Ростислав Самбук - Скифская чаша
— Я поеду с тобой?
— Посмотрим.
— Но как же?..
— Не волнуйся, я не забуду о тебе.
Видно, единственное, что волновало девушку, — получить плату.
Рутковский почувствовал, что Герда запачкала его ухо помадой — аккуратно обтер платочком. Приближался двенадцатый час, а Кочмар, кажется, только начинал кутеж. Наконец, не допив очередной рюмки, Кочмар склонился на плечо Герды и задремал, выпятив губы и посвистывая. Максим сделал знак девушке, чтобы посидела, оплатил довольно солидный счет, не пожалел чаевых, и кельнер вызвал такси. Вместе с Гердой они перетянули полусонного Кочмара в машину, довольная щедростью Максима, девушка чмокнула его в щеку, Рутковский помахал ей рукой на прощание, и таксист вырулил на шоссе.
Максим сидел сзади, обняв Кочмара левой рукой за плечи.
Притворившись, что расталкивает шефа, спросил громко, чтобы услышал таксист:
— Ключ? Где ключ от квартиры, пан Роман? — Кочмар в ответ только пробормотал что-то невнятное, и Рутковский пожаловался таксисту: — Живет один, и дома нет никого. Перебрал немного...
— Немного? — засмеялся таксист. — Язык повернуть не может. Поищите ключ в карманах.
— Если не найду, придется везти господина ко мне.
— Где же тому ключу быть... — пожал плечами шофер.
И правда, где же быть ключам? Максим давно уже нащупал их в правом внешнем кармане пиджака: два ключа на брелоке, два маленьких ключа от квартирных замков с секретами. А где большой, от сейфа?
Залез в левый внешний карман пиджака, обшарил карманы брюк. Нет. Остались внутренние карманы пиджака. Из одного вытянул бумажник, из другого торчала расческа. И все. Быстро пересмотрел содержимое бумажника, но ключа не нашел. Выходит, пан Роман оставляет его где-то в сейфе охраны или держит в каком-то тайнике. И путь к нему значительно трудней.
Максим сунул Кочмару в карман бумажник и вдруг нащупал кончиками пальцев что-то твердое. Провел ладонью по подкладке: так и есть, вверху еще один секретный кармашек, застегнутый молнией.
Рутковский отодвинул Кочмара в угол машины, навалился на него, чтобы таксист случайно ничего не увидел, расстегнул молнию и двумя пальцами вытянул из кармана ключ в замшевом чехле. Массивный ключ с узорчатой головкой — он видел его один раз, когда Кочмар вызывал к себе: торчал из стального сейфа, будто насмехался над Рутковским, а теперь лежит на его теплой ладони и, наверно, чувствует, как чуть-чуть трясутся пальцы Максима.
Рутковский отодвинулся от Кочмара. Не торопясь сделал слепки с двух сторон ключа и его торцевой части, старательно обтер и снова засунул в чехол. Хотел уже положить ключ назад в секретный карманчик, когда таксист спросил:
— Нашли? Ответил небрежно:
— Где же им быть? В пиджаке.
— Порядок.
— Поможете мне дотянуть господина до лифта?
— Конечно, вам одному не справиться. Тяжелый...
— Ему сегодня посчастливилось.
— Я и вижу: пьян в стельку.
— Сорвал хороший куш.
— Поздравляю. Обмывали?
— Как видите.
— Везет же людям...
Таксист снова замолчал, а Максим осторожно положил чехол с ключом обратно в карманчик. Застегнул его молнией, сидел и слушал, как бьется сердце. Наверно, лишь немного быстрее, чем нужно, — неужели он не волнуется? Конечно, волнуется и теперь, когда все кончилось. Как сказал таксист? «Порядок!» Да, полный порядок, и теперь возникает потребность установить связь с Центром. Завтра или послезавтра он увидит своего человека. Совсем своего. С ним можно разговаривать обо всем, у него, возможно, есть какие-нибудь новости.
А такси уже въехало в Мюнхен и петляло по пригородным улицам.
На следующий день шеф опоздал на работу. Рутковский ожидал увидеть его помятым и, как говорят, не в форме, но Кочмар был хорошо выбрит, пах дорогим одеколоном и глаза смотрели проницательно. Как и думал Максим, Катя Кубиевич позвала его к пану Роману первым. Кочмар, не предложив сесть, посмотрел на него неподвижным взглядом. Наконец сказал:
— С завтрашнего дня, пан Максим, будете работать в комнате ф-7.
— Спасибо, шеф, вы уже говорили мне об этом, и я постараюсь оправдать ваше доверие.
Кочмар удивленно повел плечами.
— Что вы имеете в виду? — начал неуверенно. На лбу у него появились морщины, видно, старался вспомнить, что же действительно произошло вчера и что он пообещал Рутковскому.
