Безмолвие - Джон Харт
— Она тут отлеживалась. Боялась, наверное… Пряталась.
— Когда ушла?
Леон потер землю между пальцами и посмотрел в глаза своей бабушке, где уже мерцали знакомые искры неутоленного голода. Налегая на палку, старуха подалась вперед, привстав от нетерпения на мысочки.
— Недавно. Может, несколько минут.
— Найди ее.
— Чтобы ты ее убила?
— Меньше думай.
Но Леон думал. Выпрямившись, он поднял фонарь и повернул на запад. Следы вели на север, к холмам.
— Идем. Я отведу тебя, куда надо.
Никталопия[22] помешала старухе вовремя понять обман. Лишь когда впереди замаячили огни, а под ними обозначились контуры машин, когда появились намеки на движение и проступили силуэты людей, Вердина сказала:
— Это же церковь.
— Да.
— Кри не подошла бы так близко.
— Ты просто иди.
Леон шел позади и, когда Вердина остановилась, шагнул вперед и крепко взял ее за руку.
— Отпусти меня.
— Ты убила тех женщин.
— Так было нужно.
— Ты планируешь убить Кри и Джонни.
Она презрительно рассмеялась.
— Не забудь про адвоката.
— Я эту ночь никогда не забуду. Никогда.
Только после этих слов Вердина поняла, насколько серьезно настроен внук.
— Убери от меня руку, мальчишка.
Но Леон лишь крепче сжал пальцы. Он тащил ее к церкви, и из-за деревьев уже доносились крики. Полицейские заметили свет и шли на него.
— Отпусти меня.
— Скоро все кончится.
Вердина взвела курок револьвера. Ствол ткнулся Леону в ребра.
— Ты не станешь в меня стрелять.
— Откуда тебе знать… Как был дурнем, так и остался.
— Если так, стреляй. Давай.
Он остановился и посмотрел на нее сверху вниз. Старуха ответила твердым немигающим взглядом и потянула за спусковой крючок. Ничего. Она повторила попытку. Леон забрал револьвер.
— Я же тебе говорил, что стрелял из него дважды двадцать лет назад.
— Ты уже должен был сдохнуть.
— Дело в том, — сказал Леон, — что у меня было всего шесть патронов.
* * *
Джонни увидел огонь с вершины своего «спального» дерева. Уловив запах дыма, он обнаружил огонек на третьем от начала холме. Только на этот раз, в отличие от прошлых, огонек не прятался. Костер пылал открыто, словно приглашая к себе, так что Джонни спустился с дерева и, следуя знакомым маршрутом, направился к месту. У подножия третьего холма перебрался через валуны и стал подниматься по каменистой осыпи. Костер развели примерно на второй трети подъема, и Джонни, помня, как едва не погиб здесь в прошлый раз, сбавил шаг. Но теперь тропинки не путались и не исчезали, огонь не перемещался, а оставался на одном месте. Подъем закончился на уступе, с которого открывался вход в пещеру со скошенным, уходящим вниз потолком. Обойдя костер, Джонни увидел слабый свет в самой глубине. Что-то двигалось там, какая-то тень.
— Джон Мерримон? — Никто не ответил, но желтый свет сделался ярче. Наверное, Джонни не смог бы сказать, что почувствовал в пещере, кроме, конечно, страха. — Я иду.
Впереди был поворот, но Джонни заметил его едва ли не в самую последнюю секунду. В том месте, где пещера уходила в сторону, зияла уже знакомая ему пустота.
— Джон Мерримон?
Вздох тронул воздух, а потом прозвучал голос, такой усталый и тихий, что его было едва слышно:
— Так ты меня видишь?
— Вижу мерцание.
— Это трюк, которому я выучился. Обман. — Мерцание рассыпалось, и Джонни увидел каскад образов: старик, мальчик и нечто ужасное, скрюченное и переломанное. Они пробежали один за другим и исчезли, оставив только мерцание.
— Люди бесконечно предсказуемы. Игра света. Старая любовь. Еще более старый страх. Напрягаться почти не приходится, что, наверное, хорошо, учитывая все обстоятельства.
— Все обстоятельства?
— Время, усталость, возраст.
Вглядываясь в пустоту, Джонни подошел ближе.
— Уже достаточно близко.
Не подумав как следует, он сделал еще два шага вперед, и его вдруг схватила, подняла над землей и подвесила в воздухе невидимая сила. Шевельнуться он не мог и лишь едва дышал.
— Мой дом, — произнес голос. — Мои правила.
— Твой дом — да.
— Уверен, что понимаешь?
— Пожалуйста.
Невидимые пальцы разжались. Джонни упал на землю и потер горло.
— Это ведь Джон, да?
— Сейчас это имя мало что значит для меня.
— Но я тебя знаю.
— Ты знаешь, каким я был. Это не одно и то же.
Мерцание снова рассыпалось, и Джонни увидел согбенную фигуру старого во всех отношениях человека. Кривые, высохшие ноги, перекрученные руки. Серая, в пигментных пятнах кожа. Было и что-то еще, залегающее глубже, какая-то порча, выражающаяся в форме черепа, во вздутиях под кожей. С человеком, которого Джонни видел в снах, у него не было ничего общего.
— Что, и вправду так плохо? — Старик поблек, растаял, но появился Джон Мерримон, такой, каким знал его Джонни: чуть повыше, чуть пошире. Он даже попытался улыбнуться, но не получилось. — Какой образ предпочитаешь ты?
— Я привередливым никогда не был.
— Это да, не был. — Перед Джонни снова возник старик. — Ты и не просил для себя ничего, и не брал лишнего. Я даже восхищался тобой одно время: твоим ощущением своего «я», твоей любовью к этому месту. Поэтому и принял тебя здесь. Исцелял твои раны. Сделал так, что Пустошь стала твоим домом. Я одарил тебя…
— Восприимчивостью…
— И снами.
— Почему?
— Ты любил бы эту землю, как любишь ее сейчас? Ты принял бы это все без дара предвидения?
Он имел в виду пещеру, себя самого, свою уродливость. Но Джонни видел картину немного по-другому. Он думал об Айне в грязной яме, о том, с какой яростью Джон сорвал камень с шеи женщины и как закопал ее заживо.
— И все это время ты пробыл здесь?
Глаза, смотревшие на него из темноты, прищурились.
— О чем ты спрашиваешь? — В голосе прозвучали опасные нотки.
— Я не… Просто…
— Она не твоя.
— Что? Кто?
Старик повернулся и раздраженно посмотрел куда-то вбок. Воздух в пещере пришел в движение, как перед грозой. Волоски на руке зашевелились. Дохнуло электричеством.
— Просто спросил, — попытался оправдаться Джонни. — Я… ну, стараюсь понять.
Скрыть страх было невозможно. В старых черных глазах ворочалось безумие, блеснул темный оскал, и Джонни невольно вспомнил Уильяма Бойда, скрученного, раздавленного, переломанного. Он даже представил, как ухмылялся старик. Представил его гнилые зубы, пляшущие глаза…
— Мэрион все еще моя жена, — процедил Джон.
— Хорошо.
— Думаешь, несколько снов сравнятся с этим? — Старик надвинулся на Джонни. — Думаешь, это что-то значит?
— Успокойся, ладно.
Старик не успокаивался. Что-то дикое, необузданное росло и бурлило в темных глазах. Если Джон Мерримон и был здесь, Джонни
