Джон Гоуди - Американский детектив - 4
Патти нежно улыбнулась.
— Я бы сказала, что это почти правда, но в это «почти» я не верю. Ты боишься? Ты, который никогда ничего не боялся? — Она снова покачала головой. — Никогда бы не подумала.
Было время, когда взаимопонимание с ней устанавливалось быстрее, чем даже с Мери. Жена и дочь были очень похожи, но и очень разные; каждая ревниво оберегала суверенность своего внутреннего мира.
— Я многого в жизни боялся, лапушка, — ответил Макгроу. — С того момента, когда увидел тебя в окно роддома, я боялся, что ты однажды уйдешь, и ты ушла…
— Я не ушла, папа.
— В известном смысле ушла. Не знаю, что чувствуют матери, когда женится их сын, но знаю, что происходит с отцом, когда его дочь выходит замуж. — Он заставил себя улыбнуться. Это стоило ему немалых сил. — Никакой самый-самый-самый муж не может быть достаточно хорош.
— Ты думаешь, что Пол самый-самый-самый лучший муж на свете?
«Так вот в чем дело, Макгроу. Что ты ответишь?» Он ответил с улыбкой:
— Бывает и хуже.
«В самом деле? — спросил он себя. — Ты так думаешь и после разговора с Гиддингсом?» Улыбка Патти сразу погасла.
— Интересно, ты это всерьез?
— Ты не слышала, что я сказал, лапушка?
— Мне всегда казалось, что Пол тебе нравится.
— А что заставило тебя изменить свое мнение?
— Твое поведение сегодня. Что случилось, папа?
Макгроу попытался выиграть время. Когда подошел официант, он поднял глаза.
— Еще одну, сэр?
— Да, — ответила за него Патти, — разумеется, папе, мне не надо. — И потом, когда официант отошел: — Что-то очень плохое, да?
— Собственная дочь приперла меня к стене, — ответил Макгроу. Он пытался сохранить легкий тон, но не был уверен, что у него получается. — Не знаю, лапушка. Возможно, кое-что связанное с Башней.
— Что именно? — И, будучи дочерью генподрядчика, женой субподрядчика, сама себе ответила: — Какие-то махинации? Пол? Но как он мог…— Она запнулась, потом спокойно закончила: — Разумеется, мог, почему бы и нет? Из твоих рассказов я знаю, как это бывает — поставки, поддельные накладные, акты на списание. — Она легко произносила все эти термины.— Это так?
— Ничего конкретного еще не знаю, лапушка. И не буду поливать грязью человека, пока не буду уверен.
Тут появилась следующая порция. Макгроу пригубил, но заставил себя пить по капельке. «Тебе сейчас нужен не стакан, а бутылка,— сказал он себе,— и хорошая компания, как в старые времена. С Фрэнком, с Джимми, с О'Рейли и Мактюрком… — Имена звучали в голове как колокольный звон. — Пить, рассуждать и взрываться смехом, как в давние-давние времена».
— Да, папа.
Господи Боже, неужели он говорил вслух? Ставя бокал, он заметил, как дрожит рука.
— Я помню, как ты рассказывал о них, — сказала Патти. — Жаль, что я не знала тебя тогда.
Он уже овладел собой.
— Мне было уже под сорок, когда ты родилась, лапушка.
— Я знаю.
— А бедняжка Мери была всего на год моложе.
— Это я тоже знаю. Но мне никогда не мешало, что мои родители были старше других. Да вы и не были.
— Ну, не знаю, — ответил Макгроу. — Молодость прошла, а тут вдруг появилась ты. — Он улыбнулся. — Мы очень хотели тебя, лапушка. Когда ты родилась, здоровая и невредимая, я упал на колени и возблагодарил Господа. — Он снова поднял свой бокал. — Давай закажем поесть.
Казалось, Патти его не слышала.
— Что с ними стало, с Фрэнком, с Джимми, с О'Рейли и… как же его звали… Мактюрком?
— Да. Это был такой могучий волосатый ирландец, плечи, как висячий мост. — Макгроу помолчал. — Что с ними стало? Я не знаю, лапушка. Да, ну и денек. Сплошные разбирательства и воспоминания. Однажды я видел сон. Лезем мы с друзьями на какую-то гору. Карабкаемся все выше и выше, и попали в туман. Я их уже не вижу, даже голосов не слышу, но нечего делать, надо лезть дальше. — Он вздрогнул и невидящим взглядом уставился куда-то вдаль, как будто вглядываясь в свое прошлое. Ему понадобилось немалое усилие, чтобы вернуться назад, в сегодня, и продолжать. — На вершине той горы я выбрался наконец на солнце. Огляделся, но никого не увидел. Что стало с остальными, я так и не узнал. Думаю, этого человек никогда не знает. На вершине он всегда остается один. — Он уже хотел кивнуть официанту, но вдруг спохватился. — Подожди, ты мне что-то хотела сказать?