Максим не стал испытывать терпение шефа. Теперь нужно было объяснить Кочмару, что он держался до последнего. Сказал, преданно глядя на пана Романа:
— Вчера в полночь, когда мы прощались около вашего подъезда. Я еще хотел поднять вас на лифте, но вы отказались. Были правы, я немного перебрал и прошу прощения.
Какая-то тень промелькнула на лице Кочмара.
— Чего там извиняться... — Вдруг лицо его снова сделалось холодным и официальным. — Мы довольны вами, пан Рутковский, идите и работайте.
— Есть маленькая просьба.
Кочмар свел брови.
— Какая еще просьба? Сразу уже и...
Максим не дал ему договорить:
— Мне бы хотелось усовершенствовать свои знания в немецком. Попался хороший учитель, где-то через месяц-два можно начать... Но он свободен только днем.
— Будете отрабатывать после работы.
— С удовольствием.
— С удовольствием или нет, но будете отрабатывать.
Кетхен Кубиевич, услышав о решении шефа, округлила и так круглые и совсем пустые глаза. Спросила:
— Зачем это вам? Ведь пан достаточно прилично разговаривает по-немецки...
Что он мог объяснить этой красивой дурехе?
— Хочу разговаривать еще лучше.
— Зачем?
— Чтобы лучше понимать Гёте и Шиллера.
— Они работают на нашей станции? Приехали из Израиля? К слову, вы знакомы с паном Анатолем?
— Бывшим писателем?
— Да, таким, как и вы...
Максим погладил себя тыльной стороной ладони по подбородку, чтобы удержаться от язвительной реплики.
— Нет, не знаком, — ответил. — А что?
— На днях я слышала его передачу: чудо, он так хорошо рекламировал канадские пишущие машинки.
— Да, машинки, говорят, неплохие.
— Кстати, — оживилась Кубиевич, — со следующей недели вы будете получать на триста марок больше.
— С меня подарок.
— Мне нравится парижская парфюмерия.
— А я люблю дарить ее женщинам. Не говоря уже о таких красивых, как вы.
Катя покраснела от похвалы. Повернулась к Максиму так, чтобы увидел высокую грудь. Однако созерцание Катерининых сокровищ не входило в план Рутковского: знал, что Кочмару вряд ли понравится такая акция, и ретировался, послав девушке воздушный поцелуй.
Во время обеденного перерыва Рутковский не направился вместе со всеми в буфет. Выскочил на улицу, прошел несколько кварталов, пока не набрел на телефон-автомат. Бросил монету и набрал номер.
— Посредническая контора господина Генриха Штаха? — спросил. Воцарилась пауза — видно, на другом конце провода не ждали звонка. Наконец сочный баритон ответил:
— Вы неправильно набрали номер. Добавьте единицу.
— Спасибо. — Рутковский положил трубку. Итак, встреча состоится завтра. Если бы человек сказал — добавьте двойку, они бы встретились послезавтра, так было условлено еще в Центре, и завтра на одной из боковых улиц за олимпийским стадионом будет стоять белый «пежо» с букетом роз у заднего стекла.
* * *«Пежо» стоял в точно условленном месте, и розы, правда немного увядшие, лежали на месте. Максим открыл дверцу, сел на переднее сиденье, спросив:
— Господин Висбах, если не ошибаюсь?
— Да, я, — ответил человек по-немецки и посмотрел на Максима с интересом. Был он средних лет, с залысинами, в очках, и вид у него был какой-то мрачный. Рутковский почему-то пожалел, что на связь с ним не вышел владелец вчерашнего бодрого баритона. — Петр Висбах к вашим услугам. — Он подождал, пока за угол повернет желтый «фольксваген», и тронулся, когда поблизости не было никого: потому и выбрано было это пустынное тихое место — могли легко установить, не следят ли за Рутковским.
«Пежо» выехал на широкую улицу, сразу вильнул налево: никто не прицепился им на хвост, и мужчина подал Максиму руку.
— Олег, — отрекомендовался он, — называй меня Олегом. Если ничего не случится, я буду поддерживать с тобой связь. Есть полчаса, хочешь, выпьем кофе?
— Нет, — отказался Максим, — повози по городу, мне приятно разговаривать с тобой по-русски.
Они ездили ночными, залитыми неоновым светом мюнхенскими улицами, и Максим рассказывал о своих первых шагах на РС. Олег слушал внимательно. Рутковский с самого начала обратил внимание на это свойство Олега: слушать, не задавая вопросов, пока собеседник не выговорится до конца. Когда наконец Максим умолк, Олег приказал:
— Давай!
— Что?
— Слепок ключа.
— Смотри, а я и правда заговорился.
