себе под ноги, Леший и Рудин вернулись назад, чтобы донять, где же все-таки эта тропка начинается. Ничего не нашли. Она просто взялась ниоткуда, чтобы потом точно так же исчезнуть — в никуда. Леший сфотографировал следы, положив рядом «зипповскую» зажигалку для сравнения. Пошли дальше.
— Может, они сквозь стены умели ходить? — строил догадки Рудин. Он посветил вверх, где над самыми головами висел низкий земляной свод. — Или сквозь потолки?
— Кто они?
— Ну, эти… — Рудин не стал уточнять, кто именно. Он посмотрел на нахмуренное лицо Лешего. — Неужели это они ловушку устроили? Сказать кому — не поверят.
— А ты говорил уже?
— Нет, что вы… Я же в своем уме, товарищ майор. Я про «Минус Двести» вообще никому ни слова, даже девушке своей,
— Даже девушке? — удивился Леший.
— Да я серьезно, товарищ майор…
Леший помолчал и спросил:
— А что ты называешь «Минус двести»?
— Как что? — сказал Рудин. — Вот это все. «Горячий тоннель», «Амирову пещеру»… И шахту эту, как вы ее зовете — «Бухенвальд». Так все ребята называют. А что?
— Ничего, — сказал Леший.
Может, в самом деле пусть зовется этот район просто — «Минус двести»? Все равно, сколько там красивых названий ни придумывай, они вряд ли приживутся. Приставать, что ли, ко всем, чтобы «Горячий Тоннель» обзывали «Тоннелем имени майора Синцова»? Нет уж, приставать Леший не любил. Жалко только, что вот память об Амире Железном, например, все же останется на диггерских картах — пусть его и прикончили в этой пещере, как собаку. А он, Леший, который освободил землю от этой сволочи, он нигде не останется… Впрочем, и Америго Веспуччи тоже был не сахар, и никакой Америки он на самом деле не открывал — открыл ее Колумб, как известно, а Веспуччи только занимался тортовыми делами и писал свои дневники.
— Осторожно!!
Даже в луче фонаря было видно, что Рудин стал белее бумаги. Он оскалился по-хищному и слегка присел, согнулся, словно собираясь прыгнуть. Прыгать в общем-то было некуда — впереди, метрах в трех, проход заканчивался гладкой, словно вылизанной, полуовальной стеной из глины. Перед этой стеной, по центру, стояло нечто, принятое сперва Лешим за остатки опорной сваи, украшенной все тем же дурацким орнаментом. Потом он пригляделся и понял, что это идол. Натуральный деревянный идол с грубым и страшным бородатым лицом, оскаленными зубами, короткими ножками и какой-то штуковиной, похожей на отбойный молоток, в руках. На лбу у него, примерно там же, где индусы рисуют себе точку, вырезана пятиконечная звезда. Он был почти черный, словно закопченный, и жирно лоснился. Ниже ног, ближе к земле, опять извивался какой-то орнамент, только не разобрать какой, потому что почти весь он был закрыт человеческими черепами, сложенными у подножия идола в три ряда. Раз, два, три. А еще кости там кучкой насыпаны, шалашиком таким… И все бы ничего, если б не одно обстоятельство, очень неприятное.