— Я хочу уйти от Пола, папа. Точнее, хотела. Но если он угодил в неприятности…— Она улыбнулась, посмеиваясь над собой. — Я не хочу строить из себя благородную даму. Благородные дамы невыносимы, потому что все портят этим своим благородством. Но если у Пола неприятности, то сейчас не время бросать его, папа?
— Не знаю, лапушка. Не знаю, что тебя толкнуло на это. — Макгроу замялся. — Ты мне не хочешь рассказать?
Он спокойно смотрел на дочь и ждал.
Патти снова улыбнулась.
— Меня толкнула на это самая банальная из всех причин, — начала Патти, — хотя сегодня она… ей вряд ли придают особое значение. Думаю, большинство женщин не слишком переживают, если их мужья погуливают на стороне. Но я — да.
Макгроу сидел молча, стараясь подавить приступ ярости. Наконец сказал:
— И я тоже. И мама.
— Я знаю. — Патти ласково улыбнулась.— Вы привили мне старомодные взгляды. И я этому рада.
Макгроу снова помолчал. Потом спросил:
— Ты знаешь, с кем?
— Зиб Вильсон.
— А Нат знает?
— Я у него не спрашивала.
Наступила тишина.
— Наверное, — начал Макгроу, — если бы у вас были дети… Я знаю, что это старомодно…
— Детей у нас никогда не будет. Это еще одна причина. Пол сделал вазэктомию. Прошло немало времени, пока ой соизволил мне это сообщить, но это так.
Патти взяла меню. Потом ослепительно улыбнулась.
— Ну а что у тебя новенького? Полагаю, мистер Макгроу, вам стоит заказать поесть. Или вы хотите накачаться одним спиртным, старый пьяница?
«Боже, — сказал он себе, — если бы я мог так относиться к своим проблемам! Но не получится».
— Ты говоришь, как…
Глаза Патти подозрительно заблестели.
— А ты, папа, говоришь…— Она запнулась. На глазах у нее появились слезы, и она, достав бумажный носовой платок, принялась сердито вытирать глаза. — А, черт! — вырвалось у нее.— Черт! Черт! Черт! Я не собираюсь реветь.
— Иногда, — ответил Макгроу, — человек должен или разреветься, или разбить что-нибудь вдребезги. Я тебя понимаю, лапушка.
* * *Из ресторана в редакцию Зиб вернулась на такси. В кабинете упала на стул, сбросила туфли и, не замечая груду рукописей на столе, невидящим взглядом уткнулась в стену.
Она ни на миг не поверила тому, что Пол Саймон сказал о Нате: что это тип с Дикого Запада, с которым не стоит перегибать палку. О Нате у нее было свое мнение.
С другой стороны, так уж хорошо она знает своего мужа? Можно ли вообще знать другого человека? Эта проблема постоянно обсуждается в рассказах, которые ей приходится читать по работе. Видимо, есть в ней что-то важное.
Они с Натом женаты уже три года, этого достаточно, чтобы узнать, каков человек в быту, а ведь именно в обыденной жизни появляются основные черты характера.
Нат каждый вечер аккуратно вынимает все из карманов И развешивает свою одежду. В ботинки вставляет колодки. Пасту выжимает не сверху, а обязательно от конца тюбика, и Зиб уверена, что, чистя зубы, он отсчитывает ровно тридцать секунд или сколько там положено, сорок пять? Двадцать один, двадцать два, двадцать три…
Зиб спала беспокойно. Нат, наоборот, ложился на спину и больше уже не шевелился. И не храпел. И он был не из тех, что распевают утром под душем или просто действуют на нервы; за завтраком, состоящим из сока, яйца и кофе, обычно весел и не гремит посудой, как будто воюя с врагом.
Он поддерживает отличную физическую форму: утренние пробежки в парке, дорога пешком на работу и с работы и зарядка в течение дня. Бег трусцой и пешие прогулки Зиб бы еще вынесла, но зарядка — для нее уже чересчур, хотя Нат и объяснил ей, что из-за старой травмы позвоночника, которую она получила, упав как-то с лошади, зарядка ей как раз и необходима.
Нат не давал чаевых ни официантам, ни таксистам. Всегда был точен. «Мартини» он предпочитал «бурбон», что вначале казалось странным, но теперь уже стало привычным. Ему нравились красивые женщины, но Зиб была совершенно уверена, что дальше взглядов дело никогда не шло. Их сексуальная жизнь была приятной, разнообразной и не перешла в привычку, как это часто бывает.
Где же во всем этом мог скрываться характер, который обнаружил Пол Саймон?
А почему ее это вдруг так заинтересовало? Может она представить Ната в роли разгневанного мужа, который бросит ей в лицо обвинение в измене и, если верить Полу, примет ответные меры? Ерунда.
