Призрак в машине - Грэм Кэролайн

Удивляла ее только легкость, с которой Эрнест приспособился к новой ситуации. Он поддерживал ее с самого начала, но был мужчиной за шестьдесят, любившим порядок, мир и покой. Когда Карен и Рой стали регулярно приходить в Дан-роуминг, Дорис ждала, что Эрнест будет убегать из дома чаще, чем раньше. Исчезать на заднем дворе и заниматься своими птичками. Или копаться в сарае.

Ничего подобного. Он стал совсем другим человеком. Поил Карен чаем, когда Дорис была занята. Смотрел с ней телевизор, пытался высказывать свое мнение о поп-звездах и представителях других направлений, хотя не знал, кто есть кто. Даже пробовал помогать ей делать домашние задания, которых было поразительно много. Вскоре они с Дорис остро ощутили отсутствие нужной литературы. У Эрнеста было несколько книг о птицах, а у Дорис — десяток любовных романов и журналов по кулинарии и вязанию. В церкви хранилась беспорядочная куча книг. Эрнест разыскал там энциклопедию, а Дорис записалась в передвижную библиотеку, где был хороший фонд. Кроме того, она узнала, что может заказать любую книгу и ее доставят — правда, за дополнительную плату.

Они столкнулись со множеством новых и странных вещей. Особенно это касалось школы. По простоте душевной Дорис думала, что дети уходят туда утром, возвращаются во второй половине дня, и на этом все кончается. Как бы не так. Вскоре она узнала о существовании проектов, экскурсий, до- и послешкольных мероприятий. Дней здоровья, спортивных соревнований и концертов самодеятельности. Лотерей, благотворительных базаров и родительского комитета. Карен, стыдившаяся того, что ее настоящая мать носа в школу не казала, азартно вовлекала Дорис в общественную деятельность.

Миссис Крудж старалась как могла. Собирала марки с изображением Блу Питера[148] пекла пироги для собак-поводырей, шила костюмы для октябрьского выступления школьного хора и искала ветки шести разных деревьев или кустарников для кабинета естествознания. От дежурств в школе и сельском архиве их спасло только то, то Дорис не умела водить машину, а Эрнест больше не рисковал ездить после наступления темноты.

Но даже это не смогло напугать Эрнеста. Его убедили (или, как он выражался, заставили) красить золотой и серебряной краской крепость с башенками для представления в честь окончания осеннего семестра. В программе эта крепость именовалась последним оплотом короля Венцеслава, хотя само представление носило название «Большое приключение Холли и Айви»[149]. Карен сказала, что они напишут этот кусок в ходе репетиций. Дорис отказала девочке только в одной просьбе: взять на рождественские каникулы трех ящериц.

В настоящий момент с деньгами было туговато, но все должно было измениться после выяснения вопроса с пенсией, которая причиталась Карен. Социальные службы отнеслись к идее удочерения «очень положительно» и объяснили, что это будет сделано задним числом. А Рой отдал Дорис четыре с лишним сотни фунтов, которые нашел в комнате Авы. Круджи решили положить половину этих денег на личный счет Карен, а остальное потратить на хорошие рождественские подарки для нее и Роя. С едой проблем не было. Дорис готовила сама, не связываясь с тем, что Эрнест называл «дерьмом фабричного изготовления»; при этом четыре порции получались не намного дороже двух. Кроме того, Рой регулярно приносил что-нибудь из «Теско». Отбивные, фрукты и тому подобное; вчера это была коробка фиников, а в последний уикэнд — отличная жареная курица.

К сожалению, ожидаемых дивидендов от небольшого количества акций «Бринкли и Латама», доставшегося Дорис, не поступило. Вскоре после смерти миссис Латам контора закрылась. Никто ничего не объяснял, но Дорис к этому и не стремилась. Она знала только одно и говорила об этом всем, кому не лень было слушать: от такого у бедного мистера Бринкли разорвалось бы сердце.

Несмотря на это и другие мелкие разочарования, Дорис никогда не чувствовала себя такой счастливой. Но другие родители говорили ей, что за счастье приходится платить. В ее случае платой была постоянная тревога за здоровье Карен. Эта тревога, днем отступавшая в дальний угол сознания из-за множества дел, по ночам собиралась в черный шар и скапливалась где-то в низу живота. Иногда Дорис видела девочку во сне, и эти сны всегда заканчивались плохо.

