Джеймс Кейн - Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

— Разве это не сделало тебя счастливой?

— Я его ненавижу.

Я задал еще несколько вопросов, и она поведала мне, как старый Блаунт сам оплатил больничные счета, а также ежемесячно выплачивал Белл небольшую сумму на содержание ребенка. И затем она не выдержала:

— К черту, будь все проклято! Все, что ты мне говорил о том, что нужно быть хорошей и совершать хорошие поступки — все это ложь! Я вела себя хорошо, и погляди, что теперь со мною стало.

— Нет, ты согрешила.

— Я не грешила. Я любила его.

— А если бы он тебя любил, то женился бы на тебе.

— Да кто ты такой, чтобы читать мне наставления? Вот ты жил по совести, как праведник, а сам от жизни ничего хорошего не видел. Неужели ты не знал, что Белл обманывает тебя? Неужто не догадывался, что она изменяет тебе с Моуком?

— Он все еще жив?

— Жив, а чего ему сделается? И банджо его тоже цело.

Думаю, с моей стороны не будет сильным преувеличением сказать, что Моук доставил мне больше неприятностей, чем все прочие люди вместе взятые, и даже теперь я не могу спокойно слышать о нем. Это был маленький, тщедушный человечек из местечка Тьюлип — вот именно, это был даже не городишко, а так, несколько хижин, выстроенных в лощине неподалеку от церкви. Жил он в деревянной хибарке, стены которой были обмазаны глиной, и никогда не утруждал себя работой. Но зато у него было банджо. И по субботам, когда день уже начинал клониться к вечеру, он играл на нем в поселковом магазинчике, а затем пускал шляпу по кругу; все остальное время он ошивался неподалеку от моей хижины и бренчал на своем дурацком банджо. Белл говорила, что под такую музыку и лимонад пьется веселее; мне же отчаянно хотелось огреть его со всего маху этим самым банджо по пустой башке и затем послушать, что издаст более звонкий звук — его голова или же все-таки банджо. Я до умопомрачения ненавидел их обоих. И однажды понял, что происходит. А на следующий день она уехала и увезла детей. Наверное, по моему выражению лица Кейди догадалась, какого рода мысли одолевали меня в тот момент, потому что она сказала:

— Просто потрясающе, как они обошлись с нами: с тобою и со мной.

— Это все в прошлом.

— Я хочу быть плохой.

— Давай лучше сходим в церковь.

Однако во время проповеди она задумчиво глядела в окно, из которого открывался вид на горные склоны, и не думаю, чтобы она услышала хотя бы слово из всего, что было сказано священником. А после службы, когда мы обменивались рукопожатиями с мистером Риверзом и прочими обитателями Тьюлипа, она пыталась быть милой и обходительной со всеми, но как ни старалась, так и смогла вспомнить никого из старых знакомых, даже после того, как я представил ей их по именам. И кое-кто из них явно это заметил. Я видел, как Эд Блу глядел на нее своими поросячьими глазками. На самого Эда Блу мне было наплевать, меня никогда не интересовало его мнение, и все же мне не хотелось, чтобы он стал распускать по округе сплетни. Некоторые из этих людей помнили ее еще маленькой девочкой и были не прочь установить добрососедские отношения, а всякого рода пересуды и досужие домыслы вряд ли могли тому поспособствовать.

Убирать яблоки, чистить кукурузу и резать кабанчиков мне всегда помогали двое парней, что жили выше по течению ручья, и тогда она готовила обед для нас троих и выполняла множество других полезных поручений, например, отправлялась на грузовичке в Карбон-Сити, чтобы доставить что-либо из срочно понадобившихся нам вещей, или же не ложилась спать до самого рассвета, всю ночь помогая мне готовить «скрэпл» — кушанье из кукурузы со свининой и кореньями. Когда же наступали холода, работы становилось меньше, а Джек с Мелли возвращались домой, она порой целыми днями просиживала в хижине, тупо уставившись в пол и не произнося ни слова. И затем как-то вечером, после того, как я весь день только и занимался тем, что лущил кукурузу, она вдруг поинтересовалась, а что, собственно, я обычно со всем этим делаю.

— Ну, большая часть идет на корм скоту.

— Два мула, шесть свиней, две коровы и несколько кур сожрут такую прорву зерна? Бог ты мой, и прожорливые же твари. Вот уж никогда бы не подумала, чтобы животные так много ели.

— Ну а что-то продаю…

— За сколько?

— За сколько предложат. В этом году за доллар десять центов.

— За такие-то гроши?