Головные боли Карен не проходили. Осторожные уговоры сходить ко врачу не помогали. После ужасных слов, сказанных Карен матерью, это было неудивительно. Дорис даже пробовала подкупить девочку. На племянников и племянниц миссис Крудж это действовало безотказно, но тут нашла коса на камень.

Карен никогда не признавалась, что плохо себя чувствует. Страх перед врачами укоренился в ней слишком сильно. Но Дорис замечала, что иногда девочка щурилась от боли. На прошлой неделе она зажала ладонями уши, стараясь не плакать. Взволнованная миссис Крудж поговорила со своей сестрой. Та была убеждена, что это опухоль мозга и что на счету каждая минута.

Дорис пришла в отчаяние. Она не могла рисковать новой и очень важной для нее связью с Карен. Если она хитростью заманит девочку в кабинет, та потеряет к ней всякое доверие. А если врач скажет, что нужно сделать рентгеновский снимок? Дорис представила себе, как испугается бедная девочка, которую «ради ее же блага» приведут в комнату, уставленную странными машинами.

Несколько дней назад Карен простудилась. У нее начался сильный кашель. Нужно было что-то делать. Дорис записалась на прием к доктору Дикенсону, дорабатывавшему последние две недели. Сказала, что дело неотложное, пришла к нему в конце утреннего приема и изложила все с самого начала, тщетно пытаясь сохранить спокойствие.

Доктор сказал, что головные боли могут вызываться множеством причин. Что опухоли мозга встречаются у взрослых очень редко, а у детей еще реже. Но, конечно, Карен нужно осмотреть. Велел Дорис немедленно зарегистрировать девочку и сказал, что заедет в Данроуминг во второй половине дня. У него есть идея, как можно обставить этот визит.

Доктор Дикенсон приехал около четырех часов и оставил свой чемоданчик в прихожей. Заранее предупрежденный Эрнест заварил чай, собрал поднос, велел Карен отнести его, а сам молча ретировался. Когда Карен принесла чай, гадая, достаточно ли он крепкий, Дорис закатала рукав и протянула доктору запястье, которое тот начал бережно пальпировать.

— Тетя Дорис, зачем он жмет тебе руку? — спросила Карен.

— Карен, не говори «он». Это грубо.

— Я — врач твоей тети, сказал доктор Дикенсон. — Боюсь, у нее растяжение связок.

— Ох! Это больно?

— Бывает и хуже, — честно ответила Дорис. Потом отвернулась и спросила: — Повязка понадобится?

— Самое главное — это покой, миссис Крудж. Но я вижу, что у вас есть помощница.

— Она хорошая девочка. — Дорис улыбнулась Карен, наливавшей молоко в чашки с рисунком в виде розовых бутонов. — Не знаю, что бы я без нее делала.

Разнося по кругу тарелку с имбирными пряниками, Карен закашляла и прикрыла рот рукой, как ее учила Дорис.

— Тебе нужно принять лютиковый сироп, — сказал доктор Дикенсон.

— Такого не бывает. — Карен решила, что это шутка, и на всякий случай засмеялась. — Или бывает?

— Этот сироп продается в кооперативе.

— Он правда из лютиков?

— Я принимала такой сироп много лет назад, — сказала Дорис. — Моя мама пользовалась им, чтобы заставить меня как следует пропотеть.

Они чинно пили чай. Доктор Дикенсон сидел напротив, жевал пряник и улыбался так, словно никуда не торопился. Дорис украдкой следила за Карен. Внезапно девочка вскочила.

— Дяде Эрнесту не осталось чая!

— Я сама займусь этим. — Дорис встала с кресла. — Хочу немного размяться.

— А как же твоя рука?

— Ну, поднос я как-нибудь донесу. — Дорис принесла с кухни кружку, наполнила ее и отрезала большой кусок пирога. — А ты, Карен, пока позаботься о докторе Дикенсоне.

— Вообще-то мне уже пора. — Но вместо того чтобы встать и уйти, он спросил Карен, часто ли та смотрит телевизор. А когда девочка ответила «нет», спросил, носит ли она очки. На вопрос «а что» доктор ответил, что она сильно щурится и, возможно, напрягает зрение.