— По товару и цена. Теперь за это можно хотя бы получить живые деньги. А то бывали времена и похуже, когда зерно никто и даром брать не хотел, а десять долларов и вовсе считались настоящим богатством.

— Бушель зерна стоит дороже.

— Но кто даст тебе больше?

— Ну, может быть, кафе.

— Кейди, к чему ты клонишь?

— Тебе нужно лишь растолочь, размять его а затем один раз процедить. За это можно получить по пяти долларов за галлон. Если же запастись терпением, то можно получить и больше. Просто выдержать все это хозяйство в бочках месяца два, и тогда тебе заплатят и все десять.

— Когда вышел сухой закон, люди перестали заниматься такими вещами.

— Но теперь, когда выпивку достать не так-то просто, снова потихоньку начинают. Так что приготовленная в горах выпивка разливается в городские бутылки, и на этом можно очень даже неплохо заработать.

— Откуда ты всего этого набралась?

— В Карбон-Сити. А что если я ездила туда не только за ящиками для твоих яблок, но еще и завела полезные знакомства? Вот они и просветили меня насчет того, как можно быстро и без особых хлопот заработать много денег.

— А они, случайно, не говорили тебе о том, что это противозаконно?

— Ну и что. Сейчас много чего против закона.

— И я этим не занимаюсь.

— Мне нужны деньги.

— Для чего?

— Чтобы купить одежду.

— А твои платья тебе уже что, разонравились?

— Конечно, в деревенской церкви они смотрятся вполне сносно, но вот в Карбон-Сити в таком старье не появишься. Я же уже говорила тебе, что я и так уже слишком долго была неудачницей по жизни, но зато теперь я твердо намерена вырваться из этого порочного круга.

— Тогда почаще ходи в церковь и поменьше бывай в городе.

— Ну… так с ума от скуки сойдешь.

Я продолжал лущить зерно, но не молоть, ни мять его не стал. И вот как-то раз она ушла из дома с утра, сразу после завтрака, и возвратилась лишь в начале одиннадцатого вечера.

— Где ты была?

— Я себе работу нашла.

— И что же это за работа?

— Напитки буду подавать.

— Где?

— В кафе.

— Послушай, это не самая подходящая работа для порядочной девушки. Тем более для девушки с образованием, которая может преподавать в школе.

— Зато там платят больше, чем в школе. И вообще, там лучше.

— С чего ты это взяла?

— Потому что если мне вдруг захочется завести себе ребенка или еще что-нибудь, то меня не вышвырнут оттуда, как собаку, а потом позволят снова вернуться на то же место, и будут хорошо относиться и к моему ребенку, и ко мне.

— Что это еще за новости насчет того, что «вдруг захочется завести ребенка»?

— Ну, если встретится хороший человек, то почему бы и нет?

— Прекрати кощунствовать!

Она стащила с головы шляпу, тряхнула головой, отчего ее волосы рассыпались по плечами, и отправилась спать. Подобная сцена повторялась изо дня в день на протяжении довольно долгого времени, наверное, месяцев двух-трех. Она пропадала где-то целыми днями, возвращалась затемно, в десять, одиннадцать часов, а порой и в полночь, мы постоянно ругались, я бесился и выходил из себя, особенно когда она начала приносить домой одежду, купленную, если верить ее рассказам, на чаевые. Но тогда это должны были бы быть очень щедрые чаевые. И вот однажды она не вернулась домой; я же в ту ночь так и не сомкнул глаз. Я спустился вниз на шоссе, чтобы встретить последний автобус, а когда оказалось, что она так и не приехала, то сам отправился в Карбон-Сити на своем грузовичке и разыскивал ее повсюду. Но ее нигде не было. Несолоно хлебавши я возвратился домой, повалялся без сна на койке, принялся делать что-то по хозяйству, и вдруг меня осенило. Все сомнения были отброшены прочь, я знал, что мне делать и как поступить.

Ближе к вечеру того же дня я оседлал мула и отправился по тропе, что вела вверх по склону горы, к хижине, что была выстроена там бывшим управляющим, который в молодости был большим любителем сходить на охоту. Конечно, в ней уже давно никто не бывал, так что мебели там не было, а на полу и стенах лежал толстый слой пыли, но зато в пристройке я все же нашел то, что искал. Это был старый водонагреватель, представлявший собой водруженный на платформу большой бак объемом в сотню галлонов со спиралью внутри. Прежний хозяин установил здесь этот агрегат на тот случай, чтобы он сам и его друзья могли бы при желании в любое время принять ванну.

— Боже мой, как хорошо, что ты вернулась.